Олег Приходько - Запретная зона
40
По учащенному дыханию, побелевшим крыльям продолговатого носа, капелькам пота, выступившим на верхней, покрытой темным пушком губе, Петр видел, с каким трудом дается Земфире Отаровой показная невозмутимость. Знал по опыту: это ненадолго. Хуже, когда арестованные начинали вести себя агрессивно, бросали на свою защиту необузданные эмоции и тем самым нарушали следственную тактику допроса.
— Садитесь.
Села.
— Ваша фамилия, имя, отчество, год рождения?
Молчит.
— Со статьей об ответственности за дачу ложных показаний ознакомлены?
Тишина.
— Вы признаете себя виновной в том, что покушались на жизнь начальника Петрозаводского Управления уголовного розыска полковника Белоярцева?
Рванулась:
— Что-о?!
— Повторить вопрос?
— В чем вы пытаетесь меня обвинить?! Какого Белоярцева?! — и без того большие глаза Отаровой увеличились.
— Я не пытаюсь, а предъявляю вам обвинение в том, что в ночь с 26 на 27 октября вы, гражданка Иванова Татьяна Николаевна, вместе со своим сожителем…
— Вы что… что вы… пьяны?! Я не Иванова!
— То есть… как?
— Я Отарова Земфира Георгиевна, 1967 года рождения!
Швец «изумленно» перевернул страницу, посмотрел на фотокарточку.
— Извините, — он закрыл дело, — я папку перепутал. Поток, знаете ли. Вас много, я один.
— Ничего себе, — фыркнула Отарова, — перепутал! Шутите, что ли?
— Должен же я был убедиться, что вы не глухонемая.
— Я ничего говорить не буду, — предупредила она категорично.
— У вас есть такое право. Но позвольте спросить, почему? Здесь не гестапо, а вы не Зоя Космодемьянская.
— Зое Космодемьянской было предъявлено обвинение в диверсии или пособничестве партизанам, не помню… А в чем вы можете обвинить меня?
— В пособничестве убийце, Отарову Георгию Рафаэловичу…
— Это ложь, — вздрогнув, выкрикнула она.
— В даче взятки гражданину Кононову Леониду Михайловичу…
— Ложь!
— А Кононов утверждает, что не ложь. Пятьдесят тысяч долларов вы вручили ему 30 октября в пятом номере гостиницы «Волна» в Крымске, в 17 часов 40 минут — за незаконный провоз через государственную границу вашего отца Отарова Георгия Рафаэловича, совершившего убийство. Где вы взяли эти деньги, Отарова?
— Я вам не верю.
— Не верите… чему?
— Тому, что мой отец убийца.
Петр открыл папку с делом об убийстве Давыдова, достал оттуда фотоснимки и акты судебных экспертиз.
— Вот автомобиль вашего отца, найденный в лесопосадке между населенными пунктами Журавская и Выселки. А это — труп Давыдова, которому ваш отец прострелил голову в 2 часа ночи… Труп был обнаружен в 150 метрах от автомобиля.
Отарова поднесла фотографию к глазам.
— Да, да, тот самый дядя Игнатий, который носил вас на руках, когда вы были совсем маленькой, который брал вас с собой на рыбалку на Дон, катал на машине… А это — отпечатки пальцев вашего отца на дактилокарте… Вот они же — на гильзе… на прикладе ружья… на руле автомобиля… Нужны более весомые доказательства?
Отарову била дрожь.
— Не верю! Не может этого быть… за что?! Зачем ему было убивать Давыдова?
— Ну, не будем меняться ролями. Я спрашиваю — вы отвечаете. Как в кино. Так где вы взяли деньги, Отарова?
— Никаких денег я не давала. Кононова не знаю. Отвечать не буду.
— Ну, как же, как же… Будете, Отарова, еще как будете! И Кононова Леонида Михайловича, капитана сухогруза «Батайск», вы знаете. Знали еще с тех пор, когда он был старпомом на «Димитрове». Вас с ним отец познакомил, в Сочи. И там же вы стали его любовницей. Нужна очная ставка или будем довольствоваться вот этими фотографиями?..
Швец положил перед Отаровой цветные фотографии, сделанные на черноморском пляже, на летней веранде приморского кафе, где Земфира была запечатлена в обнимку с Кононовым. На последней была надпись: «Сочи. 1988. Земфирочка».
— Сволочь, — прошипела Отарова.
— Да? А вы собирались бежать с ним в Стамбул.
— Никуда я бежать не собиралась!
— Значит, давали деньги Кононову, чтобы он вывез отца? Мог бы сделать это бесплатно по старой памяти.
— Он не должен был его вывозить.
— Вот как? А кто же?
— Капитан турецкого судна.
