Евгений Сухов - Слово Варяга
– Да, в нашем интернате. Братья Шатровы. Одного звали Степан, а вот как звали другого, что-то я запамятовал.
– Его звали Борис, – подсказал Чертанов.
– Точно, Боря! – обрадованно воскликнул Курков. – Сколько лет прошло, так что всех подробностей-то и не упомнишь. А почему они вас интересуют? – вернул директор снимок. – Они в чем-нибудь провинились?
– Пока ничего не могу сказать. А вы помните, как они попали к вам?
Директор пожал плечами:
– Обыкновенно… Как и большинство детей. Сами они откуда-то из Подмосковья. Родители погибли. Кажется, произошла какая-то автомобильная катастрофа. Около года их воспитывала бабка, а потом и она померла.
– Понятно, – протянул Чертанов. – А вы можете сказать, какие они были мальчишки? Хулиганистые или, может быть, тихие?
– Я их хорошо помню… Нечасто так бывает, чтобы в детдоме два брата учились. Старший-то был спокойный, рассудительный. Помню, что много читал. Толковый, в общем, парень! Потом он выучился. А вот младший был большой непоседа. Помню, что у него была травма головы в лобной части.
– Как это произошло?
– Катался зимой на санках с горки, ну и ударился лбом в металлическое ограждение. После этого у него даже психика немного нарушилась. Но все равно парень был не без способностей. Шустренький такой. – Улыбнувшись, он добавил: – Даже на фотографии видно, что хулиганистый. Во-он как глазенки бегают!
– Травма, значит, сильная у него была? – уточнил Чертанов.
– Сильная, – подтвердил директор. – Помнится, что он очень долго лежал в больнице.
– А какие отношения были между братьями, вы могли бы сказать?
– Хорошие были отношения… Старший младшего в обиду не давал. Все время опекал его, защищал.
– Было от кого?
– Как не быть, – удивился Павел Сергеевич. – Народу в интернате предостаточно. Всегда найдется тот, кто захочет обидеть. К сожалению, от этого не уберечься, в интернатах всегда так было – старшие обижают младших. Мы, конечно, следим за тем, чтобы ничего такого не происходило, но разве за всем уследишь!
– Верно, не уследишь… Я знаю, что когда-то в вашем интернате трое подростков изнасиловали десятилетнего мальчика. Было заведено уголовное дело.
Директор школы посуровел:
– Было такое. Их осудили.
– Подростки рассказывали, что такие вещи в интернате практиковались всегда… Когда они сами были помладше, с ними проделали то же самое. Это верно?
– Я не знаю, о чем вы говорите, я не читал этих уголовных дел, – холодно ответил директор. – Хотя история сама по себе очень скверная, прямо скажу! Но повторяю, ведь за всеми не уследишь. Это днем они на виду, а что делают вечерами или поздно ночью, мы можем только догадываться. Хотя, конечно же, оставляем дежурных… Но ведь и они не могут быть повсюду. Детдом у нас большой.
– Да, разумеется, – согласился Чертанов. – Мне известно, что и старшеклассницы были предметом домогательства со стороны учителя.
На лице Павла Сергеевича промелькнула растерянность.
– В семье не без урода… Был такой случай, но мы уволили этого подонка. А вы, я вижу, хорошо подготовились к нашей встрече… Хочу заметить, что это был всего лишь единственный случай. Это был учитель математики, у него впоследствии были обнаружены отклонения в психике. А так у нас очень хороший и дружный коллектив. Во всех отношениях, как в моральном, так и в профессиональном плане. Вы знаете, какие люди вышли из нашего детдома?
Чертанов пожал плечами:
– Не имею представления.
– Могу показать, – Курков вытащил несколько фотографий и разложил их на столе. – Вот этот мальчик стал полковником. Вот этот доцент, преподает философию в университете. А вот этот, не поверите…
– Но ведь много и таких, которые встали на кривую дорожку, – перебил его Чертанов.
– Не скрою, есть и такие, – печально признал директор. – Но здесь тоже все понятно. Какой бы хорошей ни была атмосфера в интернате, но интернат все равно никогда не заменит семьи.
– Не заменит, – вынужден был согласиться Михаил. – А старший Шатров к вам наведывался? Ведь он тоже чего-то добился. Вы об этом знаете?
– Слышал, что он закончил какой-то престижный вуз, – вяло откликнулся директор, – даже будто бы добился каких-то серьезных успехов. Но к нам в интернат он не заходил, – он отрицательно покачал головой, – во всяком случае, я этого не помню.
– А вот этого человека вы не знаете? – Чертанов показал Куркову снимок, на котором Степан Шатров был снят с молодым человеком, которого следователь Утекеев назвал волком.
