Леонид Влодавец - Большой шухер
Гребешку довелось «парковаться» в самое безалаберное время — между застоем и перестройкой. Поначалу он был слабоват, но нахален и в результате часто приходил из парка с фингалами. Потом разогрелся, раскачался и завоевал авторитет. При этом очень ловко избежал приводов и удачно успел уйти в армию. Задержись он буквально на пару дней дольше — влип бы в историю. Кодла, в которой он до этого состоял, прицепилась к каким-то прилично одетым парням. А те оказались оперативниками КГБ, к тому же при пушках и при исполнении служебных обязанностей. Одного из друзей Гребешка грохнули в пределах необходимой обороны, а остальных положили на землю в живом виде, после чего упаковали всех в кутузку. Гребешок узнал об этом уже в армии.
Луза и Налим принадлежали к последнему поколению парковой шпаны, которое росло и развивалось в условиях демократии. Похулиганить им удалось вволю, но очень они попались быстро. На зоне им сразу стало ясно, что они занимались ерундой, пока умные люди дела делали, и по возвращении возмечтали о том, чтоб найти себе крутого пахана.
Как раз в то время город был поделен между командами Черного, Штангиста и Курбаши. Парк отошел к последнему вместе с образовавшимся там рынком. Для шелупони, крутившейся в парке, настали тяжкие времена. Господину Курбатову стали поступать жалобы от владельцев подконтрольных торговых точек. Мол, мы платим за охрану, а тут какие-то неорганизованные ползают, требуют еще… Курбаши выделил на рынок «опергруппу», которая четко отловила самозваных рэкетменов и сделала им козью морду. Точнее, привела их морды в трудноузнаваемый вид. После этого группа прошлась по парку и провела разъяснительную работу. Всем юношам и девушкам было доведено до сведения, что отныне и довеку любые попытки взимать какую-то дополнительную плату с палаточников, лоточников и наперсточников будут караться более строго. В пределах всей торговой зоны был установлен запрет на самовольное «обувание» покупателей, неорганизованное стучание по мозгам, торговлю «кайфом» без «лицензии» Курбаши и на другие мероприятия, грозящие подорвать реноме паркового рынка. Не рекомендовалось также излишне часто чистить морды алкашам, чтоб не отвадить их от традиционных мест распития.
Некоторые лидеры шпаны по молодости и глупости не вняли предупреждениям, считая, что Курбаши берет на понт. Но Юрий Иванович шутить не привык. Он провел «зачистку зеленки» так, как никакой милиции не снилось. Трупов, правда, было немного, тяжких телесных тоже, но с тех пор желающих нарушать установленные Курбаши правила больше не находилось. Да и самой шпаны в парке поубавилось. В городе открыли дискотеки, бары и кафе, где можно было «оттянуться», если есть на что. А вопрос о бабках стал остро — мамы-папы у многих оказались на мели, стало быть, зарабатывать потребовалось самим. Времени на пустое дуракаваляние не осталось. Кто сел в коммерческие киоски, кто взялся их охранять. Одни угоняли тачки, другие их продавали. Кто-то ломал квартиры, кто-то ставил в них металлические двери.
К тому же торговая зона парка под мудрым руководством Курбаши, а затем Степы с каждым годом все расширялась. Правда, не так быстро, как хотелось бы, потому что количество продавцов росло гораздо быстрее числа платежеспособных покупателей. Несмотря на широчайший ассортимент товаров со всего света, основную выручку по-прежнему давала водяра.
Таков был этот парк летом 1996 года, в тот самый день, когда к его воротам подкатила «девятка» с Гребешком и Лузой. Они остановились у бетонной стенки, на которой какой-то рок-фанат несколько лет назад напрыскал краской название любимой группы «Парк Горького», а в более поздние времена некто добавил углем: «…пьяницы». Все вместе это читалось очень актуально.
Кончик «хвоста»
Дождик капал, в лужах, заливших выбоины и вмятины асфальта, лопались пузыри. Из машины вылезать не хотелось.
— Зря мы, Миха, сюда поперлись, — проворчал Луза. — Неужели этого козла могло сюда потянуть? Да и не упомнит его никто, даже если он тут был. Тут каждый день тыщи людей ползают.
— В таком прикиде, как у него, тут и трех человек за день не бывает. Обязательно приметили бы, — возразил Гребешок. — Да он наверняка не один был.
— Отчего бы его сюда понесло? Я лично, если почуял, что меня водят и сумел оторваться от нас — как он, — то первым долгом рванул бы куда подальше. На попутку — и за город, скажем.
— А баксы в кейсе? Это не рублями пол-«лимона». Пробросаешься.
— Ну если знаешь, что за эти баксы без башки оставят, то можно и бросить. Я свою и за миллиард дарить не буду.
