Александр Бушков - Капкан для Бешеной
– А лица разглядел? – спросила Даша ехидно.
– Нет…
– То-то.
– Все равно нужно звонить…
Она вздохнула, закатив глаза под лоб:
– Ну, сокровище мне досталось… Опиши ситуацию, Федор. С их точки зрения.
Он старательно, сосредоточенно задумался. И вскоре сообщил:
– Они узнали, что дискета у тебя. Или добрались до той девицы, или…
– Да чего уж там, – сказала Даша. – Утечка произошла из конторы.
– Ну… А про то, что вы с полковником ездили смотреть и копировать файлы, не знал никто. Решили, что дискеткой ты еще вплотную не занялась или не стала докладывать, срочно изъяли, вот тебе и весь сказ…
– Молодчина, – одобрила Даша. – А теперь подумай сам: какого черта звонить дежурному и поднимать шум, если противник свято верит, что оказался в выигрыше? Нам этого только и надо…
Удалось убедить. Поверил – в конце концов, он знал только то, что лежало на поверхности.
– Ну, а теперь отдай патроны, – заявил он решительно. – Все.
– Господи, если бы нас хотели пристукнуть, лучшего случая не подберешь…
– Все равно. Почему я тебе подчиняться должен, а ты полковнику – нет?
– Логично, – согласилась Даша. – Держи уж.
…Когда зазвонил телефон, она заранее могла сказать, кто там, на другом конце провода. И не ошиблась. Отвечала кратко, так, чтобы настороживший уши напарник ничего не заподозрил.
– Кто это? – бдительно поинтересовался он, когда Даша положила трубку.
– Горбенко докладывает, – солгала она с самым невозмутимым видом. – Ничего особенного, рутина… Тебе рюмку налить? Заслужил.
– Давай.
Выйдя на кухню, она притворила дверь, набухала полный фужер «Кедрового ореха на коньяке» и, вздохнув мысленно: «Господи, прости!», полезла в шкафчик. Осторожно, чтобы не переборщить, стряхнула в фужер из пипетки две капли коричневатой жидкости. Выше крыши…
Работая долго в уголовном розыске, нахватаешься самых неожиданных знаний и навыков. Она примостилась с рюмкой на старом диване и терпеливо ждала, поддерживая ленивую беседу. Противно на душе чуточку, но ничего не поделаешь, верный оруженосец вряд ли выпустил бы ее из квартиры…
Снадобье из арсенала проституток и вагонных кидальщиков подействовало вскорости и качественно. Она первый раз видела своими глазами, как это происходит. Федя вдруг потерял нить разговора, растерянно моргнул, стал крениться набок – и, с затухающим в глазах недоумением, повалился на диван. Даша выхватила у него из руки фужер, пока не скатился на пол, заботливо устроила поудобнее. Здоров, как бык, доза оптимальная, проспит до утра, как сурок, завтра, правда, голова болеть будет, но тут уж ничего не поделаешь… «Стерва ты, Дашка», – упрекнула она себя, как-то уже привычно, словно устоявшейся присказкой. И отправилась наводить красоту.
Глава двадцать четвертая
Прощание славянки
Вообще-то, ее пальтишко, хотя и приличное в других кругах, здесь выглядело убого – но комплексовать она не собиралась. В конце концов, рядом шагает упакованный джентльмен, с него и спрос. Впрочем, в гардеробе отечественное издельице приняли с непроницаемым лицом. Учены были, всякое могло случиться – бомонд, пережив первое головокружение от успехов, понемногу научился опрощаться на западный манер, а то и замысловато развлекаться, устраивая маскарады на одну персону. Правая рука покойного Беклемишева, долларовый миллионщик Спицын, обожал заваливаться в самые дорогие магазины, имея на себе кирзовые сапоги вкупе с потрепанным ватником, карманы которого были набиты зелеными сотенными, – и выжимал из ситуации максимум удовольствия. А его приятель Кадесников развлекался чуть иначе – щеголял в дешевейшем костюмчике шантарского шитья и соответствующих туфлях, но вот часы, перстень, галстучная булавка и зажигалка были умопомрачительно дорогими даже по меркам Уолл-стрит и Сити, а пуговицы на пиджачке были отлиты из золота трехдевяточной пробы…
Правда, сняв пальтишко, она уже не выглядела инородным телом и не без женского удовлетворения окинула взором свое отражение в зеркале во всю стену – рыжеволосая красоточка в обнажавшем плечи голубом заграничном платье, пальцы унизаны изделиями из благородного металла, шея и уши им же отягощены. Роман все это подсунул в коробку с платьем, а она до поры до времени приняла спокойно…
Ресторан был из лучших, а потому атмосфера царила самая что ни на есть чинно-благородная – музыка негромкая, беседы тихие, контингент насквозь светский. Настолько, что вломиться сюда с обыском было для опера несбыточной мечтой.
