Анатолий Афанасьев - Ужас в городе
– Это верно, – согласился Лопух. – Ему за все спасибо.
Гришаня принес кофе, а перед Говноедом поставил большую кружку его любимого жигулевского пива. Вернулись к Анечке. Разомлевший Говноед сонно уточнил:
– А скоко он за девку даст, твой крупняк? Учитывая, чья она.
– Пятерик отвалит, не глядя.
– Пять кусков? Зеленью?
– Мало?
– Пойми, Ленчик, если я засвечусь, придется уходить из города. А куда? Опять же служба.
– В Москве отсидишься. Адрес дам. О работе тоже не беспокойся. Такие специалисты, как ты, повсюду требуются. О чем говорить. Бандит и мент – самые престижные профессии.
– Там сегодня Джека дежурит вместе с Янтарем.
В принципе, они меня уважают.
– Только двое? – удивился Лопух.
– Дак чего сторожить? И от кого?
– Тоже верно.
Говноед смачно осушил половину кружки. В глазах у него светилась какая-то мысль, но он не решался ее высказать.
– Давай, давай, чего у тебя еще? – подбодрил Лопух.
– Извини, Ленчик, поинтересуюсь… Из этого пятерика скоко ребятам причитается?
– Это твой гонорар. Им второй пятерик.
Глаза Говноеда любознательно сверкнули.
– А если мне всю десятку? С пацанами я договорюсь полюбовно. А, Ленчик?
– Возражений нет, – сказал Лопух. – Но чтобы без осечки.
– Ты что, Леня, не знаешь меня, что ли. – Говноед оживился необычайно. Махнул рукой Гришане, тот подлетел сразу с двумя кружками.
Посидели с часок – до подходящего времени. Миша успел проголодаться и съел большую порцию мясного салата. Также принял дополнительный стакан водяры. Лопух его не ограничивал, знал, что по Мишаниной утробе это только разминка.
Около двух ночи сели в "жигуленок" и через десять минут подкатили к приказной избе. Никого по дороге не встретили, никто за ними не увязался.
В продолговатом одноэтажном здании – бывший городской морг – светилось три окна, дверь такая же, как в бетонном противоатомном бункере, снабженная электронным пультом и смотровой телекамерой. Говноед нажал какую-то кнопку, и откуда-то сверху раздался сиплый голос:
– Никак Мишаня Гринев? Тебе чего, парень?
– Открывай, калым есть.
– С тобой кто?
Говноед подтолкнул Леню ближе к свету, чтобы сторожа его разглядели.
– Ага, видим, ладно… Почему гак срочно? До утра нельзя потерпеть?
– Значит, нельзя, – обиделся Говноед. – За дурака-то меня не держите.
– О какой сумме речь?
– Мало не покажется… Открывай, Джека, засранец, пока патруль не наскочил.
Щелкнул замок, Мишаня толкнул дверь. Закрылась она за ними автоматически. Джека и Янтарь – два федулинских шакала – встретили их настороженно. Стояли по разным углам просторного холла, у Янтаря на всякий случай в руках пушка.
– Есть инструкция, – пробурчал он недовольно. – Чего приперлись среди ночи?
– Не зуди, – благодушно отозвался Говноед. – Поставь на предохранитель. Пальнешь невзначай, потом сам пожалеешь.
– Не пожалею, – сказал Янтарь, но пистолет опустил. Гости расселись на стульях, Мишаня задымил.
– Не дурите, хлопцы. Что вы как неродные… Ленчик, у тебя бабки с собой?
Лопух, которому обстановка не очень нравилась, молча достал из сумки пластиковый пакет со светящейся внутри зеленой прелестью. На этот свет Джека с Янтарем подтянулись, как два любопытных зверька.
– Сколько там? – спросил Янтарь.
– Пять кусков.
– И чего надо? – это уже Джека.
Говноед открыл было рот, чтобы объяснить, но Лопух поднял два пальца, остановил. Заговорил сам:
– Вы что, мужики? Перебрали, что ли? Мы вам наличняк принесли, причем отмытый, а вы пушкой размахиваете. Даже немного обидно.
– Чего надо, говори, – поторопил Янтарь. – У нас проверки каждый час.
– Сущий пустяк, – сказал Лопух. – Моему хозяину список нужен, кто у вас сегодня сидит. Всех клиентов подряд.
– За это пять кусков? – не поверил Янтарь.
Джека горячо затараторил, не отводя глаз от пакета с деньгами.
– Ты чего, Ярый? Какое наше дело. Это их проблемы.
Нужно, значит, нужно. Подумаешь, список. За такие бабки я десять списков нарублю. Какой от этого вред?
– Никто же не узнает, – добавил Лопух.
– Все-таки – зачем? – не унимался Янтарь. – Просто для кругозора любопытно.
