Евгений Сухов - Я — вор в законе: Мафия и власть
— На это добро не давали, — возразил Чижевский.
— Ну тогда пусть дают нормальные сроки, — заявил Абрамов.
— Саша, да я все понимаю, но нет у нас времени, — простонал Чижевский. — Я тебе не буду всего рассказывать, но уж поверь мне на слово: вокруг концерна в верхах большая буча затевается. Может так получиться, что тот же Чуднов наложит на него лапу. Ты ведь слыхал, наверно, какой шум подняли газеты и телевидение? Ну вот… Ляжешь ты под Чуднова? И я нет. Значит, надо что- то придумывать.
— А что тут придумаешь, — мрачно сказал Абрамов. — Охрана у него — не лохи какие-нибудь, а профи, за хорошие бабки работают. Чтоб с ними справиться и взять объект живым, нужна войсковая операция…
Внезапно майор умолк. Было видно, что его осенила какая-то мысль. Чижевский с надеждой уставился на него.
— Есть у меня один приятель… — медленно произнес Абрамов. — В Афгане познакомились. Служит сейчас тут под Москвой в одном гарнизоне. Позвоню-ка я ему. Идея бредовая, конечно, но чем черт не шутит…
И майор взялся за телефон.
На следующий день ближе к вечеру майор Абрамов сидел в неприметном кафе возле станции метро «Войковская» с крепким широкоплечим мужчиной, по внешности — типичным армейским служакой. Оба собеседника были в штатском и чем-то походили друг н друга — то ли неторопливостью движений, то ли спокойным и уверенным поведением, то ли спокойным и внимательным взглядом. К тому же на обоих оставили свой вечный след солнце и ветер Афганистана — кожа на лице у каждого приобрела неустранимый коричневатый оттенок, а волосы и глаза, наоборот, словно выцвели. Собеседники с аппетитом поедали салаты, запивая их пивом. Абрамов слушал рассказ своего приятеля о безрадостных перипетиях армейской жизни и мрачно кивал. Затем майор заговорил сам. Он сообщил собеседнику о том, что работает в неофициальной охранной структуре очень крупного промышленного концерна.
— Я помню, ты прошлый раз говорил, что куда-то в охрану устраиваешься, — кивнул приятель.
— Охрана охране рознь, дорогой Юра, — усмехнулся Абрамов. — Мы там серьезные дела делаем. И сейчас нам такое дело предстоит.
Офицер почувствовал, что Абрамов переходит к сути разговора, и вопросительно посмотрел ему прямо в глаза. Майор не стал ходить вокруг да около и объяснил все кратко и по-военному. Его собеседник надолго умолк.
— На службе ты сейчас все равно ничего не выслужишь. Так и будешь постоянно думать, то ли увольняться из рядов, то ли нет, — жестко произнес Абрамов, глядя на повесившего голову собеседника. — А так тебе после операции выдадут деньги, которых тебе до конца дней хватит, выдадут настоящие украинские документы на тебя и на семью, и живи себе припеваючи, хавай галушки… Ты ведь с Украины сам?
— Да какая разница — Украина, Белоруссия, Россия… Это все начальники придумали, это все временно, — со вздохом произнес Юра. — А я еще единому Отечеству присягал…
— Ну вот и поможешь Отечеству, — возразил Абрамов. — Ситуация обычная: есть группа оборонных предприятий, которые прибыльно работают, и есть «новые русские», которые решили их прибрать к рукам. Естественно, деньги потекут уже не на развитие производства и не в госбюджет, а этим буржуям в карман. Начнутся задержки зарплаты, все льготы рабочим прикроют, а рабочих, между прочим, сотни тысяч, и у всех семьи, жены и дети. Кроме того, ты как военный должен понимать: когда придут новые хозяева, у многих из которых двойное гражданство, обо всех новых военных разработках будут раньше знать на Западе, чем в нашем Министерстве обороны. А ты мне тут о присяге что-то толкуешь. Вот и действуй в соответствии с присягой! Тем более что без награды ты не останешься.
— И что ж, мне до самой смерти потом прятаться? — спросил Юра.
— Зачем прятаться? Я же говорю: тебе сделают такие документы, что комар носа не подточит, — ответил Абрамов. — А кроме того, бардак не вечно будет продолжаться. И власть нормальная придет, и страна воссоединится. Тогда подавай рапорт, если захочешь, и опять служи.
— Но мне же после операции надо будет как-то уйти, — заметил офицер. — А если я сам буду уходить, то сразу погорю, я же не разведчик…
— За это не волнуйся, — сказал Абрамов, — это я обеспечу. Мы же вместе будем уходить, поскольку и работать будем вместе.