Дизайнера, ходили слухи, привозили из Рима, а танцовщиц обучали в столице. Даша этому вполне поверила, увидев, как искусно выгибается, кружась вокруг металлического шеста, стриптизерка в зеленом газе – судя по всему, номер только что начался. В гнилом зарубежье, не понимавшем истинного шика, этот шест, судя по фильмам, был в крайнем случае никелированным, но в Шантарске его позолотили – знай наших. «Если она так каждый вечер будет по шесту задом елозить, позолоту частенько подновлять придется», – мимоходом подумала Даша.
– К бару, – сказала она, предупреждая вопрос Романа. – Коктейль хочу пить у стойки бара, как в классических детективах… Пора испытать, наконец.
Что ни говори, это было приятно – сидеть нога на ногу на высоком табурете, обтянутом натуральной кожей, фиксировать недвусмысленные взгляды – платье начиналось далеко от шеи, а кончалось далеко от пола, – радужно посверкивая бриллиантиками в кольцах, посасывать коктейль с видом великосветской небрежности. Не все детективные романы выдуманы от начала и до конца – порой и обычному сибирскому оперу доводится хлебать дорогостоящее пойло посреди самой пошлой роскоши.
Вот только – в первый и последний раз. Это был не ее мир, а потому и не стоило расслабляться до донышка. Чтобы не горевать потом в глубине души…
– Говорят, тут есть эти самые пресловутые кабинеты… – сказала она шепотом, разделавшись со вторым коктейлем. – Слово-то какое маняще-развратное… Насколько тебя знаю, озаботился заказать?
– А как же.
– Вот и пошли, – решительно сказала она, соскользнув с табурета и оправив платье. – Что, в самом деле, лясы точить…
Ничего экстраординарного в кабинете не оказалось – роскошная комната с необъятным диваном и богато сервированным столом, вот и все дела, разве что ванной предусмотрительно снабжен. «Так вот и гибнет романтика», – подумала Даша, поправив волосы и пристроив на столе сумочку.
…Она первая бросилась ему на шею, дрожа от возбуждения. Чувства и ощущения выплясывали шалую чечетку, примитивное желание мешалось с охотничьим азартом, а ненависть – с тоской оттого, что все происходило в последний раз. Возможно, творившееся с ней не имело названия в человеческом языке – а может, с незапамятных времен именовалось предельно точно, но она была не интеллектуалкой, а гончей собакой и просто не знала таких мудреных слов, обозначавших загадки лабиринтов души.
Она прощалась со сказкой, где с самого начала не было никаких иллюзий, а он не знал, что все это в последний раз. Даша с естественным, как радуга, бесстыдством старалась получить все и все испробовать. Яростное колыхание обнаженных тел стало последним аккордом затянувшейся схватки – о чем знал лишь один из участников, а второй, похоже, не подозревал…
Когда она вышла из ванной, уже одетая и подмазанная, а Роман удалился туда, действительность неуловимо изменилась. Затмение чувств было тренированно загнано куда-то в глубины. Она включила магнитофончик, удобно устроилась в кресле и закурила, без особых усилий возвращая холодную деловитость.
Наконец он появился, свеженький и благоухающий «Фаренгейтом», потянулся обнять. Даша легонько отстранилась:
– Сядь. Поговорим…
– О чем?
Он великолепно держался – ни тени напряженности, взгляд невозмутим, ласков. А ведь не может не понимать…
– Давай о чем-нибудь экзотическом, – сказала Даша. – Вроде вольной Сибири, инкорпорейтед. Интересно, ты-то кем будешь? Премьером или министром финансов? Или что-нибудь экзотическое выдумаешь – вроде великого визиря?
Он не шелохнулся, лишь глаза сузились.
А улыбка осталась самой непринужденной:
– Дашенька, ты просто молодец. Я восхищен, серьезно. Красивых женщин у меня было немало, а вот такие умницы попадались вовсе уж нечасто… Говорил я Волховичу, что жить надо скромнее, но поди докажи ему… Впрочем, дело, конечно же, не в потрепушке Волховиче и болтушке Марине?
– Ну конечно, – сказала она. – Понимаешь, я гончая собака. Я очень хорошая гончая, у меня получается…
Роман преспокойно встал, оторвал небольшую кисточку винограда и стал отщипывать по ягодке. Улыбнулся:
– Значит, обойдемся без пошлостей? Ты не будешь загонять меня в угол коварными репликами, а я не буду глупо таращить глаза и бормотать, что ты сошла с ума?
