Анна Данилова - Выхожу тебя искать
– В «Зарю» приезжала Юлия Земцова, моя коллега…
– Да, я знаю… Я сбежала, потому что мне стало противно… Эти наручники… Какое хамство! Со мной обращались как с преступницей… Извините, у меня кружится голова…
Вечером она впервые прошла почти через весь дом. Он был огромен, с великим множеством коридоров, каких-то черных ходов, лестниц, проходных комнат.
И везде – ощущение того, что находишься в нежилом помещении. Пахнет краской и лаком, хотя ремонт явно закончился, пора было бы приехать хозяевам. Но хозяином, как Юля поняла, и являлся странный молодой человек по имени Саша, который подрабатывал электриком, вернее, играл роль электрика. Возможно, он был вором в законе или грозой местных рэкетиров. Но Юля прекрасно знала: каждого «авторитета» Шестой отдел держал на мушке. Так вот: «весомого» человека по кличке Боксер в картотеке отдела не существовало. Это она знала точно, как знал и Крымов, который куда лучше ее разбирался в подобных вещах. А это означало, что Боксер занимал совершенно другую, быть может, параллельную нишу в преступном мире.
За ней пришли и повели ее к Боксеру. Она приготовилась к хамству и, возможно, к насилию: в правом кармане шортов (им привезли шорты, майки, трусы и гигиенические прокладки) она прятала руку с кастетом; в левом же кармане находился пистолет.
Приготовилась ли она к смерти? Маловероятно. Юля старалась не думать об этом, в ее воображении рисовались очень даже «веселые» картинки: тесный гроб, заваленный землей; десяток обезьяноподобных охранников, насилующих ее и Стеллу; лужа крови, настолько густой, что из нее невозможно выбраться… И так до тошноты, до одури, пока она не начинала петь… А пела она все подряд, и на русском, и на английском, и даже песенку из репертуара Шарля Азнавура завывала на французском.
– Не вой, и так тошно, – умоляла ее потерявшая всякую надежду Стелла. – Разве можно так блеять на пороге смерти?
– Можно и даже нужно. Я где-то читала: чтобы не раскисать и не впадать в депрессию, психологи рекомендуют петь, танцевать… Стелла, ты не потанцуешь со мной? – спросила Юля, почувствовав, что глаза наполняются слезами.
На сей раз Боксер был не в черном – они уже привыкли видеть его именно в черном, он часто проходил под окнами, – а во всем белом. Боксер был красивым худощавым блондином с тонкими губами и спокойными, до скуки, светлыми глазами… К бледному лицу его, похоже, не приставал загар. Его можно было бы назвать красивым, если бы не невидимая ледяная оболочка, в которой он жил; при приближении Боксера появлялись дрожь в коленях и спазмы в желудке… Красота и страх – явления, которые не должны быть совместимы. Как не может быть красивым зло или пошлость.
На нем тоже были шорты и белая майка. «Курортный роман» продолжался.
Огромный сад, окружавший дом, заполнял комнату, куда привели Юлю, птичьим гомоном, шелестом листвы и ароматами флоксов. Боксер, казалось, только что позавтракал и теперь вертел в руках лимон.
– Объясняю, мадемуазель Земцова. То, что предстоит вам уже очень скоро, для меня и всех тех, кто ожидает этого зрелища, будет в новинку. Впервые мы увидим не безмозглых полупьяных животных, именуемых женщинами, а существо более развитое, с намеком на интеллект. И это, я думаю, будет интересно… Однако есть кое-какие проблемы… Дело в том, что вы, Юлечка, слишком хороши для наших забав, которые заканчиваются подчас, не скрою, превращением участников в куски мяса… Мне жаль вас, жаль вашу красоту, вашу чудесную кожу… Разденьтесь, пожалуйста!
Вот сейчас наконец настало время достать пистолет и выстрелить этому извращенцу прямо в голову. Но раздеться – еще не значит лечь под этого подонка.
Главное – последнюю пулю пустить себе в висок (Юля уже даже тренировалась, приставляя холодное дуло к виску), чтобы ее тело не досталось этим ублюдкам в пятнистой униформе…
И вдруг она поняла, что, раздевшись, останется без оружия.
– Может, не надо? – спросила она, чувствуя, как в ней растет огромное желание убить, убить во что бы то ни стало, сделать так, чтобы эта белая скатерть, на которой стоят приборы с остатками завтрака, оросилась кровью…
– В принципе, маечка так плотно тебя облегает, – сказал он, обращаясь к Юле уже на «ты» (действительно, к чему церемонии?), – что мне не составляет труда представить твою грудь… Ты просто прелесть… Подойди сюда… Ты не хочешь посмотреть на меня? Знаешь, за что меня так любят женщины?