— Как его фамилия?
— Не знаю.
— Как называется судно?
— Не знаю.
— Допустим. А о том, что отец собирался убить Давыдова, вы знали?
— Нет!
— Повторяю вопрос о происхождении денег.
— Мне их дал отец.
— Когда?
— За три дня до побега.
— С какой целью? Молчание.
— Как отец объяснил вам свое намерение бежать?
— Желанием уехать из страны. Обещал забрать нас с матерью… потом.
— А вам не приходило в голову, что, имея пятьдесят тысяч долларов наличными, можно было просто уехать в турпоездку и не вернуться в страну? По крайней мере, это обошлось бы раз в десять дешевле и безо всякого риска. В комфортабельной каюте первого класса, а не в трюме сухогруза «Анкара», и без посредничества подшкипера Исмет-Хамида?.. Вы лжете, Отарова. Кого вы пытаетесь выгородить? Отца? Или себя?
Молчание.
— Вам знаком человек по фамилии Реусс Павел Сергеевич?
Краска залила ее окаменевшее лицо и отхлынула, она поникла, задышала глубже. Швец налил минеральной воды, послушал, как стучат о край стакана зубы подследственной.
— Нет, не знаком, — ответила она машинально.
Он тяжело вздохнул, заложив руки за спину, отвернулся к зарешеченному окну.
— Вы работали аккомпаниатором в детсадике, — заговорил Швец, не поворачиваясь. — И сейчас выглядите так, как тот пятилетний ребенок, который забыл слова «В траве сидел кузнечик» и запел «В лесу родилась елочка», полагая, что его не услышат в общем хоре. Вдова Давыдова говорит, что вы с Реуссом знакомы; то же показала ваша мать, Отарова Софья Наумовна. А вы снова лжете. Хотите, чтобы я все рассказал за вас?
— Я устала, — сообщила Отарова и посмотрела на следователя притворно-безразличным взглядом.
— Я тоже, — ответил Петр, возвращаясь за стол. — Поэтому давайте не будем отнимать друг у друга последние силы, Земфира Георгиевна. Ваш отец — член преступной организации. Он устраивал побеги опасных рецидивистов из Южанской тюрьмы и получал за это большие деньги. А рецидивистов потом убивали… изощренным способом. Ему пособничал тюремный врач Давыдов, подписывая фальшивые документы. Когда на их след вышла прокуратура, Отаров убрал Давыдова, опасаясь, что он может выдать кого-то еще.
Она застыла, внимая словам следователя, и по испуганному, хотя все еще недоверчивому выражению ее лица Швец понял, что многого из того, о чем он говорил, Отарова не знает.
— Сейчас меня интересует, насколько ко всему этому причастны вы?
— Я не знаю ни о какой организации.
— Чем все-таки Отаров мотивировал необходимость отъезда?
Она допила воду, помолчала несколько секунд.
— Я знала, что у него есть свой счет за границей. Он давал мне деньги. Много денег, я не отказывала себе ни в чем…
— Из зарплаты юрисконсульта?
— Он не скрывал, что получает деньги от иностранных фирм, которые заинтересованы в связях с большими людьми.
— А именно?
— Не знаю, наверно, имелись в виду правительственные связи, я несколько раз отвозила какие-то пакеты в Москву.
— Деньги?
— Нет, это были документы.
— Вам ничего не известно об их характере?
— Нет.
— Кому вы передавали документы в Москве?
— Реуссу.
— Значит, отец объяснял свои доходы посреднической деятельностью в интересах иностранных фирм?
— Да… Он переписал на меня дом, завел счет в банке… Дня за три до побега позвал меня в гараж… рассказал, что какая-то из этих фирм оказалась замешанной в спекуляции нефтью и что ему придется на время скрыться, потому что он… его подозревают в присвоении крупной суммы денег, которые эта фирма перечислила на его счет.
— Раньше он никогда не говорил, что может возникнуть такая необходимость?
— Нет.
— Он назвал вам адрес в Сенном, оставил деньги…
— Да. Сказал, куда и когда за ними приедет Леонид… то есть Кононов… Я выждала, как мы договорились, десять дней, а потом…
— Потом мы знаем, Земфира Георгиевна, — Швец вынул из папки увеличенную фотографию татуировки, обнаруженной на трупе Войтенко и заснятой на пленку по просьбе Лунца. — Скажите, что это такое?
Отарова взяла фотографию, долго разглядывала ее.
— Это татуировка на руке отца, — сказала. — Вот тут, у локтя…
— Что означают эти буквы?
— Инициалы матери. Софья Наумовна Отарова.
Пряча фотографию в папку, Швец отвернулся к окну, чтобы скрыть улыбку.
— А эти молнии?
Она пожала плечами.
