Олег Приходько - Горсть патронов и немного везения
— Да не пили мы, товарищ полковник, хоть экспертизу назначьте! — поднял руку для крестного знамения лейтенант. — Думали, свой.
— А почему ты у него ксиву не проверил, когда он возле блатхаты околачивался, бздила-мученик?! Молчишь?.. Да потому что не было вас там! И не забивай мне баки! Хорошо, вас ветеран на его след навел, а то бы и у больницы не засекли!.. Все! Двести двадцать семь дробь один — инфляция доверия!..
Сержант имел неосторожность нервно улыбнуться.
— Что ты лыбишься, как двенадцатый номер галош?! Номер записал?
— Я записал! — полез лейтенант за блокнотом. — «Пежо», синий, 342-28 MX.
— Синими бывают только… знаешь, кто?.. Еще раз повтори все, что он сказал!
— Сказал: «Свяжись с МУРом, сообщи, что она не вышла на дежурство! А в общем, не надо, я сам сообщу!» И телефон достал.
— Он! — посмотрев друг на друга, хором констатировали Нежин и Каменев.
Позабыв о провинившихся милиционерах, точно их и не было тут вовсе, Старый Опер вбежал по пандусу в приемный покой, приговаривая: «Зачем волку жилетка, он ее о кусты порвет», — что относилось и к милиционерам, и к Столетнику, и ко всем прочим, вышедшим из его доверия.
Десятиминутная аудиенция с процедурной медсестрой, сменившей Зою Шныреву на дежурстве, закончилась выпиской адреса последней в блокнот и подробным повторением всего, чем интересовался и какую информацию получил Столетник.
— Что же ты, сестричка в лаковых сапожках на шелковых каблучках, первому встречному-поперечному своих коллег закладываешь?
Она испуганно опустилась на кадку с пальмой:
— Так он же сказал, что из… из милиции?.. — проговорила испуганно и зарделась, как рак в кипятке.
«Влупился в старую шкуру, прохиндей!» — подумал Каменев и погрозил ей пальцем:
— Чтобы о нем и о нашем разговоре знали только двое: я — и больше никто, ясно?! Дунька Вырви Глаз!
Он стремглав сбежал по лестнице, вскочил в «Волгу», не удостоив вытянувшихся в струнку нерадивых коллег взглядом.
— Уехала! — выдохнул, обращаясь к Нежину. — С Савеловского вокзала уехала!.. Подробности сейчас узнаем. Гони на Минскую, Володя! К Шныревой.
Он снял трубку и стал яростно тыкать в кнопки, потом долго слушал гудки, мысленно проговаривая текст, который собирался изложить Столетнику — нечто наподобие ультиматума, согласно которому тот должен был немедленно явиться пред его очи, а в противном случае он будет вынужден считать его причастным к делу об убийстве Балашовой — раз, и раздружится с ним окончательно — два.
Француз не отвечал.
— Похоже, он вышел на эту Давыдову раньше нас, — предположил Нежин.
— Тер-рпеть ненавижу! — воскликнул Каменев. — Все время под ногами путается. Будь моя воля, я бы всех этих частных сыщиков отправил Беломорканал перестраивать! Бульдозером бы в асфальт закатал!..
Нежин от души рассмеялся.
Глава четвертая
1
Рекогносцировка Викентию не требовалась, и все же он прокатился по «треугольнику», образованному Никитинской, Щелковским шоссе и Сиреневым бульваром. Мало ли куда придется бежать-ехать! Бензина хватило до Дворца тяжелой атлетики, красная сигнальная лампочка замигала уже у «Черкизовского» гастронома — еле дотянул до ближайшей заправки на бульваре.
Доллары он не доставал — хватало денег в рублях. «Не было ни гроша, да вдруг алтын» — все составлял планы, что купит, когда получит жалкие тысячи за поклейку акцизных марок, а тут и тратить не на что.
Он рассчитался за полный бак, внимательно осмотрел противоположную сторону бульвара. Почти напротив находился дом, где обретались Илона и Майвин; в квартале справа виднелась ограда Измайловского кладбища; если скатиться вниз по Никитинской — в аккурат упрешься в 51-е отделение милиции, но Викентаю оно было ни к чему — так, по привычке отметил, по старой памяти. Государственный он был все-таки человек. Вот уж сколько лет прошло с тех пор, как государство выбросило его за борт, а нет-нет да и проскакивало в мыслях что-нибудь ментовское.
