Наталья Корнилова - Золотая лихорадка
Это была Валерия Бубнова, жена Геннадия Ильича.
20
— Принимай гостей, Виктор! — сказал Птахин, даже не глядя на меня, и тут же добавил: — Я вижу, у тебя тоже без гостей не обошлось.
— Да, летят на огонек, — откликнулся Заварзин. — Да и ты, Павел Николаевич, свою лепту внес. Это еще кто такие?
— А это жена Бубнова и его ближайший друг и соратник. Свили гнездышко. Рекомендую: если бы не они, то все могло повернуться совсем по иному пути. Очень интересно, зачем эта парочка, в принципе всем довольная, решила вдруг устранить господина Бубнова и вмешалась, таким образом, и в наши планы. Начните ну хоть вы, Иосиф Соломонович. С какого такого перепугу вы решили убрать господина Бубнова, который, как вы сами прекрасно знаете, души не чаял и в вас, и в вашей любовнице, Валерии Юрьевне?
Я невольно вытянула шею, слушая все это. Нельзя сказать, что я не предполагала, но чтобы так!..
— Я вас слушаю, господин Розенталь, — сказал Птахин, усаживаясь на заботливо подставленный кем-то стул. — Слушаю, как же вы дошли до жизни такой, любезный. Ну же!
— Очень просто, — пробормотал Иосиф Соломонович, — Гена… он заигрался. Страх потерял. Я чую… у меня чуткий нос… добром это не кончится. Я много раз предупреждал его, что входить в сферу влияния Шестова — это не только почетно, не только выгодно, но и опасно необычайно! Он не слушал. Тут это покушение в ресторане «Ариэль», которое мне самому чуть не стоило жизни. Ну… если бы вот не она…
— А, узнали меня, господин Розенталь? — сказала я.
— Вы, значит, с ними заодно? — спросил он.
— Да нет, к сожалению. Скорее всего, нас пристрелят вместе. Ну что вы замолчали? А ведь и пристрелят. Ведь не составило же кому-то из них труда перестрелять тех добрых молодцев, которых отправили на квартиру к Бубнову… да вот, наверное, вы с Валерией Юрьевной и отправили!
— Он, он, — подтвердил Птахин. — Теперь доподлинно известно. А стрелял вот он, Федя.
И он указал пальцем на белобрысого парня в очках. И тут я вспомнила, где я видела это лицо, эти белокурые волосы. Ну конечно же! На конкурсе красоты «Мисс Москва»! Недаром я постоянно чувствовала на себе чей-то взгляд. Вот откуда нас вел киллер. А на вечере у Ясина был кто-то еще из этих молодцов, но, верно, сейчас не самый подходящий момент узнавать, кто же именно.
— Иосиф!.. — вдруг услышала я захлебывающийся голос. — Иосиф, зачем нас сюда привезли? Что… что с нами будет?
— Да не волнуйтесь вы так, Валерия Юрьевна, — проговорил Птахин, — мы просто хотели поинтересоваться, из каких соображений вы помешали — невольно! — нашей работе и вынудили нас несколько скорректировать поставленные задачи и методы их выполнения. Проще говоря, мне интересно, зачем же вы хотели убить своего собственного мужа, который, кажется, был очень к вам добр и смотрел сквозь пальцы на все ваши причуды, а их, судя по вашему внешнему виду и ряду косвенных признаков, у вас немало? Ну?
— Я… не… Он сам вынудил меня. Я думала, что он… а он продолжал якшаться со Светкой, я узнала только недавно. И я подумала, что когда он изберется, то окончательно потеряет всякий страх и будет общаться с ней в открытую, а я…
Я внимательно наблюдала за Птахиным в тот момент, когда она все это говорила. Честно говоря, я не заметила на его лице каких-то признаков оживления, раздражения или гнева. Просто лицо, закованное в панцирь строгого, ни на секунду не ослабевающего контроля над самообладанием. Но тем не менее я вдруг нашла у него какие-то черты сходства с Сережей Вороновым. Да нет! Ерунда! Какие тому доказательства? Какие доказательства в пользу того, что Павел Птахин и есть тот Поль, который в свое время был так тесно связан со Светланой Андреевной Анисиной, тогда еще такой юной и наивной Светочкой?
