Арч Стрэнтон - Скалолаз. В осаде
«Ну и придурок», — подумал Кейт, выдерживая взгляд первого помощника.
Вынужденные подчиниться приказу, повара один за другим стали покидать камбуз. Все это время Круль не сводил с Кейта своего злобного взгляда.
«Наверное, если бы я был порохом, то уже взорвался от такого взгляда. Так что ему повезло, что я уже давным-давно не порох… Или отсыревший порох», — подумал Кейт, невозмутимо глядя на Круля, и чуть заметно усмехнулся.
— Знаешь что, Рейбок, — сказал Круль, когда все вышли и принюхался. — Это пахнет просто замечательно!
Он повернулся к стоящей рядом с ним кастрюле с кипящим вулесом.
— Что это? — издевательски спросил Круль и наклонился над ней, рассматривая содержимое. — Омлет с беконом?
Он выпрямился и ткнул пальцем в грудь шагнувшему к нему еще раз Кейта.
— Я долго мирился с твоим дерьмом! — рявкнул он.
— Только потому, что капитану нравилось твоя вонючая стряпня. Но на этот раз он не спасет твою задницу!
— Неужели? — с чуть заметной иронией в голосе спокойно спросил Кейт.
Круль злобно усмехнулся, и, глядя на Кейта, с шумом втянул в себя сопли и выхаркнул их прямо в вулевас.
— Это для вкуса! Нравиться? — захохотал он, и чуть не упал, потому, что Кейт двумя руками оттолкнул его от кастрюли.
— Эй! Эй! — закричал Тейлор, хватая Кейта за руки.
— Это нападение на офицера!
— Да брось ты! — Кейт выдернул руки и растолкал бросившихся к нему пехотинцев. — Вот нападение на офицера!
И он со страшной силой ударил Круля в лицо. Круль перелетел через стол с нарезанным сыром и с грохотом упал на пол. Кейт тем временем увернулся от одного пехотинца, неуловимым движением схватил его сзади за шею и резко ударил лицом о железный стол для рубки мяса. Пока тот падал, Кейт развернулся к другому, жестким захватом встретил его летящую в ударе руку и с силой швырнул пехотинца в сторону третьего нападающего. Они столкнулись, ударились головами и, не удержавшись на ногах, повалились на пол.
— Да ладно, ладно! Я сдаюсь, — сказал Кейт благоразумно державшемуся в стороне от схватки Тейлору и позволил схватить себя вскочившим морским пехотинцам.
Они завели ему руки за спину и надели наручники.
Круль между тем пришел в себя и теперь стоял на четвереньках, тряся головой. Из рассеченной скулы текла кровь. Увидев Кейта уже в наручниках, он удовлетворенно кивнул, пошатываясь, встал и крикнул:
— На гауптвахту его!
Пехотинцы толкнули Рейбока в спину.
— Никто не может посадить на гауптвахту без подписи капитана! — протестующе заявил Кейт.
— Правильно, — Круль оглядел Кейта с головы дс ног. — Засуньте-ка его… — Круль обвел взглядом помещение камбуза, прикидывая в уме вместительные способности кастрюль, духовок и тазов. Поняв, что сварить или запечь строптивого кока ему сейчас не удастся, Круль крикнул:
— В холодильник для мяса! Ну!!!
— Давай, давай, пошел! — пехотинцы стали подталкивать Рейбока в спину.
Тейлор побежал вперед и услужливо открыл огромную железную дверь.
— Теперь я знаю, почему ты кок, — сказал Круль, когда Кейта втолкнули внутрь судовой морозильной камеры. — Ты дерешься, как педераст!
На этих словах он резко захлопнул дверь и сунул в скобу для замка длинный нож для колки льда.
Кейт остался один в темноте среди висящих на крюках замороженных свиных и говяжьих туш.
А Круль повернулся к одному из морских пехотинцев.
— Рядовой Нэш! — официальным тоном обратился к нему Круль. — Ты поднялся на борт на Гавайях?
— Так точно, сэр! — молодой парень вытянулся и щелкнул каблуками.
Круль с сожалением покачал головой.
— Значит, ты еще не знаешь кока Рейбока. Он настоящий психопат!
Круль подошел к стоящему навытяжку пехотинцу вплотную и, доверительно глядя ему в глаза, сообщил:
— Он ненавидит офицеров, он ненавидит Америку! Сегодня — День рождения капитана, и я не хочу, чтобы этот кок испортил нам праздник! Никто не должен с ним говорить, никто не должен его выпускать! А если он постарается выбраться, стреляй вот сюда! — первый помощник капитана легко ударил морского пехотинца пальцем в переносицу.
Голова у него дернулась, он сглотнул и заморгал, не сводя с офицера испуганных глаз.
— Я рассчитываю на тебя, парень! — Круль хлопнул его по плечу, оскалился, изображая дружескую улыбку, и вышел из камбуза.