Вниз по Никитинской он скатываться не стал, поехал на Щелковское шоссе, всматриваясь в дома, окна, арки, дворы, отмечая стоящий на приколе транспорт, считая этажи, дорожные полосы, светофоры; у дома с вывеской «Ремонт квартир» прижался к осевой, показал поворот, развернулся и продернул до сквозного двора — как раз возле нужного дома. Заперев машину на все замки и вовремя вспомнив о пятой дверце (никогда прежде не ездил на «универсалах»), не спеша прошелся по скверику, все более и более приближаясь к тому месту, которое, по словам Столетника, просматривалось и простреливалось со всех сторон и в котором якобы людей Майвина больше, чем голубей на карнизах.
За углом он поймал в витрине свое отражение. Было в нем и впрямь что-то от другого человека, Викентий даже задержался на секунду, рукой шевельнул — он, не он? Смотрит на себя в стекло, а видит кого-то другого, будто по ту сторону стоит кто-то очень похожий, а все же другой.
«Неча на зеркало пенять, коли рожа крива», — вспомнилось ему дедово.
Солнце осталось за домом, на шоссе, так что тени тоже не было. «Может, меня уже нет? — мрачно подумал Викентий. — Без тени и без отражения что ж за человек? Призрак, да и только!»
Размышление об отражении и тени, как вечных спутниках живого существа, были мимолетными — пронеслись в голове со скоростью осеннего ветра, и он об эфемерности жизни думать забыл. Да и остановился вовсе не для того, чтобы на себя посмотреть: витринное стекло позволяло, не оглядываясь, охватить панораму двора.
А во дворе было пусто.
К этому всегда спокойный Викентий («Ты же непрошибаемый! — кричала в сердцах Маша. — Толстокожий, как слон!») оказался не готов. Голуби на карнизах и вправду были, а людей не было. Окна Илониной квартиры закрыты занавесочками, Столетник говорил, сюда, во двор, выходит кухня.
Машин всего стояло четыре: старый «Запорожец», еще какие-то две — у соседних подъездов, и поодаль, между «ракушками» — «Фольксваген-Джетта». Пожилая полная дама чинно вывела внука на прогулку; в смежном дворе съезжали с поржавевшего хобота «слона» дети, но окуляры биноклей в чердачных оконцах не сверкали, из полуподвалов никто не выглядывал, а между тем нужно было что-то предпринимать — не стоять же здесь маяком в океане.
Решетников демонстративно поглядел на стоявшие часы, повернулся и ушел, словно кого-то не дождался и отправился звонить из автомата. Если бы за ним наблюдали из окна, то все именно так бы и выглядело.
«Нет там никого! — внезапно догадался он. — Нет никого!.. Майвин и все его архаровцы убрались отсюда, как только спровадили Илону в «Утреннюю зарю». Конечно! И квартира стоит пустая».
Он и в самом деле остановился у телефона, нахально набрал номер, выписанный из визитки Ямковецкой. На девяносто девять процентов был уверен: никого нет, и нечего даром время терять!
Однако после нескольких долгих гудков трубку сняли и молча ждали, когда он заговорит первым.
— Алло, — сказал Решетников.
— Говорите, я вас слушаю, — раздался голос, но принадлежал он не Майвину; его Викентий наслушался вчера вдоволь и непременно бы узнал.
Он уточнил телефон.
— Да, — ответил голос. — Кто вам нужен?
— Мне нужна Илона.
Может быть, ее вообще никто никогда не спрашивал, но в трубке воцарилось какое-то испуганное молчание. Решетников явно застал абонента врасплох своим вопросом, и если бы не предусмотрительное уточнение телефона, наверняка бы последовал ответ: «Вы ошиблись». Теперь же ответ был тривиальным, другого и быть не могло:
— Ее. Нет. Дома.
— А когда будет?
— Кто ее спрашивает?
— Друг.
— У нее много друзей. Как ваша фамилия? Если она позвонит, я передам.
«Повесить трубку? — соображал Решетников. — Ну, повешу. А что это даст?»
— Решетников моя фамилия, — пошел ва-банк.
Теперь тишина в трубке стала уже не испуганной, а скорее грозной.
«Не дольше десяти секунд, — решил Викентий. — Если у них есть телефонный анализатор — вычислят в два счета!»
— Решетников? — раздался голос Майвина. — Чего ты хочешь?
— Поговорить с Илоной.
— На кого ты работаешь?
— На себя.
— Где она?
— Эта информация очень дорого стоит.
— Я гарантирую любую оплату.
— Да, но не гарантируете моей безопасности, не так ли? Особенно после того, как пообещали министру Порфирьеву утопить меня с этой информацией в реке.
Викентий повесил трубку. Теперь он стал для Майвина самой больной проблемой, во всяком случае, не менее больной, чем сам Ямковецкий. Бесспорно, Майвин говорил не из квартиры на Сиреневом — скорее всего сидел где-то на даче и держал связь со своими сотрудниками из отдела безопасности, разбросанными по всему городу.
