Массандрагора - Безродный Иван Витальевич
Расхрабрившись, Пашка обнял Алину за талию и прижал к себе. Голова его кружилась, и на душе было легко и весело.
– Холодно уже, красавица, – подивившись своей наглости, сказал он и икнул. – Положено обниматься.
– Правильно! – воскликнула Тамара, что-то разглядывая на дне рюмки. – Давно пора! Так выпьем же за любовь!
Пашка взглянул в голубые глаза Алины и вовсе растаял. Тем более девушка не сопротивлялась, несмело улыбаясь.
– Ну, я пойду прогуляюсь, ракушки посчитаю, – заплетающимся языком намекнула Тамара и, не с первого раза поднявшись, поплелась прочь.
Пашка приблизил пылающее лицо к замершей Алине, и их губы мягко соприкоснулись. Чего и следовало ожидать.
В небе загорались первые звезды…
– …Вставай, вставай, подъем, ну же! – Пашку кто-то с силой дергал за рукав. – Опоздаем!
– Что?.. Кто?.. – Он с трудом разлепил веки и уставился на раскачивающуюся перед ним тень. – Ты кто?!
– Конь в пальто да дед Пихто! – Тамара рванула его вверх, и он явственно ощутил исходящий от нее перегар. – Уже половина восьмого!
Оказывается, всю ночь он проспал прямо на берегу в уютной ямке, выкопанной в песке. Было прохладно и сыро, небо закрывали хмурые тучи. Он с неприязнью поежился. Голова гудела и кружилась. Ужас какой. Полвосьмого? И что с того? Такая ж рань!
– Да двигай уже ластами, кальмар фаршированный! – Тамара потащила его к бунгало. Она уже была одета в джинсы и светлую кофточку.
– Блин! – Пашка упал на колени – его качало и мутило. – Алинка где?!
– С мраморным другом обнимается! Живее!
Теперь до Пашки дошло, в чем этот сыр-бор заключался. Переход Бермана! Он вскочил и, выделывая по песку неописуемые кренделя, кинулся к флагштоку. Только бы портал еще работал!
– Тащи Алину! – закричал он.
– Уже! – Тамара бежала прямиком к бунгало. – Алина! Алина! Выходи!
Пашка, натужно дыша и еле превозмогая боль, бьющуюся набатом в черепной коробке, остановился у края площадки. Ветер гонял по ней маленький смерч песчинок – погода портилась на глазах. Сейчас, сейчас, только одну минутку… Отдышаться, успокоиться, сосредоточиться. Раз, два, три…
– Мы тут! – Девушки подбежали к нему и протянули руки.
На Алине было простое ситцевое платье в горошек. Сидело на ней просто идеально. Пашка притянул девушек к себе и глубоко вздохнул. И чего было вчера так напиваться? Как всегда… Тут он, замерев, внезапно вспомнил, как жарко целовал Алину, а потом и…
– Ну, давай же! – толкнула его Тамара. – Ты чего, заснул?
– Да-да… – пробормотал он, краснея от всплывших из недр памяти подробностей. – Идем!
Они, словно вышедшие на казнь, сжавшиеся и притихшие, маленькими шажками двинулись к палке флагштока.
– А может… – начала было Алина, но тут свет погас, и все изменилось.
Было сумрачно и душно. Они испуганно оглянулись.
– Что, опять?! – прохрипела Тамара. – Нет, я этого больше не вынесу!
– Все нормально! – успокоил ее Пашка. – Так и должно быть.
Они находились на складе среди полок с крупами, консервами и большими холодильными камерами. Кафе! Все правильно. Мир «Бежевых мундиров» какого-то там кластера, Пашка точно не помнил его номера.
– Ну хоть с голоду не помрем, – проворчала Тамара. – «Гречневишная крупа. Первишный сорт». Забавно.
Пашка подошел к решетке и убедился, что на ней висел крепкий замок – но тут это хотя бы объяснимо. Ему жутко хотелось в туалет.
– А я вас ждал, – раздался чей-то скрипучий голос. – Ты – Павел?
Пашка вздрогнул. Из темноты коридора на свет единственной лампочки вышаркнул сгорбленный худой старик, щуря подслеповатые глаза сквозь толстые линзы очков. Одет он был в трико с отвисшими коленями, застиранную тельняшку, тонкую рваную фуфайку и до блеска начищенные кирзовые сапоги. «Так вот ты какой, дед Пихто», – промелькнула у Пашки непочтительная мысль.
