Леонид Влодавец - Выход на бис
Потом мы полетели дальше. Солнце висело уже очень низко, и, когда мы совершили пятую посадку на островке Дельмира, окончательно скрылось за горизонтом.
Вот тут-то, где никак не ожидалось облома, ибо намечалось всего лишь посмотреть какой-то небольшой водопадик, подсвеченный разноцветными прожекторами, нас и ждали.
К трапу подкатил катер с весьма солидными мужчинами и дамой строгого вида. Прожектор на рубке осветил люк и через минуту гости появились в салоне.
— Леди и джентльмены! — произнесла стюардесса. — Мы находимся вблизи территории военной базы Соединенных Штатов. Самолет подлежит проверке службой безопасности. Просьба приготовить документы и личные вещи для досмотра.
Народ полез за паспортами, бабка с дедом закопошились, Линда покинула Ленку и побежала на свое место. Порнушников досмотрели без проблем, хотя, как мне казалось, к ним могли быть вопросы. На деда с бабкой и вовсе внимания не обратили.
Когда мы с Ленкой подали свои бумаги, они только краем глаза глянули на карточки.
— Мистер Баринов, миссис Баринова, ваши документы нуждаются в дополнительной проверке. Прошу вас пройти на катер.
Про револьвер и кобуру никто не спрашивал. Поэтому мы с Ленкой спокойненько, дабы не обострять ситуацию, двинулись за дядями и тетей. Тетя, конечно, пристроилась к Ленке.
По трапу мы сошли на катер. Нас нежно подтолкнули в каюту, мощный мотор взревел, и посудина понеслась прочь от самолета.
— Простите, сэр, — обратился я к тому, который повелел нам пройти на катер. — Разве для того, чтобы тщательно проверить документы, необходимо увозить нас?
— Заткнись, Барин! — это было сказано так четко и так по-русски, что я сразу сник. Тем более что «сэр» поднес к моему носу хорошенькое дуло калибром 11,43.
Два паренька в который раз на этой неделе украсили мои запястья наручниками. С Ленкой в одиночку справилась могучая тетя.
Для «куракинцев» русский выговор был слишком чистым. Чудо-юдо, даже если бы захотел меня прикончить, не стал бы обращаться со мной так круто. Сарториус! Больше некому!
Радоваться этому обстоятельству, а также тому, что я влип дешевее некуда, у меня не было желания. Сарториус был как раз тем человеком, которому моя голова была бы интереснее в простреленном виде. Его мне надо было бояться
так, как буржую — вчк.
Но Сарториуса среди прибравших меня молодцов не было. Ни одной знакомой рожи тоже не проглядывалось. Тетя была совсем не похожа на Танечку Кармелюк.
Пока катер мчал куда-то в темноту, я пытался маленько себя утешить. В конце концов, при нынешней международной обстановке все может быть. Могли, например, ФБР и ФСБ сгарбузовать совместную группу, которой было поручено отследить и отловить пакостного бандюгу Короткова-Брауна-Баринова-Родригеса и т.д.
Конечно, утешение было слабое. Вряд ли у ФБР против меня больше доказательств, чем у ФСБ. Так что судить меня потащили бы в Россию со всеми возможными дурными последствиями. Произойти такое могло бы только в одном случае — если бы Чудо-юдо потерял свою экономическую и юридическую силу. Потому что во всех других случаях — я был абсолютно уверен в этом! — он не остановился бы перед применением ядерного оружия (если оно у него, конечно, было), но заставил бы правоохранительные органы России передать ему блудного сына и невестку с непредсказуемым характером.