– Нет, не знаю, – пожал плечами Курков. Чертанову показалось, что он не хочет говорить на эту тему. Странно…
– А с кем из одноклассников Шатрова можно поговорить? Вы же наверняка как-то поддерживаете с ними связь?
Павел Сергеевич задумался:
– Разумеется, поддерживаем. Только у всех этих людей такие сложные судьбы, что у парней, что у девчат. Видно, как-то это заложено, что ли, – продолжал директор. Чертанов с удивлением подумал о том, что он уже слышал подобные рассуждения. – Получается какой-то замкнутый порочный круг. Знаете, в нашем заведении есть дети, чьих отцов в свое время я воспитывал. Кого бы вам порекомендовать… Пожалуй, Екатерина Алексеевна Копылова, – произнес Курков.
– Копылова? – невольно удивился Михаил. И тут же пожалел о том, что не сумел сдержаться.
– А что? – с удивлением посмотрел директор на Чертанова.
– Это не у нее убили дочь?
– У нее, – горестно вздохнул директор. – Мария… Очень славная девочка. Родила ее Екатерина без отца, бывает…
– А чем занимается в вашем интернате Екатерина Алексеевна?
– Она у нас чем-то вроде сестры-хозяйки. Не пожелала никуда уходить, осталась здесь.
– Где мне ее найти?
По лицу Куркова пробежало заметное облегчение – разговор подошел к концу, в уголках губ на мгновение промелькнуло нечто похожее на легкую улыбку. Понять его можно, все-таки не с соседом по лестничной площадке толковать приходится, а с приставучим опером.
– Как выйдете отсюда, так сразу налево, четвертая дверь. Давайте я вас провожу, – засуетился директор.
– Ничего, спасибо, я найду, – поблагодарил его Чертанов.
Екатерина Алексеевна оказалась крепкой женщиной лет пятидесяти с небольшим, полной, с приятным лицом. Настораживал только ее взгляд, который на удивление контрастировал с миловидной внешностью. Точно такие же и одновременно очень недоверчивые глаза Михаил увидел у пацана, с которым столкнулся час назад у ворот интерната. Крупную фигуру обтягивал черный, идеально отглаженный халат. Лицо скорбное, даже на первый взгляд на нем видны следы глубоких переживаний.
– Вы Екатерина Алексеевна? – улыбнувшись, спросил Чертанов.
В ее глазах мелькнули любопытство и настороженность одновременно, а потом, видно, не увидав в незнакомце ничего враждебного, она улыбнулась в ответ и ответила, чуть растягивая слова:
– Да, это я. А вы кто будете?
– Майор Чертанов, – Михаил раскрыл удостоверение.
– Вы по поводу Марии? – Скорбь в ее глазах усилилась. – Но ведь я уже беседовала с молодым человеком. Кажется, его фамилия была Маркелов.
Чертанов почувствовал неловкость. Конечно, ему самому следовало лично пообщаться с этой женщиной, но ведь все не успеешь.
– Да. Это мой помощник.
– Вы так и не нашли этого убийцу?
– Ищем. Но хотел бы поговорить с вами по поводу Степана Шатрова. Вы ведь учились вместе с ним?
Лицо женщины застыло. Чертанов явно застал ее своим вопросом врасплох. Наконец она ответила:
– Да. А что?
– Мне посоветовал обратиться к вам Курков.
– Ах вот оно что, – она с облегчением вздохнула. – И что же вас интересует?
– Мне бы хотелось узнать, что он был за человек?
– Степан Шатров был гордостью нашего детдома. Он участвовал во всех олимпиадах, которые только проходили в городе. И он всегда выигрывал. Такому мальчику, каким он был, конечно, здесь было не место.
– А правду говорят, что вы с ним дружили?
– Это вам тоже сказал Павел Сергеевич? – Вопрос прозвучал спокойно, без всяких интонаций, но вместе с тем в нем ощущался откровенный вызов.
– Нет, – мягко успокоил Михаил женщину, – это я узнал из других источников. – Он вытащил из кармана фотографию и положил ее на стол. – Это вы на снимке?
– Да, – в ее голосе прозвучали слезы. – Это мы со Степаном сфотографировались в последнем классе. Откуда у вас эта фотография?
– Эту фотографию мы попросили у его сына.
– Ах, вот оно что.
Еще минуту назад Екатерина Алексеевна Копылова представлялась ему бой-бабой, способной нагнать страха на самую отчаянную безотцовщину. Но внутри ее что-то вдруг неожиданно зажглось, и через непроницаемую маску волевой самостоятельной женщины он разглядел ее беззащитность, ее поломанную судьбу.
– Да, мы были дружны. Не знаю, почему я это вам говорю, но мне казалось, что мы тогда прошагаем вместе рука об руку всю жизнь.