– Не знаю, что вы там задумали. Очевидно, я просто не в состоянии представить то, до чего додумались вы, но предупреждаю сразу: я найду способ умереть до того, как до меня кто-нибудь дотронется… Это решено. А я не думаю, что вы кормили меня здесь, как свинку на убой, только для того, чтобы закопать в землю… Поэтому предлагаю вам прежде рассказать, что меня, то есть нас, ждет…
– Нас? Ты сказала нас? Ты еще заботишься об этой стерве Стелле? Она – мой человек, и больше, во всяком случае до субботы, ты ее не увидишь… И это даже хорошо, что ты еще ничего не поняла. В этом и заключается весь фокус. Ты попадешь под свет прожекторов такая, как ты есть, и будешь бороться за свою жизнь не на живот, что называется, а на смерть… И от того, насколько ты окажешься умна и изворотлива, сильна и ловка, зависит, наступит ли для тебя август… Я хотел тебе дать совет, но ты не разделась, а советы я бесплатно никому не раздаю. Я возжелал тебя, а ты меня – нет. Теперь пеняй на себя…
И она увидела, как рука Боксера плавно опустилась, и он погладил себя чуть ниже живота, словно успокаивая плоть. Лицо его при этом было страшным, бледным и злым. Затем он закрыл глаза и несколько минут просидел без движения, глубоко дыша…
И тут вошел охранник. Боксер сказал ему что-то – Юля не разобрала, что именно, – потом ее схватили за руку и повели через весь дом обратно.
Они проходили пустые комнаты, коридоры, поднимались по лестницам, спускались в расположенные уже под землей тоннели…
– Неужели нельзя было вывести на улицу и привести меня в нашу комнату?
Что ты петляешь?
– Ты еще и говоришь? – Охранник резко остановился и крепко сжал руку Юли.
Они находились в узком коридоре с тускло мерцающими голубоватым светом неоновыми лампами. Юля повернулась и внимательно посмотрела на охранника.
Высокий, широкий в плечах, с невозмутимым лицом человек, не обремененный интеллектом… И вдруг она поняла, зачем он ее сюда привел.
– Пикнешь – пристрелю, и мне за это ничего не будет, понятно? Я приметил тебя еще вчера, когда ты была в бассейне… – Он снял с плеча автомат и прислонил к стене. Затем расстегнул штаны. – Только не ори… Тебе хорошо будет…
Он схватил Юлю за шею и пригнул к полу, сдирая свободной рукой с нее шорты и пытаясь коленом раздвинуть ей ноги. Почувствовав себя как в тисках, находясь в одной из самых уязвимых поз, Юля напряглась, чтобы отсрочить момент насилия, но животное, обхватившее ее сзади, оказалось намного сильнее; спустя мгновение она почувствовала, как в ней забилась чужая плоть, чужая сила, наполнявшая ее бессильной злобой и уже знакомой жаждой убить…
– Мне так больно… Подожди, отпусти, я попытаюсь расслабиться… – Юля чуть не плакала.
Насильник, тяжело дыша, отпустил ее. Запустив правую руку в карман шортов, Юля, резко развернувшись, ударила охранника кастетом. Удар пришелся прямо в нос. В следующее мгновение, растопырив средний и указательный пальцы левой руки, она с силой вонзила их ему в глаза…
Издав глухой стон, охранник отшатнулся и, держась руками за нос и глаза, сполз по стенке на пол. Он выглядел отвратительно в полуспущенных штанах, на которые уже лилась кровь из расплющенного носа…
Между тем Юля, прекрасно понимавшая, что охранник, если схватит ее, мигом свернет ей шею, вновь пустила в ход кастет – теперь уже била по макушке.
Потом увидела висевший на поясе охранника нож в ножнах. Выхватив его за рукоять, не соображая, что делает, она вонзила лезвие в мощную крепкую шею; остро отточенный нож вошел в нее, как в масло…
В доме же по-прежнему царила тишина. И Юля вдруг поняла, почему охранник не схватил ее, не попытался защищаться… Неожиданность, с которой он получил болевой шок – разбитый нос и проколотые глаза, – обезоружила его, расслабленного, стремящегося к скотскому наслаждению… А ведь он ожидал от нее понимания…
Неподалеку от того места, где произошло убийство, Юля, открыв дверь в первую же комнату, напоминающую пустующую кладовку, втащила туда труп охранника. Хладнокровно вытащив из его шеи нож, ополоснула его и сунула в карман шортов, затем подтащила труп к окну и прикрыла валявшимися здесь же, на полу, упаковочными картонками. После чего пустила воду в раковину, смочила тряпку и тщательно подтерла в коридоре следы крови. При такой жаре, рассудила она, все высохнет быстро, а тело охранника найдут не скоро – слишком уж неподходящее место она для него определила.