Его любопытству положил предел Говноед. За разговором, да на долларовый манок сторожа подвинулись уже вплотную, поэтому ему ничего не стоило ухватить Янтаря за руку с пистолетом и дернуть вниз. Силища у него была такая, что рука сочно хрустнула в плече, пистолет, выпав, процокал по каменной плитке, как шарик от пинг-понга. В следующее мгновение Говноед вскочил на ноги и сгреб за шкирку Джеку. Тот попытался поставить блок, но это все равно, что защищаться голыми руками от летящей чугунной плиты. В каждой руке у Говноеда оказалось по бойцу, и он, встав поудобнее, с размаху стукнул их лбами. Гул прошел по зданию, как от маленького землетрясения. Джека и Янтарь опустились на колени, а потом улеглись. Оба бездыханные.
Лопух убрал в карман пакет с долларами.
– Круто, – одобрил он поступок Говоноеда. – Дает же Господь людям талант.
– Дак сами виноваты, – оправдывался Мишаня. – Чего выдрючиваться? Мы же по-хорошему с ними.
– Полюбовно, – вспомнил Лопух.
Пошли искать Аню, забрав ключи у Янтаря. Камеры располагались в подвале – с десяток дверей. Когда позажигали свет, за некоторыми началось слабое шевеление.
Потыкались наугад, открыли первую попавшуюся. Обыкновенные нары, забитые то ли спящими, то ли уже отмучившимися постояльцами. Запах крови, кала и мочи, густой, как дымовая завеса. Из темного угла выглянула баба-цыганка, в монистах, закутанная в пеструю шаль.
Пришлая: ни Лопух, ни Говноед ее раньше в Федулинске не встречали. Леня догадался, кто такая.
– Привет, мальчики, – весело поздоровалась цыганка. – За Анютой пришли?
– Ага, – сказал Говноед.
– Пойдем покажу.
Следом за цыганкой, двигающейся легко, упруго, поднялись на второй этаж, шли впотьмах: не хотели лишним светом привлекать внимание. Цыганка, похоже, видела в ночи, как под солнцем: гуляла, как по собственному дому.
Привела в комнату с незапертой дверью, щелкнула выключателем – зажегся торшер на полу. Девушка лежала на узкой железной кровати, на матрасе, голая и безмятежная.
Говноед сразу оценил ее внешность. Почмокал губами.
– Я бы тоже не отказался, а, Ленчик?
Цыганка сняла с себя шаль, накинула на девушку.
Лопух нагнулся, потрогал у нее пульс на шее.
– Живая.
Завернули бедняжку в шаль и в теплую, на цигейке, куртку Лопуха.
– Дотащишь? – спросил он у Говноеда. Тот молча вскинул невесомый груз на плечо.
Из приказа вышли благополучно – и на улице пусто.
Положили девушку на заднее сиденье "жигуленка". За все время Аня не шевельнулась и ни звука не издала. Но живая. Лопух в таких вещах давно не ошибался.
Говноед уселся на переднее сиденье рядом с Лопухом, цыганка юркнула к Ане, потеснила ее.
– Ты разве с нами? – без удивления спросил Лопух.
– Дорогу покажу. Чтобы вам не плутать.
– А ты кто? – проявил недоверие Говноед. – Не из подставных?
– Не нервничай, мальчик, прыщи заведутся.
В центре Федулинска улицы прямые, как в Нью-Йорке, но на окраине черт ногу сломит. Опять же – все фонари перебиты еще при мэре Масюте. Местные власти год за годом обещали прибавить электричества в городе, но ни Масюта, ни тем более Монастырский слова не сдержали.
На сегодняшний день этот вопрос и вовсе потерял актуальность: людишки, добивающие век на окраине, предпочитали околевать в темноте: даже днем редко выползали из нор, разве что на обязательную прививку.
Один раз все же нарвались на патруль. Пришлось Мишане козырнуть гвардейской ксивой. Вдобавок кто-то из патруля узнал и его и Лопуха в лицо. Радостно заржал:
– Бабье в расход везете, пацаны?
– Не твое дело, – буркнул Говноед. Он, конечно, злился: окончательно засветились. А ночью из города не уйдешь. Братва на внешних постах бьет по незарегистрированной на выезд машине без предупреждения из чего попало вплоть до противотанковых орудий. От скуки рады любой мишени.
Подъехали к заброшенному общественному туалету.
Мышкин пропустил всех внутрь, одного за другим. Про этого человека Егор, когда инструктировал Лопуха, сказал лишь одно: подчиняйся ему беспрекословно. Едва взглянув на бельмастого, приземистого, пожилого крепыша, Лопух определил: из старорежимных, но сучок крепкий. Такого с земли сковырнуть – нелегкая задача.
Говноед дичился, не понимал, куда попал. Положил Аню на кровать (Мышкин распорядился), отошел к стене, сел на стул. Никого не спрашивая, сунул в пасть сигарету. Он слегка притомился и ждал, когда Ленчик отдаст ему башли.
