Эльмира Нетесова - Дикая стая
— Бей зэка!
— Мужики, уроем психа! — втаптывали инспектора в землю не только мужики, но и бабы.
Поселенец отчетливо услышал, а потом и увидел Галку Хохореву, Любку-пекариху. Они били яростней, злей мужиков, точно и впрямь хотели убить Гошу. Его спасло чудо.
Анна, ничего не зная о случившемся, отпустила собак погулять. Они, видимо, почуяв неладное с хозяином, отчаянно взвыли на два голоса и попросились во двор. Баба едва открыла им дверь, как псы, перемахнув через забор, побежали к магазину с рыком. Толпа не обратила на них внимания и не заметила, как овчарки подскочили сзади. Они-то знали, как можно разогнать толпу и набросились на зевак, отгоняя, отделив их от дерущихся, пробивая тем самым себе путь.
Вот затрещало пальто Галки. Она прицелилась было каблуком сапога в Гошкино лицо. Динка свалила бабу, дернув на себя, под ноги мужиков. Те и не заметили, вмесили в грязь, не услышали визгов. Дерущиеся всегда глухи к чужой боли.
Дик схватил за брюки мужика. Рванул так, что сразу заголил задницу, и бросился на все, что выпирало, висело и торчало.
Мужик не своим голосом взвыл от боли, а Дик уже успел вырубить еще одного, заскочив к нему на спину, содрал одежду до колен и взялся за третьего. Динка догола раздела Любку. Хорошо ободрав спину и ягодицы, нацелилась на горло, но баба успела убежать. Вот еще двое избивавших убегают с воем. Кто- то пытается сумками отогнать собак, но не тут-то было. Динка бросается на отгонявших так, что они отступают в ужасе, пятятся назад пока целы и наблюдают, как озверевшие собаки расправляются с рассвирепевшими людьми. Сколько их упало под ноги толпе, уже трудно вспомнить. Остались еще трое тех, кто не увидел, что случилось с другими.
— Сенька, убегай! — слышится запоздалое предупреждение.
Но одноглазый грузчик рыбкоопа очень гордился, что насадил Гошке фингалов и шишек куда как больше, чем другие! Но не сумел уйти гордо. Его приловили овчарки и, вытряхнув одноглазого из выходной одежды, разнесли ее вместе с получкой в мелкие куски. Самого, оставив в одних носках, гнали до самого дома галопом, заскакивая по бокам, спереди, грозили оторвать и откусить все уцелевшее.
До самой темноты растаскивали родственники из свалки покусанных, истерзанных мужиков и баб. Гошу из этой драки вывезла Анна. Она положила его на садовую тележку и приволокла домой. Отмыла и отчистила, потом неделю лечила мужа, не отходя от постели. Тот, придя в себя, дал слово не заходить в магазин в одиночку. Потом Анна рассказала Гошке, что многие мужики прямо из той драки попали в больницу и теперь им делают уколы от столбняка и бешенства. Все задницы их стали дырявее решета. Да и на работе у каждого неприятности начались, ведь на бытовой почве лечат без больничного. А со столькими прогулами кто смирится?
— Знаешь, сколько мяса с иголками и стеклом бросают нам через забор, чтоб погубить собак? Хорошо, что они умные и не едят подброски. Рычат, указывают, а людям и вовсе перестали верить! — жаловалась жена Гоше.
Корнеев решил рассказать о случившемся Александру Ивановичу Назарову, чтобы он подумал и оградил инспекторов от нападок поселковых и пацанов.
Поселенец попытался встать на ноги, но не смог. Ноги не удержали, закружилась голова. Он глянул на себя в зеркало и испугался. Лицо было опухшее, синюшное, все в кровавых подтеках и ссадинах, словно его пропустили через мясорубку. Глянув на хозяина, даже псы заскулили, пожалели человека. Им в драках и то так не доставалось.
— Ну что, кенты? Удивляетесь теперь? То-то и оно. Говорил вам, что человечья свора подлее и паскуднее звериной, а вы не верили! Меня на зоне так не тыздили, когда лажался! А тут ни за хрен собачий вломили! — взялся за телефон и набрал номер Назарова.
Он рассказал человеку о случившемся, не утаив ничего.
Александр Иванович, выслушав, пообещал приехать в Усть-Большерецк и разобраться на месте.
Вечером, когда пришла Ольга, Корнеев рассказал ей о разговоре с начальством.
— Приедет сам?! — вспыхнули румянцем щеки женщины, в глазах радость засветилась радугой.
