Геннадий Прашкевич - Бык в западне
Чирик выстрелил.
Другое дело девки. После того как девка завизжала, с удовольствием подумал Чирик, с нею можно делать все, что захочешь. Никакого отказа. Завизжав, девка как бы срывает какой-то внутренний тормоз, ей сразу и полностью отказывают логика и память. Если даже каким-то чудом такая вдруг завизжавшая от ужаса девка и вырвется из твоих рук, сбежит, смоется, ей все равно нечего будет сказать ментам и следователям, потому что по-настоящему ну никак нельзя запомнить обижающего тебя человека, если в голос визжишь от страха. Ну никак. Доказано опытом. Впрочем, к девкам Чирик относился без особого интереса.
Какая разница, девка или мужик, если и с той и с другого одинаково верно можно слупить деньги? Никакой разницы. А вот денег Чирику всегда надо было много.
Правда, он не был формалистом. Взять разом сто миллионов или взять те же сто миллионов за несколько присестов, это ему было все равно. Лишь бы взять. Деньги, считал Чирик, всегда деньги. Особенно взятые. То есть у кого-то отобранные.
Когда, слюня палец, такие взятые деньги неторопливо пересчитываешь, то в общем начинаешь понимать, зачем древние изобрели деньги. При этом начинаешь понимать, что не по глупости. И начинаешь понимать, что умные люди, такие, например, как он, Чирик, созданы природой или еще кем-то вовсе не для того, чтобы всю свою жизнь горбатиться на чужого дядю на коммунистической стройке или в цеху какого-нибудь капиталистического завода.
А девки… А девки пускай визжат.
Моментом в море, как говорили древние.
Пейджер затренькал, когда Чирик принимал душ. Чирик не сразу понял, что там так негромко, даже приятно затренькало в комнате. Телефон, что ли? Только выключив воду, Чирик понял, что негромкое, даже приятное треньканье доносится из кармана джинсовой куртки, висящей в шкафу.
Вот, оказывается, каков голосок у черной поясной игрушки с крошечным экранчиком, которую страшный человек в Москве сунул мне в карман, как-то отстранение подумал Чирик. И вспомнил: «Ни на секунду не расставайся с этой штуковиной, гражданин Чирик, — предупредил в Москве страшный человек… — Пусть эта штуковина всегда будет при тебе, понял? Нигде ее не оставляй. Вообще нигде. Ни на минуту. Даже если пойдешь в сортир, не оставляй ее, таскай пейджер с собой. И жди. Сообщение тебе сбросят…»
Непонятного, но обещанного сообщения Чирик томительно ждал с самого первого утра, когда под именем Сковородина Григория Павловича заселился в стандартный однокомнатный номер гостиницы «Обь».
Ни у кого в гостинице, ни у портье, ни у горничных, ни у администрации какой-то бородач Сковородин не вызвал никакого интереса. И хорошо. И ладно. Так оно и должно быть.
Чирик не покупал и не читал газет. Практически он не выходил из номера. Он почти не включал телевизор. Он просто часами лежал на диване одетый и томительно ждал, когда же, черт побери, на его пейджер сбросят какое-то сообщение.
Страшный человек в Москве сломал его волю. Страшный человек в Москве убедил Чирика, что главное теперь в его жизни — это дождаться некоего сообщения.
Слинять? Спрятаться? Исчезнуть?
После Москвы, после страшного человека Чирику это в голову не приходило. Уж слишком убедительно расправился страшный человек с его иллюзиями. Он ведь действительно звонил Чирику и сразу сообщал, где именно Чирик находится. А когда, выпив, Чирик в каком-то баре на Никитина перестал обращать внимание на сотовый, минут через двадцать рядом с ним опустился на высокий табурет неприятный тип. Очень круглый, с каким-то бабьим лицом, но сразу видно, накачанный.
— Ты, Чирик, пить-то пей, — негромко, но вызывающе сказал человек с бабьим лицом, — но на звонки отвечай, придурок.
И, выпив свои сто граммов, ушел, окончательно доломав Чирика.
Конечно, обещания страшного человека в Москве звучали несколько неопределенно. Но все равно, что-то такое им было обещано, несло в себе какую-то такую надежду. И тайным животным чувством Чирик почему-то верил, что если он выполнит порученное ему дело, то ему дадут возможность уйти.
А если я уйду, думал Чирик, если мне действительно удастся в самом скором времени оторваться от ментов, а главное, от того страшного человека, который вычислил и сломал меня в Москве, то уж на этот раз я постараюсь спрятаться так, чтобы ни одна скотина меня не вычислила.
Чирик не собирался повторять старых ошибок. Он умел учиться на своих ошибках.
Больше он никогда не будет торчать на свету. Больше никаких особенных квартир, никаких казино! Ничего такого больше не будет. Пусть все это останется фраерам. У него, у Чирика, достаточно накоплено денег, чтобы схорониться где-нибудь в провинциальном городе и жить себе тихо, мирно, долго, так, как ему иногда хотелось. Правда, страшный человек из Москвы обещал обратный билет всего только до Екатеринбурга, а Екатеринбург Чирик сильно невзлюбил еще в ту пору, когда город назывался Свердловском. Были там у Чирика неприятности, даже крупные, но, в сущности, сейчас ему было все равно.
Екатеринбург так Екатеринбург. Урюпинск такУрюпинск. Главное выбраться из Новосибирска, где все дышит такой явственной, такой ощутимой опасностью.
Выбора не было. Оставалось ждать.
Страшный человек в Москве, напоминал себе Чирик, ясно дал понять, что, выполнив работу, можнобудет уйти.
Плевать на то, что я не знаю, какую именно работу мне предстоит выполнить. Не имеет значения. Хоть канавы копать, хоть таскать тяжести. Какая бы работа ни предстояла, он ее сделает. Лишь бы не повязали. Ну,насчет повязки, это вряд ли, думал Чирик. В конце концов, повязать меня могли еще в Москве, но почему-тоне сделали этого. Повязать меня могли и в Новосибирске при выходе из самолета, но тоже не повязали.
И так далее.
Все это и означает, решил Чирик, что я действительно позарез нужен страшному человеку из Москвы.Если бы меня решили повязать, совершенно незачем было бы городить огород, тащить меня из Москвы в Новосибирск. Значит, он кому-то нужен!
Чирик не пытался уточнить — кому. Какая разница, кто они? Казаки, затеявшие хитрую игру с разбойниками, или, наоборот, разбойники, пытающиеся провести казаков?
Человек моих занятий всегда должен быть начеку, думал Чирик, одетый валяясь на неудобном, слишком коротком гостиничном диване. Человек моих занятий все должен делать всерьез и вовремя. Ни секундой раньше, ни секундой позже. Например, ухмыльнулся он, очень вовремя вошла пуля в спину верному корешу Сереге Херетину. А то ведь, кто знает, как повел бы себя Серега, попади он в руки жесткого следователя? То-то и оно. Уверенным можно быть только в себе. Да и то не всегда. С этой точки зрения, удачей, конечно, было и то, что второй кореш Чирика татарин Харис Латыпов тоже не ушел от пули. Попал скотина Харис под пули ментов. И правильно.