— Правильно, поэтому он сам и не погнал в гостиницу. Чтобы, например, ты сделал на его месте?
— Я тебе уже сказал что. Дернул бы, пока рога не обломали. А ты по-другому сработал бы, да?
— Смотря по обстановке. Если бы у меня в городе никого знакомых не было, то, наверно, драпанул бы пустым. А если бы был кто-нибудь знакомый, да еще вхожий в гостиницу, то попробовал бы достать.
— Если бы да кабы… А если бы в номере засаду держали?..
— Ничего не поделаешь. Значит, судьба такая.
— Но все равно, почему именно на рынок приехали, я не пойму.
— Потому что его нашли в двух шагах отсюда. Вон, видишь, крыша торчит? Это дом восемь по улице Матросова. Там он и лежал, в двух шагах от ограды парка.
— Ну и что? Его могли чикнуть за сто верст отсюда, а потом запихать между гаражами.
— Подумай, Луза! — нервно произнес Гребешок. — Только мозгами, если можно. Тебе надо срочно жмура прятать, причем не простого, а полупотрошеного, от которого вонизм идет на сто верст, который весь в кровище и к тому же голый. Ты его потащишь за сто верст?
— Тачка есть — потащу…
— Правильно, только не в город, верно? Ты его за город потаранишь. Опять же завернешь его во что-нибудь, чтобы потом багажник не отмывать. Ты улавливаешь мыслю, юноша?
— Более-менее…
— Что-то по глазам твоим сдается, будто «менее». Продолжаю! Труп голенький, ни во что не завернутый, а следов крови со стороны проезда между гаражами нет. Даже если представить себе, что там были полные лохи, которые, имея машину, привезли жмурика в соседний двор и закинули его между гаражами, то трудно понять, как они там кровянки не накапали.
— Может, затерли?
— Ты ночью разглядишь все пятна? Да ни за что. Обляпали бы всю крапиву с внешней стороны, да еще и помяли бы ее вместе с этим топольком. А крапива смята только со стороны забора. Понял? Дыши носом!
— Но там же дырки нет. Менты смотрели.
— Знаю я, как они смотрят. Конечно, прикинули: раз тропки нет, не топтано, значит, и дырки нет. Ладно, это мы потом проверим. Пошли по гостям!
Луза вздохнул, затянул «молнию» на ветровке и вылез из машины. Гребешок запер «девятку», пискнул электронным ключиком и присоединился к товарищу. У ворот рынка возвышались два крупных мужичка-охранника, в камуфляжках и черных беретах, с дубинками у пояса. На рукавах было нашито нечто вроде геральдических щитов с изображением какого-то зубастого зверя неопределенной расцветки и надписью «ОА „Барс“. „ОА“, надо думать, означало „охранное агентство“. Луза еще в прошлом году стоял здесь, на этом почетном посту, собирая по тысяче рублей за вход на территорию рынка.
— Здорово, барсики, — улыбнулся Гребешок. Луза, напротив, сделал очень серьезное лицо, поскольку работа в «Куропатке» считалась куда как более престижной и возвышала его над прежними сослуживцами. ОА «Барс» было, выражаясь по-канадски, farm-club «Куропатки».
— Здравствуйте, — сказал один из охранников, белобрысый и, несмотря на юные годы, фиксатый. — Чем обязаны, товарищ бывший лейтенант?
— Позавчера вы в это время на воротах стояли? — спросил Гребешок.
— Так точно, — с иронией отозвался белобрысый. — По-моему, ничего не пропало.
— И палатки ваши все на месте, — добавил второй страж.
— Молодцы, отмечу в приказе, — с той же иронией подыграл Гребешок. — Теперь немного серьезней. Вот рожа. Видели такую? Белобрысый скептически хмыкнул и сказал:
— У нас такие не ходят. Не супермаркет.
— А я, по-моему, видел… — неуверенно произнес второй. — Точно! Ты поссать пошел, я один стоял. Часа в два с чем-то, после обеда. Я еще подумал: «Такой крутяк — и без своей тачки». Помню. Он на частнике приехал.
— Не на голубой «шестерке» случайно? — спросил Гребешок.
— Нет. На «Запорожце».
— Один был или с кем-то?
— Один. Частник его высадил и поехал. А этот, прикинутый, на рынок пошел.
— Когда обратно выходил, не помнишь?
— Нет, это не скажу. Мы где-то через час сменились.
— А в течение этого часа он точно не выходил?
— Командир, — хмыкнул белобрысый, — в принципе он мог из парка через любую дырку уйти. И вообще, шли бы вы лучше сначала к Жоре. А то он уже на нас в окошко зырит, думает, что мы на него стучим.
— Сначала мы к моему другану забежим, — сказал Гребешок, — а уж потом вашего Жору озадачим.