Но ежели Чудо-юдо и впрямь вышел в тираж, тут мне ничего хорошего на Родине не светило. Считаться с такой возможностью было необходимо. Россия, как известно, не меняясь по сути, любит смену фигур и вывесок, а потому ничего нереального в том, что его влияние могло упасть, не было. Мало ли какие комбинации были разыграны в верхах, какие интриги прокручены и какие людишки государевы в опалу ушли, а какие, наоборот, возбухли. Соответственно, если были среди «опавших» «чудо-юдовские», то не будет у него прежней силы, пока он вновь не найдет канала к верхушке, а на это иногда годы нужны. В такое трудное время ему придется думать лишь о том, чтобы сохранить репутацию, не нарваться на компромат, который на него собирают. И наверняка наличие сынули с темным прошлым ему вовсе ни к чему окажется…
Не очень утешало и предположение, что Чудо-юдо, может быть, благодаря превратностям судьбы уже перебрался из своего загородного дворца в Лефортово. Даже если я окажусь в лапах тех, кому захочется иметь против него живого свидетеля, много шансов дожить хотя бы до суда у меня не будет, да и у Ленки тоже. Потому что крутых людей, которые когда-то где-то и зачем-то контачили с Чудо-юдом, куча. Одни захотят помочь, другие просто будут себя ограждать от неприятных вызовов в прокуратуру. Кончится все плохо. Но если даже те ребята, которые, выражаясь языком игроков в русские шашки, сумеют запереть Чудо-юдо в «сортир», исхитрятся — другого слова не подберешь! — сохранить нас с Ленкой живыми до суда, то приговор нам ничего хорошего не сулит. Мне уж точно. Конечно, все эпизоды просто не раскопают. Даже, наверно, пятую часть. Особенно за последние, так сказать, «послеавгустовские» годы, когда мы работали особенно четко и профессионально. Например, многие из тех, что исчезли и по сей день безуспешно разыскивались. Ибо их пепел, смешанный с молотым шлаком, уже давно служил дорожным покрытием для московских улиц. А те, кто их туда спровадил, молчать и не попадаться умели. Конечно, пока я тут два года давил матрац в клинике доктора Кеведо, там, в Москве, мог кто-то проколоться. И раньше такое бывало, не всегда везло, а тот, кто прокалывался, тоже уходил в кочегарку. Но все-таки за истекший период всякое могло случиться. А потом, если уж совсем откровенно, то дела более ранние, навороченные еще в перестроечный период, когда мы не все умели, плохо соображали и не все предусматривали, были едва-едва «снежком присыпаны». Раскопать их при большом желании ни хрена не стоило. Конечно, сейчас они лежали себе на дальних полочках, давным-давно закрытые и забытые, но лежали, и кто-то мог до них добраться когда-нибудь.
Даже если бы удалось доказать пару-тройку случаев, где мне светило амплуа «организатора» по 102-й, и еще два-три, в которых можно было сделать меня основным исполнителем, вышак мне светил как маяк со всей исторической неизбежностью.
В общем, от всех этих «утешений» мне стало казаться, что попасть в лапы товарища Сорокина не так уж и плохо. В принципе у него было много
возможностей меня прикончить, но он этого не сделал. То, что два года назад мы с Хрюшкой не взорвались, а просто шлепнулись в океан на парашюте, наводило на размышление, что он не собирался нас уничтожать. Если, конечно, самолет уцелел по причине дефекта взрывного устройства, не был своевременно разминирован Чудо-юдом или Перальтой, на которого Сарториус, заполаскивая мне мозги через микросхему, взваливал вину за эту диверсию.
Оставалось ждать и трюхать в катере по морям, по волнам. Судя по всему, мы не крутились около острова, а перли куда-то в открытое море. Катер ощутимо подпрыгивал, по маленьким наглухо завинченным иллюминаторам хлестали брызги.
Никто не заговаривал, не задавал вопросов. Болтунов в этой конторе, в отличие от приблатненных «койотов», не держали. Ленка тоже благоразумно рта не раскрывала, сидела, как мокрая клуша, видимо, еще не переварив резкое изменение обстановки.
Я еще разок попытался утешиться: а вдруг это нас натуральные штатники захапали? Конечно, «заткнись. Барин!» было произнесено по-русски, и человек, сказавший эту фразу, вряд ли был уроженцем Брайтон-бич. Но он мог быть и сотрудником спецслужб, который тщательно выучил язык вероятного противника (скажем, по тем же методикам, по каким Чудо-юдо научил сестер Чебаковых английскому и испанскому). Или нашим родным, завербованным-перевербованным.
Вещички наши они, конечно, прибрали. Вывернули сумку, но там ничего интересного не было. Я опасался, что стюардесса или кто там еще могли подсмотреть, как я прятал пистолет, однако его с гидроплана не сняли. «Ингрема», слава Богу, тоже не было, он все-таки остался в вертолете. Но, по-моему, ребята и не надеялись найти там микрофотоаппараты, шифроблокноты и еще что-нибудь эдакое шпионское. Но индикатор, лежавший у Ленки в кармане шортов, конечно, вытащили. Конкретно это сделала тетя, которая сидела справа от Ленки, пристегнувшись к ней наручниками. Приборчик молча поглядел дядя, который был за старшего, но особенно не удивился. Во всяком случае, справляться у нас, что это за хреновина, не стал. Это наводило на мысль, что нас все же ухватили «джикеи», но тут же вставал вопрос: на хрена «джикеям» тогда было высаживать четверку ныне покойных бойцов на Роса-Негро? Ведь тут, на Дельмиро, как ни странно, все получилось тихо и без жертв.
Прошел час, может быть, полтора. Мотор катера застучал пореже, на малых оборотах. Через иллюминаторы по-прежнему ни черта не просматривалось, но я сердцем чуял, что мы приближаемся либо к кораблю, либо к берегу. Последнее было более вероятно, потому что с корабля наверняка доносились бы какие-нибудь специфические звуки типа плеска волн о металлические борта, урчания двигателей на холостом ходу, скрипа блоков, талей и прочего боцманского хозяйства.
