Андрей Дышев - Кодекс экстремала
Художник поморщился, нахмурил брови. «Класть, Лизавета, класть, а не ложить! Сколько раз я тебе говорил об этом!»
«Забыла, Жорик! – натренированно ответила натурщица, села на диван и поджала под себя ноги. – Мне раздеваться?»
Художник покачал головой, взглянул на Анну, словно хотел извиниться за слабое астральное начало в Лизавете, и снова сделал замечание натурщице: «Не называй меня Жориком. Меня зовут Джорджем, я говорил тебе об этом сотни раз!»
Лизавета закатила вверх свои безумно накрашенные глазки, взяла в руки какой-то журнал и стала его листать.
«Вы мне отдадите это письмо?» – спросила Анна, открывая сумочку и медленно опуская лист в нее. Художник неожиданно кинулся к Анне и перехватил ее руку. «Это письмо? – прошептал он, медленно разжимая пальцы, затем повернулся и подошел к окну. – Вы просите меня о невозможном, – не оборачиваясь, произнес он. – Но пусть будет так. Забирайте. Это одно из немногого, что осталось у меня в память о Танюхе. Это письмо да несколько ее портретов…»
Анна проследила за его взглядом. На стене, противоположной окну, среди больших и малых полотен, пестреющих цветными пятнами, выделялись два портрета взрослой девушки. Один был выполнен в профиль: девушка с тонкой сигаретой в губах и в мотоциклетном шлеме касалась пальцами темного стекла-шторки. Казалось, что еще мгновение, и она закроет лицо и помчится вперед, обгоняя ветер. На втором портрете – анфас – она, чуть приподняв лицо вверх, словно смотрела на утреннее солнце, пронизывающее своими лучами окно, обеими руками зачесывала ровные пепельные волосы назад.
«Кто это?» – спросила Анна, переводя взгляд с портретов на лицо художника.
Он повернулся, и по его губам снова пробежала усмешка. «Это? – переспросил он. – Это ваша подруга – Татьяна Васильева… Странно, что вы не узнали ее». – «Это действительно странно», – пробормотала Анна, снова поворачиваясь к картинам и внимательно рассматривая их.
Она хорошо запомнила женщину в красном – молодую жену Милосердова, которая, по данным загса, проходила под именем Татьяны Васильевой, прописанной в Кемерове, в той самой комнате, где Анна сейчас находилась. Можно было поставить под сомнение талант художника, его умение точно передавать черты лица, и все-таки Анна могла сказать с полной уверенностью: на портрете была изображена совершенно незнакомая ей девушка, не имеющая ни малейшего сходства с женщиной в красном.
«А вы… не ошибаетесь?» – спросила она, снова повернувшись к Джорджу.
Лизавета хмыкнула, покачала головой, нервно перевернула страницу журнала и, не поднимая глаз, пробурчала: «Да вылитая Танька! Наверное, у вас с глазами что-то».
Джордж, с тяжелыми от старания казаться глубоко переживающим человеком глазами, подошел к Анне. «Вы бьете меня в самое больное место. Вы ставите под сомнение мои чувства к Танюхе. Без высоких чувств я не смог бы создать такие… такие выразительные портреты». – «Продайте мне один из них!» – вдруг сказала Анна.
Художник кивнул головой: мол, понимаю ваше стремление приобщиться к прекрасному и вечному, но развел руками. «Нет, не могу. Эти картины не продаются».
Анна щелкнула замками сумочки, вынула из нее две стодолларовые купюры. «Продайте!» – повторила она, протягивая художнику деньги.
Джордж колебался мгновение. Лизавета замерла на диване с раскрытым ртом, и в ее глазах застыл испуг: а вдруг не согласится? «Только, – пробормотал художник, – только ради того, чтобы приобщить вас, так сказать…» Он не договорил. В этом уже не было смысла – деньги исчезли в его кулаке.
Анна сама сняла портрет, выполненный анфас, с гвоздя. «Давайте я заверну», – засуетился художник. Лизавета, чувствуя, что Анна вот-вот уйдет, с облегчением сняла с себя халат и взяла чашку с кофе.
На пороге квартиры Джордж протянул Анне белый картонный прямоугольник. «Моя визитка», – пояснил он и глубокомысленно улыбнулся. «Очень кстати», – ответила Анна, спрятала визитную карточку в сумочку и быстро пошла по скрипучей лестнице на улицу, держа под мышкой небольшой газетный сверток размером со словарь.