Ольга сразу засуетилась, помогла Анне прибрать в доме, потом к себе побежала наводить порядок. Все перемыла, почистила, постирала. Подмела двор перед бараком. Ожидание словно преобразило женщину, она будто помолодела лет на пятнадцать. Ольга не сводила глаз с реки, откуда должен был появиться Назаров.
— Бедная девка вовсе голову потеряла! Любит она этого Назарова. По глазам видно. С ума по нем сходит, — приметила Анна, а про себя подумала:
«А ведь было дело, ревновала ее к Гошке, боялась, что вскружит моему мужику голову. Да только не нужен он ей, другого на сердце держит. Но что-то не клеится у них, видно, помеха имеется неодолимая. Иначе, какой дурак отказался бы от такой бабы?».
Гошка, прихрамывая на обе ноги, прошелся по дому, охая. Перед глазами черные круги плывут — пришлось держаться за стены, мебель. Пока вернулся к постели, дважды отдыхал.
— Держись, Гоша! Тебя орава била, а ты, слава Богу, живой! Силенки воротятся! Зато поселковых знатно потрепал и сам, и собаки. На улицах нынче — ни единого мужика. По домам и в больнице канают. Иные в себя не пришли, не встают до ветра. Все избитые, покусанные, порванные. Не понять, от кого больше им досталось? От тебя или от собак? Бабки такое говорили про ту драку, грех вслух сказать! — рассмеялась Анна.
— А что базарили? — спросил Георгий.
— Ну, как из свалки мужики выскакивали! Они ж скопом на тебя насели, завалили и месили, а тут собаки подоспели и ухватили за задницу Андрюху Кравцова, да как рванули за штаны, так и заголили всего насквозь. Срам сказать, портки вместе с исподним сорвали. Он и раскорячился: рук не хватило срам прикрыть, он же, как на грех, весь наружу вывалился. Так-то и побег домой, сверкая гольной задницей, а спереди руками прикрыл не столько от людей, сколько от собак, чтоб не оторвали. И не он один вот так из свалки выскочил. Иных все ж достали псы и спереди и сзади. Нынче уколы принимают в покусанное. Дед Лаврентий от тех уколов уже сдвинулся. Орет от боли на всю избу, внуков наполохал. Говорит, что у него собаки половину мужичьего достоинства отгрызли. А бабка за это грозит из дома согнать, мол, зачем ей старик с окурком? Не надо было в драку лезть, коль хрен плохо держался! Не только мужиков, но и баб поувечили! — смеялась Анна.
— И кого ж достали? — оживился Гошка.
— Галке Хохоревой сиськи отгрызли!
— Где они их нашли? Это ж ни баба — гладильная доска, ровная как шконка. Ни ухватиться, ни глянуть не на что. Сущая «параша». На такую только поссать вместо столбика. Выпусти зэков после червонца в зоне, эту лярву никто не захотел бы. Всяк свой хрен ни на помойке поднял, чтоб об такую пачкать! Тьфу, уродка полоумная! — серчал поселенец,
— А еще Любку-пекариху раздели. Всю жопу искусали. Она и досель ни лечь, ни сесть не может. Все с воем. В туалете со слезами управляется. Нечего было лезть в свалку! Сунулась, вот и получила! — радовалась Анна.
— Так ей и надо! — поддержал Гошка злорадно.
Поселенца никто из поселковых не навестил, не
поинтересовались его здоровьем даже соседи. Все дни, пока болел, только Аннушка и Ольга заботились о нем. Делали уколы, давали таблетки, ставили компрессы и примочки. Георгий шел на поправку медленно. Лишь к концу второй недели вышел на крыльцо покурить и приметил Мишку Сазонова. Вспомнил, что тот в драку не полез, так и остался возле магазина зевакой.
Сосед, оглянувшись, увидел Гошку, выронил из рук лопату и спросил удивленно:
— Так ты живой? А я слыхал, что дуба врезал!
— Не дождетесь, вашу мать! — рявкнул Гоша зло и сказал ухмыляясь, — скорей поселковые откинутся, а я еще подумаю! Мне на погост билет не дают без ксив!
Теперь он садился поесть к столу. Сам умывался, переодевался, силы постепенно возвращались к человеку. Он уже не надеялся на приезд Назарова, на его помощь и защиту. Сникла и Ольга. Вдруг утром раздался звонок в двери инспектора, длинный, голосистый. Ни Ольга, ни соседи так не звонили, и все поняли, что пришел кто-то чужой.
Назаров как всегда спешил. Войдя в дом, поздоровался со всеми наспех. Ольгу словно не заметил, слегка кивнул головой и присел рядом с Гошей, заговорил с ним вполголоса:
