Андрей Воронин - Беспокойный
Тяжелая стальная плита ворот, которые вели в жилую зону для испытуемых, под утробный прерывистый вой электромоторов и металлическое громыхание роликов елозила взад-вперед по направляющим, явно будучи не в состоянии ни закрыться, ни открыться до конца. Красная сигнальная лампа над ней едва тлела; около панели электрического замка, колотя пальцами по кнопкам с такой силой, словно всерьез рассчитывал сообщить свою мускульную энергию закапризничавшему механизму, сгорбился охранник.
– Напряжения не хватает, – через плечо с досадой сообщил он подбежавшему Николаю и спросил: – Что там?
– Третья мировая, – сказал Подольский, дыша так, словно готов был свалиться на пол в полном изнеможении. – Профессиональный штурм. Брось ты эти ворота, теперь все равно… У меня приказ вывести испытуемых.
– Куда? – перестав возиться с замком, удивился охранник.
– А ты сам как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Николай, поскольку другого ответа просто не успел придумать.
– Ясно, – сказал охранник, – в провал… Погоди-погоди… – Он вдруг насторожился, пристально вглядываясь в переливающееся кроваво-красными отблесками сигнальной лампы забрало. – Что-то я тебя не припоминаю… Его рука скользнула к автомату. Николай спустил курок, его «эмпэшка» протрещала охраннику короткую прощальную речь, и Подольский, перепрыгнув через падающее тело, протиснулся в то расширяющийся, то сужающийся проход. Чтобы не очутиться в западне, если ворота вдруг все-таки решат закрыться, он положил труп охранника поперек порога. Этого явно было мало. Впереди, метрах в трех, криво застыла поперек коридора хирургическая каталка. На ней лежало накрытое сероватой застиранной простыней тело. Николай слегка поморщился, но вовремя вспомнил, что мертвому все равно, подбежал к каталке, развернул ее так, чтобы мертвец, как положено, ехал ногами вперед («Зачем я это делаю?» – мелькнула в голове запоздалая мысль), и втолкнул каталку в проход. Ребро стальной плиты ударило по трубчатому каркасу, оставив на нем глубокую вмятину, каталка содрогнулась, простыня соскользнула в сторону, свесившись до самого пола серым треугольным лоскутом, и Николай увидел посиневшее, перекошенное жуткой гримасой лицо, черты которого отдаленно напоминали мордочку молочного поросенка.
– Привет, Леха, – сказал он, подумав при этом, что Казаков был прав, утверждая, что обрек Бородина на участь, гораздо худшую, чем легкая смерть от пули в придорожной канаве.
Он открывал камеру за камерой – манил, звал, поднимал за шиворот с кровати и выталкивал в коридор, повторяя: «В док, к бассейну… К бассейну, на причал… Туда, где подводная лодка. Пошел, пошел…» Отпирая очередную камеру, он увидел еще одного охранника, который бежал к нему со стороны лабораторной зоны, что-то крича и размахивая электрошоковой дубинкой. Николай перестал возиться с запором и повернулся к нему лицом. Охранник замедлил бег, остановился и, сунув под мышку дубинку, передвинул со спины на живот автомат. Подольский поднял МП одной рукой и дал очередь. Охранник взмахнул руками, сломался в коленях и упал навзничь, подвернув под себя ноги.
До ворот лабораторной зоны было буквально рукой подать, и Николай решил, что задержится еще ненадолго. Прихваченный в последнюю минуту просто на всякий случай полукилограммовый ком пластифицированной диперекиси ацетона тяжело оттягивал карман. Добежав до ворот, Подольский прилепил его к стальной плите в левом нижнем углу, вставил детонатор и поджег короткий запальный шнур зажигалкой, обнаружившейся в кармане черной униформы.
С той стороны за его действиями, похоже, наблюдали: неожиданно взвыл оживший электромотор, лязгнуло железо, ворота начали открываться. Когда между ними и краем проема образовалась щель шириной с ладонь, запал догорел до конца. Раздался оглушительный хлопок, ворота содрогнулись, и их слегка деформированный нижний угол сошел с направляющей. Этого оказалось достаточно: ворота заклинились намертво.
Николай увидел в щели половинку чьего-то лица с вытаращенным глазом.
– Ты что делаешь, падло?! – свирепо прокричали оттуда. – А ну, открой!
Ниже лица маячила какая-то белая одежонка – там, за воротами, стоял явно не испытуемый. Николай выстрелил в щель, и лицо кричавшего пропало. Тогда Подольский подкатом одну за другой отправил туда же все три висевшие на поясе гранаты, мимоходом пожалев о том, что они всего лишь газовые.
– Наслаждайтесь, – сказал он сквозь зубы и побежал по коридору туда, где в дышащем проеме других ворот, содрогаясь от размеренных ударов стальной плиты и громыхая, все еще стояла каталка с телом Бородина. Настало самое время наведаться в пятый сектор и посмотреть, как обстоят дела там.