Валерия Юрьевна говорила еще и еще — все сплошь малокровные, ничтожные слова, которые были продиктованы бестолковым, животным страхом. Птахин перебил ее уже на излете этой сумбурной речи:
— Достаточно. Можете не продолжать. Из всего этого я понял, что вы — глупая и ревнивая дура, но главная ваша черта — жадность. Вы боялись, что капиталы мужа уплывут из-под носа к другой женщине, когда он к своим деньгам получит еще и власть. Какой вздор! А Иосиф Соломонович, верно, выбирал подходящий момент для устранения собственного соратника. Он подумал, что если Бубнов умрет в своей квартире от остановки сердца, то никто не удивится. Дескать, выборы на носу, стрессы, а тут еще и покушение в ресторане «Ариэль»… Неудивительно, что у мужика не выдержало сердце, взяло да и остановилось на радость конкурентам, вам и Розенталю. Нет, дальнейшее мне понятно: Иосиф Соломоныч рассчитывал показательно утешить вдову, прибрать к рукам активы и жить спокойно, не влезая во власть с риском потерять голову. И тут Иосиф Соломонович прав: лечь под Романа Юрьевича Шестова, признать его патронаж — это смертельно опасно в наши дни, когда земля начинает гореть под ногами у олигархов. Честно говоря, — продолжал Птахин спокойно, — меня все это и не интересует. Просто вы невольно влезли в наши планы и в нашу игру. К сожалению, ничего не попишешь. Придется вас убрать. Это очень печально, что приходится умирать в расцвете лет, но так или иначе — вы узнали слишком многое.
— Можно я скажу, — вдруг сказал Розенталь. — Насколько я понял по вашим методам, вы или из спецслужб, или того хуже — бывшие гэбэ, отморозки, которые работают на частное лицо, присосавшееся ко власти.
— Да, на одноклассника, — вдруг сказал Заварзин и ткнул пальцем в меня: — Это она, Пал Николаич, такое сказала. Значит, вычислили.
— Пусть скажет сначала Розенталь, — холодно проговорил Птахин.
Да я долго вас не задержу, — продолжал Иосиф Соломонович, сползая по стене и садясь прямо на пол, — я вижу, что вы копаете даже не под Бубнова, а под Шестова. Слишком уж часто вы упоминаете его имя. Только, ребята, не надорвитесь. А что касается нас, то мы имели глупость проколоться. Нет ничего страшнее и непростительнее глупости.
— Как говорил, если не ошибаюсь, Талейран, — важно заявил белобрысый киллер, вертя в пальцах очки, — из всех сокровищ мира нет ничего дороже человеческой глупости, и все потому, что время от времени за нее приходится слишком дорого платить.
Валерия Бубнова неподвижно застыла у стены. Птахин усмехнулся. Розенталь поднял на него затравленный взгляд и вдруг бросился на бывшего спецслужбиста прямо с пола — коротким, неуловимо быстрым, упругим прыжком, словно разжатая пружина. Я открыла от изумления рот: никогда бы не заподозрила в довольно медлительном Иосифе Соломоновиче такой прыти и звериной стремительности.
Птахин повалился на пол, отчаянно вскинув ноги и пытаясь оттолкнуть ими Розенталя. Тот ударил его по голове, и лицо Павла Николаевича тотчас залила кровь. Приведший меня амбал вскинул автомат, навел его на Розенталя, Заварзин рванулся с места, раздирая рот в бешеном крике, но я опередила его — с силой ударила по дулу рукой, сухо затрещала автоматная очередь, и пули ушли в пол. Потом я, не мудрствуя лукаво, пнула амбала, прямо между ног и, когда он согнулся, ударила сверху вниз сомкнутыми руками, вложив в удар весь свой вес.
Тот рухнул как подкошенный.
Я попыталась было вытащить из-под него автомат, мне это почти удалось, но тут откуда-то сверху метнулись встревоженные голоса, и в помещение ворвались еще несколько рослых парней. Я отскочила к стене, отпустив ремень автомата, и оказалась под прицелом не менее чем пяти стволов. Иосифа Соломоновича несколько раз пнули ногами и, грубо встряхнув, поставили на ноги.
С пола поднимался помятый Птахин с разбитой мордой.
Он подошел к Розенталю, прошелестел сдавленное ругательство и с размаху ударил того по лицу так, что Иосиф Соломонович, и без того изрядно пострадавший сегодня, отлетел метра на два, но на пол не упал, а рухнул на мощные руки людей Заварзина. Лязгнул автомат.
— Не здесь! — заревел Птахин и, подскочив к белобрысому, с силой пнул его прямо под зад. — Не смей, сука, его трогать! Потом мозги от пола отскребывать сам будешь! — рявкнул он на белобрысого и, повернувшись к парням, державшим меня, приказал: — Выводите их! Всех троих!
— А я хотел, чтобы она позвонила Шульгину, — сказал Заварзин.
— Ты думаешь, что Шульгин такой дурак? — проговорил Птахин. — Да как бы не так. Я его хоть и не знаю лично, да пришлось поработать, так сказать, в смежных структурах. Не вижу смысла тянуть его сюда, тем более что он не поверит в вашу легенду сто процентов. Я сказал: выводите!
Птахин глянул на меня. Его холодные глаза обшарили меня с ног до головы, и моя словно налитая свинцом голова показалась пугающе легкой и наполненной какой-то слепой дурманящей мутью, когда он сказал:
— А вы прыткая дама. Но вас ведь предупреждали. Всех предупреждали, но никто не внял голосу рассудка. Кончайте их, ребята.
— Прямо здесь? — спросил один из людей Заварзина, наверное, самый сообразительный, в то время как двое других крепко держали меня за руки.