— Серьезно? — повеселел Юра. — Ну что ж ты сразу не сказал! Это меняет дело. Ну, допустим, я согласен…
— Э-э, — с серьезным видом перебил его Абрамов, — никаких «допустим». Или четкое «да», или четкое «нет». Если ты согласишься, я тебе столько секретных вещей должен буду рассказать, что обратной дороги у тебя уже не будет. И если ты даже не заложишь нас, а просто пойдешь на попятную, то даже я тебя не смогу защитить. Сам знаешь, что бывает с теми, кто слишком много знает.
«Абрам меня не обманет, — подумал Юра, — дело, наверно, и впрямь благородное. Он в дерьме мараться не станет. Мужик я или нет, в конце концов? И в Афгане, и в Чечне сколько раз приходилось жизнью рисковать просто по приказу, а здесь одна операция — и решатся все проблемы и для меня, и для семьи, и для детей, да еще и дело доброе сделаю…»
— Ладно, — решительно кивнул он, — я согласен.
— Молодец, — Абрамов похлопал его по плечу, — мне приятно будет с тобой работать. А за Отечество не волнуйся — оно тебе еще ба-альшое спасибо скажет. Ну, слушай…
* * *Близился рассвет, но было еще темно, когда в казарме разведывательного батальона Н-ской мотострелковой дивизии взвыла сирена боевой тревоги. Солдаты ошалело вскакивали и начинали одеваться, командиры, такие же заспанные, их поторапливали. Вскоре из динамиков прозвучала команда личному составу получить оружие с боекомплектом и построиться на плацу, а механикам — подготовить боевые машины к выезду. Офицеры, грохоча сапогами, прошли по казарме, поторапливая бойцов и сопровождая их в оружейную комнату.
— Что случилось, товарищ лейтенант? — сыпались вопросы.
— Не знаю, — отмахивались офицеры, — сейчас комбат все расскажет.
Когда батальон, состоявший из двух рот, поротно построился на плацу, перед рядами вооруженных солдат появился командир — тот самый Юра, который несколько дней назад разговаривал с Абрамовым. Он был суров и сосредоточен. За его спиной держались три таких же сосредоточенных, подтянутых офицера в камуфляжной форме — майор Абрамов, майор Лебедев и капитан Усманов. Поприветствовав личный состав вверенной ему части, офицер затем оглядел замершие ряды и произнес:
— Разведчики! По поручению командования сообщаю вам, что антинародный режим Ельцина отстранен от власти военными, верными Отечеству и своему долгу. Сформировано и уже работает новое правительство национального возрождения. Оно не сомневается в вашей поддержке…
По рядам прокатился радостный шум. Солдаты весело переглядывались, улыбались друг другу, смеялись. Комбат прикрикнул:
— Разговорчики в строю! Вопросы есть? По машинам!
Редкие водители, передвигавшиеся в этот ранний час по дорогам северного Подмосковья, испуганно шарахались к обочинам, завидев вереницу боевых машин пехоты и движущихся вслед за ними грузовиков с солдатами. Капитан Усманов осматривал местность, высунувшись по пояс из люка передней БМП. На его лице против воли играла улыбка: ему казалось, будто он в Афганистане, помолодел на десять лет и сейчас начнется бой. Уже на подходе к запретной зоне, бывшей целью колонны, из будки ГАИ выскочил милиционер и замахал полосатым жезлом. Усманов приказал водителю остановиться, и вслед за передней машиной остановилась вся колонна.
— Куда следуем, товарищ капитан? — спросил гаишник. — Вы знаете, что находитесь в зоне особого режима, где все перемещения должны согласовываться? Предъявите ваше предписание, пожалуйста.
— Отстал ты от жизни, земляк, — высокомерно сказал Усманов. — Нет теперь никакого особого режима. Власть переменилась, понял? Трогай!
И колонна, взревев дизелями, двинулась с места, обдав ошарашенного гаишника облаком выхлопных газов. Вскоре она свернула с шоссе и остановилась у въезда в обнесенную металлическим забором запретную зону. На столбах у ворот торчали телекамеры, поэтому Усманов, дабы не оставлять будущим расследователям своего изображения, юркнул внутрь машины. Вместо него из люка высунулся лейтенант разведбата и заорал в мегафон:
— Вы что, радио не слушаете? А ну открывай!
Охранники, высыпавшие из будки, тупо глядели на лейтенанта и на грозную боевую машину. Наконец старший из них опомнился и заявил:
— Я ничего не знаю, мне никаких указаний не давали, чтобы вас впустить. Ждите, пока я свяжусь с начальством.
Лейтенант, искренне уверенный в том, что произошел военный переворот, угрожающе возразил:
— Нам ждать некогда, мы при исполнении. Открывай, или я силу применю.