Вслед ему выстрелили из пистолета; Подольский обернулся на бегу, но выстрел не повторился: из узкой щели валили облака «черемухи», там кто-то надрывно кашлял и плачущим голосом изрыгал грязную ругань.
Одетые в серые робы обитатели открытых настежь камер бесцельно бродили по коридору, напоминая живых мертвецов из малобюджетного фильма ужасов, а то и просто стояли, глядя прямо перед собой пустыми, бессмысленными, как у снулой рыбы, глазами. Один лежал лицом вниз на полу в луже крови, которая натекла из простреленной головы: похоже, в него угодила пуля, предназначенная Николаю. Подольский на бегу тормошил их и толкал, снова и снова повторяя про док и причал, но его, казалось, не слышали, а если слышали, то не понимали. Впрочем, некоторые, увидев перед собой знакомую черную униформу, пытались подчиниться – разворачивались в сторону ворот и начинали двигаться в заданном направлении, никуда не торопясь, размеренно, как автоматы. Николай очень сомневался, что в таком темпе они доберутся до причала раньше, чем прозвучит финальный гонг, но большего он для них сделать уже не мог: его ждали неотложные дела в секторе номер пять.
Глава 21
Закончив короткий доклад: в главном коридоре пятого сектора идет ожесточенный бой с применением автоматического оружия и гранат, количественный состав и принадлежность противника пока не установлены, данных о потерях с обеих сторон нет, – старший прапорщик Палей вышел из кабинета. Очкастый референт генерал-полковника Шебаршина, до смешного похожий на кролика Роджера из американского анимационного фильма, последовал за ним. Глядя на него, трудно было отделаться от мысли, что он просто трусит оставаться один в темном ангаре, в сотне метров от стальной решетки, за которой охрана ведет ожесточенный бой с неизвестным противником. Тут, в кабинете, ему делать нечего, снаружи оставаться страшно, вот он и ходит хвостом за прапорщиком, рассчитывая, что в случае чего армия не даст его, очкастого хлюпика, в обиду…
Паркет на разные голоса трещал и хрустел под ногами прапорщика; референт при ходьбе не производил никаких звуков, как будто его запакованное в темный деловой костюм субтильное тело вообще не имело веса. Когда Палей открыл дверь, в кабинете стали слышны звуки перестрелки. Судя по этому грохоту, бой в главном коридоре пятого сектора и впрямь развернулся нешуточный.
– Скажите, Виталий Анатольевич, – светским тоном обратился генерал-полковник к Маковскому, – если не секрет: вот эта мясорубка, о которой нам только что поведал ваш прапорщик, – это и есть именно то, что вы планировали?
На мгновение морщинистое обезьянье личико Маковского приобрело кислое выражение, на скулах вздулись и опали желваки. Затем на смену кислой мине явилось своеобычное жизнерадостное выражение, губы раздвинулись в улыбке – на этот раз, правда, слегка виноватой. – Увы, – разведя руками, сказал он, – вынужден признать, что проверка боем получилась чуточку более масштабной, чем я рассчитывал. Вообще-то, планировалось, что они либо угодят в одну из расставленных нами ловушек, либо окажутся замурованными в семнадцатой штольне, где мы возьмем их практически голыми руками…
– То есть вы просчитались, – все тем же светским тоном уточнил Шебаршин.
– Ну… да, если вам угодно так это называть! Но, согласитесь, откуда мне было знать, что они явятся сюда вооруженными до зубов, да еще и с таким количеством взрывчатки!
– Надо было знать, – беспощадно объявил генерал-полковник. Теперь он говорил холодно и жестко. – С чего вы, собственно, взяли, что они глупее вас? Вам нравится Акутагава?
– Предпочитаю джин, – предпринял неудачную попытку отшутиться Маковский.
– Акутагава Рюноскэ, японский писатель… Помимо всего прочего, сочинял афоризмы. Один из них гласит: идиот убежден, что все вокруг – идиоты. За точность цитаты не поручусь, но смысл именно такой. Вам не кажется, что это сказано про вас?
– Я не ясновидящий, – сквозь зубы процедил Маковский.
– А зачем тогда ведете себя, как Господь всемогущий? Знаете, на днях один не совсем трезвый генерал ФСБ рассказал мне по большому секрету, что совсем недавно в горах Северного Дагестана кто-то разгромил лагерь боевиков и захватил весьма внушительное количество взрывчатки. Их было как раз трое, и на прощанье один из них сказал чудом уцелевшему бандиту, что они-де собираются взорвать российский военный объект… Майор спецназа, который пытался скрыть обстоятельства этого дела, чтобы приписать заслугу уничтожения банды себе, сейчас под арестом, а следователи ломают головы: правду сказал тот боевик или это был предсмертный бред? Замурованы в семнадцатой штольне… – с неимоверным презрением передразнил он и откинулся на спинку кресла, скрестив на груди руки.