— Слушаюсь, сэр! — прокричал ему вслед новобранец Нэш, ужасно гордый оказанным ему в первый же день службы доверием, и доверием со стороны кого? — самого первого помощника капитана!
«Так, глядишь, я скоро стану сержантом», — подумал Нэш и огляделся. На камбузе он был один. Не считая запертого в холодильнике психопата-кока.
«Ну ни фига себе, — думал Нэш. — Бросаться на офицеров, оказывать сопротивление патрулю… Конечно, он психопат! Хотя дерется здорово. И почему это Круль сказал, что он дерется, как педераст? Я, по правде сказать, никогда не видел, как дерутся педерасты, тут Крулю конечно видней. Сразу ясно, что он опытный педе… тьфу! офицер! Ведь не случайно же Круль — первый помощник, а тот кок — всего лишь засранный психопат».
— Еще один холодный день в аду, — тоскливо сказал себе Кейт Рейбок и попробовал усмехнуться. У него ничего не получилось.
— Приготовиться, начинаем посадку! — раздался в динамиках салона вертолета голос пилота.
Солист тут же проснулся и огляделся.
Джоан красила губы, пытаясь хоть им придать более-менее естественный цвет; Солист поглядел на нес бледно-зеленое лицо и захохотал. Затем он дружески похлопал ее по коленке и подмигнул громадному негру, сидящему напротив.
— Я думаю, американскому флоту колоссально повезло в том, что мы для начала развлечем команду ядерного ракетоносца! — прокричал он сквозь шум машин на весь салон.
— Не правда ли, крошка? — и он, дружески, похлопал Джоан по голому плечу.
— Я надеюсь на две вещи, даже на три, — сказала Джоан, отодвигаясь. — Первая — что я успею сказать «Здравствуйте» прежде, чем меня стошнит. Вторая, — что они не разорвут меня на части… И третья — что ты уберешь куда-нибудь подальше свои вонючие, лапы, пока меня не вырвало прямо тебе на брюки.
Солист изумленно посмотрел на нее и опять захохотал.
«Во дает шеф! — подумал сидящий напротив негр. — Вот это характер!»
Тут вертолет внезапно тряхнуло, подбросило а шум стих.
Очи находились на носовой палубе ядерного ракетоносца «Миссури».
У Джоан были все основания опасаться, что ее действительно разорвут на кусочки.
Экипаж, собравшийся на верхних палубах, так засвистел и восторженно заревел, когда она в своем комбинезончике показалась в проеме открывшейся вертолетной двери, что в первый момент Джоан по-настоящему испугалась.
«Пожалуй, за цвет лица тут действительно можно не беспокоится», — подумала она, подавая руку подоспевшему Крулю и медленно спускаясь по вертолетному трапу. — Их и в самом деле волнуют куда более серьезные вещи».
И если бы Джоан могла видеть, что происходит в каютах, она, вероятно, порадовалась бы собственной прозорливости.
Матросы, не успевшие выйти на палубы, хватали руками на мониторах, транслировавших проход Джоан по палубе, те места, где сейчас находилась ее грудь, бедна. Они лапали руками ее изображение и кричали друг другу. как сумасшедшие:
— «Мисс-Июль» приехала, понял! На самом деле! Она приехала!
И опрометью бросались прочь из кают, наверх, на палубу, ничуть не беспокоясь, что из форменных их штанов заметно выпирают доказательства их радости и возбуждения.
Да, экипаж крейсера уже очень давно не отдыхал и не веселился, в сегодня собирался сделать это на всю катушку.
Пожалуй, только три человека на судне не были возбуждены.
Первым был капитан, который сидел в своей каюте, соблюдая данное Крулю обещание быть приятно удивленным. Старик даже не включил монитор, решив быть честным до конца. Он сидел в кресле и грустно размышлял о своем 72-м Дне рождения, о том, что к старости человек становится совсем одиноким, и от этого пронизывающего чувства уже не спасают дети, внуки, жена, если она еще жива, а спасает только любимое дело. Ему, в общем-то, крупно повезло в жизни, думал капитан, ведь у него есть крейсер — его ребенок, его семья, его друг, его любимое дело одновременно. И это, наверно, справедливая награда за всю его долгую жизнь, в которой он не предавал, не лгал, не крал, в которой основное место занимали чувство солдатского долга и любовь к товарищам по оружию. А товарищами по оружию старый капитан считал практически всех людей. Ведь все они, в основной своей массе, стремились к таким же целям, что и он, и ими руководили такие же чувства… Он был идеалистом, старый капитан, и знал ото, но совсем не раскаивался, а даже гордился немного своим старомодным идеализмом. «Старина Бейтс, наверно, опять будет спорить со мной, что я отстал от жизни и ругать, что я балую экипаж, — думал капитан. — Приятно все-таки, что даже в таком возрасте тебя не забывают друзья, несмотря на то, что они адмиралы…»
![Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/uploads/posts/books/159220/159220.jpg)