– А вы… э… – Тут он понял, что забыл имя связного. – А вы… это…
– Георгий Иванович. Для своих – дядя Гоша, – улыбнулся дед. – Да я вижу уже, Паша, что это ты. Ну как добрались? Без приключений?
– Почти, – не моргнув глазом, сказал Пашка. – Вы нас выпустите отсюда?
– Конечно-конечно. – Дед вынул связку ключей и принялся звенеть ею, виртуозно вертя узловатыми пальцами. – Никто не ранен, я надеюсь? Кушать не хотите? Или в туалет? А то многие, кто сюда прибывает, хотят обычно именно этого. Мы ж как спасательная станция, хотя нас самих давно пора спасать… Фашисты недоделанные! Это я про местную власть, – добавил старик и, найдя нужный ключ, отпер замок. – А туалет вон там, дальше по коридору.
Троица усиленно перемалывала челюстями сухую яичницу с жареной колбасой «Докторская», политой жиденьким кетчупом практически серого цвета, и тминные хлебцы не первой свежести. Выпить им дед Георгий предложил лишь жуткого растворимого кофе с привкусом ацетона, но отказываться было неприлично. Они сидели за круглым столиком у грязного окна и смотрели на хмурую улицу, где под накрапывающим дождем мелькали редкие прохожие, закутанные в такие же хмурые плащи. Машин было совсем мало.
– Утренний комендантский час пониженной строгости, – объяснил дед. – Еще пятнадцать минут, и повалят все кому не лень…
– А что тут у вас? – спросил Пашка. – Что за фашисты, вы говорили?
– Ну как же, Паша, разве ты не знаешь? Приходил же сам недавно, мы тут план совместно разрабатывали… – Дед покосился на девушек, по-видимому, не совсем им доверяя.
– План? Знаете, Георгий Иванович, меня тут недавно хорошенько шваргануло, и я немного амнезией теперь страдаю, понимаете? Наверное, скоро пройдет, но пока плохо чего помню. Местами… Так что не удивляйтесь, если я чего не того ляпну, хорошо?
Дед прищурился.
– Ясно, – пожевав губами, сказал он. – Да националисты к власти пришли. Еще в девяносто девятом. Никто не верил поначалу, смеялись, а поди ж ты… Вот и маемся с того бесовского дня. Бунты были, всякое было, но…
– А наш… план?
– План? А план, Паша, твое начальство по твоим же словам и зарубило недавно. Странный ты был в тот день, а сейчас – еще страннее. Так что не знаю, что теперь. Будем думать. Вы мне лучше скажите, теперь-то вы куда? – Старик явно хотел переменить тему.
– В метро, – дожевывая жесткую яичницу, сказал Пашка. – У вас, случайно, не найдется несколько жетончиков?
– А как же: найдется, отчего ж? Один момент. – Георгий отошел за конторку и затем вернулся с горстью жетонов и пачкой банкнот. – А помнишь, Паша, Димку Косолапого? – спросил он, протягивая желтые кругляшки со стилизованной свастикой.
– Вроде. Не уверен, – осторожно ответил Пашка, пялясь на фашистские жетоны. Докатились! Как такое могло произойти?!
– Дык замели его на прошлой неделе. Вот так! – Георгий отдал ему купюры, выглядевшие ничуть не лучше: серые, коричневые и зеленоватые, в орлах, языческих символах и незнакомых физиономиях – толстых и самодовольных. Ужас!
– Так что у станции вас никто не встретит, – продолжал старик. – Но Проводник обещал, что придет. Куда именно, не знаю: здесь или еще где – это уж вам лучше знать.
– Плохо… – Пашка сунул деньги в карман. – Спасибо вам большое!
– Да не за что. А как там Станнум, кстати? Все у вас нормально?
– Станнум? Да ничего. Ничего так… – замялся Пашка. – Я не помню вообще-то…
– Ясно, не помнишь. – Дед почему-то сник. – У всех дела, дела…
– Скажите, пожалуйста, – спросила его Тамара, – а обратно вы меня, если что, сможете отправить? Очень уж надо!
– Обратно отправить? – приподнял кустистые брови тот. – Это как же?
– К индейцам, мы были там недавно… Ну, сейчас-то был залив с дачей, а до этого индейцы.
– Индейцы, папуасы – мне все равно! Меньше знаю – меньше в гестапо разболтаю, – отрезал он. – Знать ничего не желаю. Видали? – Он оголил левую руку, внутренняя сторона которой оказалась полностью обезображенной жуткими шрамами.
– Пытки? – округлила глаза Тамара. – За что?!