Ночь ей пришлось провести на вокзале, а утренним поездом она выехала в Москву. «Пропала девчонка, – думала Анна, рассматривая портрет Татьяны. – Эта дама в красном воспользовалась ее паспортом и вышла замуж за Милосердова. Зачем это ей надо было? Может быть, она преступница, скрывающаяся от милиции? С чужим паспортом вышла замуж, затем быстро обменяла его на новый, с новой фамилией. И не стало больше ни Тани Васильевой из Кемерова, ни дамы Икс. Осталась лишь Татьяна Милосердова, жена кандидата в депутаты Госдумы, однофамилица погибшей бизнесменши Эльвиры Милосердовой…»
Анна вдруг почувствовала, как у нее занемела спина и по затылку прошла горячая волна, словно где-то сзади начался пожар. Она поднялась с дивана и, не отдавая себе отчета, прошла по проходу в тамбур. «Вам что-нибудь надо?» – спросила ее проводница. «Да, – ответила Анна. – Мы скоро приедем в Москву?» – «Еще почти двое суток», – с удивлением ответила проводница. «Как долго!» – воскликнула Анна.
Проводница внимательно смотрела в ее глаза. «Вам плохо? Дать вам воды?» Анна кивнула, хотя пить совсем не хотела, и вернулась на свое место. «Да, – с чувством странного возбуждения думала Анна, – так и есть. В фойе Дома журналиста я видела именно Эльвиру Милосердову, сестру Германа. И никто ее не убивал, никакого несчастного случая не было. Это она убила Татьяну Васильеву, а кто-то хитрый и умный пустил слух, что убили генерального директора акционерного общества. А с покойника какой спрос за деньги вкладчиков? Теперь этими деньгами наверняка занимается братишка. Запустил их, к примеру, на свою предвыборную кампанию… Ловко, ах как ловко!»
Она едва выдержала долгую дорогу. Терпения на то, чтобы доехать с вокзала до дома, ей не хватило, и с Казанского она позвонила мне домой, чтобы сообщить эту потрясающую новость. Естественно, она меня не застала. Мучилась в ожидании до вечера, позвонила снова – тот же результат. «Он у кого-нибудь в гостях, – подумала Анна. – Надо позвонить глубокой ночью или даже под утро».
Она ошиблась. Я пришел домой не так уж и поздно – около одиннадцати, но уже в половине первого вышел из дому по звонку Гурули и уехал в симферопольский аэропорт. Анна этого не знала и знать не могла. Она позвонила мне в четыре часа ночи, проснувшись, как от звонка будильника. Сердце ее колотилось, душа томилась от предчувствия какой-то беды. Трубку в моей квартире никто не брал. Тогда Анна стала листать свою записную книжку, моля бога, чтобы в ней оказался телефон Володи Кныша, который она вроде бы записывала еще в прошлом году, отдыхая у меня в первый раз.
На этот раз ей повезло дважды: она нашла телефон лейтенанта и смогла дозвониться до него. Нельзя было сказать, что Кныш очень обрадовался ее звонку, но разговаривал с ней вполне терпеливо и спокойно.
«Это бывает, что он не ночует дома, – беспрестанно зевая, сказал Кныш. – Он в последнее время вообще с ума сошел». – «Что значит – сошел с ума?» – не поняла Анна. «Да это я так, образно. В общем, не телефонный разговор… Скорее всего на яхте плавает». – «Так у него нет яхты!» – «Не было, но на время появилась. В нашем отделении доверенность на яхту «Ассоль» на его имя заверяли». – «На «Ассоль»? – переспросила Анна. – На ту самую яхту…» – «Да-да, именно на нее, – подтвердил Кныш. – Не знаю, куда он собирался на ней плыть. Мне ничего не говорил». – «Володя, а кто оформил на Кирилла доверенность?» – спросила Анна.
Кныш зевнул и не сразу ответил. Было понятно, что ему очень не хотелось говорить об этом по телефону и вообще распространяться на эту тему. «Гурули, – ответил он. – Это довольно скандальное имя…» – «Я знаю, – перебила его Анна, упрощая лейтенанту задачу. – Спасибо тебе. До свидания!»
Анна опустила трубку, подошла к теплой постели, забралась в нее, но тотчас выскочила, словно простыни обожгли ее тело мертвецким холодом. Какой тут сон! Она налила себе рюмку коньяку и приготовила кофе. «Надо что-то делать, – думала Анна. – Предчувствие редко обманывает меня. Эта злосчастная яхта, которая фигурировала в скандально известном «несчастном случае», вдруг снова оказалась связана с именем Кирилла. Зачем Гурули, этот сообщник Милосердовой, ее правая рука, оформил на Кирилла доверенность на «Ассоль»? Что это значит? Он взял его к себе на работу? Или это замаскированная взятка за молчание Кирилла?»
Она не нашла бы ответа на эти вопросы, осталась бы в Москве и не вытащила бы меня с яхты за мгновение до взрыва, если бы вдруг не услышала деловые новости, которые передавали по ночному коммерческому каналу. Затаив дыхание и боясь пропустить хотя бы слово, она слушала о том, что «Краснодар-комбанк» предоставил АО «Милосердие» крупный кредит для погашения долгов вкладчикам и что сумма в несколько миллионов долларов будет в течение дня перевезена на Южный берег Крыма на яхте «Ассоль», которую великодушно предоставил ее владелец – московский бизнесмен Артур Пиков.
