Пётр Разуваев - Путь самурая
– А как же – Фатима Мухаммад аль-Хамили? – недоумённо спросила Таня. – Нужно сообщить о ней в Департамент или в полицию…
– Фатиме известно, что убить меня не удалось, – ответил я, плотнее заворачиваясь в одеяло и подходя к стенному шкафу. – Она понимает, что её начнут искать. Полиции этот орешек не по зубам. Слушай, а ты не знаешь, где моя одежда?
* * *Костюм мой исчез бесследно, и никто из обслуживающего персонала не смог помочь Тане его отыскать. Девушке удалось найти лишь документы, портмоне, сотовый телефон и кобуру, которые и были торжественно вручены мне дежурной сестрой. Особенный трепет у этой пожилой женщины вызвала кобура, она даже зажмурилась, передавая мне столь опасный предмет. Молодой франтоватый врач, явившийся следом за сестрой, подверг меня всестороннему осмотру, после чего твёрдо заявил, что постельный режим в течение трёх-четырёх дней мне обеспечен. Покорно с ним согласившись, я улёгся в постель и пролежал в ней ровно тридцать секунд, до тех пор пока врач не вышел. Покуда он кокетничал в коридоре с Таней, представившейся моей родственницей, я успел натянуть на себя короткую пижаму отвратительно лилового цвета и длинный тёплый халат. Тапочки и носки нашлись в шкафу, а все документы мне с трудом удалось распихать по карманам халата. Оставалась кобура. Покрутив в руках кожаную сбрую, я, недолго думая, сбросил халат и натянул всю эту амуницию поверх пижамы. Вот теперь я выглядел как самый настоящий душевнобольной. Сдавленный хохот Тани, появившейся в этот момент в палате, подтвердил моё предположение.
– Посмотри… Ой, посмотри на себя… в зеркало, – изнемогая от сотрясающего её смеха, выдавила из себя Таня. Пожав плечами, я зашёл в ванную и посвятил пару минут изучению своего зеркального двойника. Вид у него был, прямо скажем, карнавальный. В эту минуту я почти жалел, что здесь нет мисс Лары Литтон. Возможно, увидев меня сейчас, она бы отказалась от своих притязаний. На кой чёрт ей сдался «витязь в лиловой пижаме»?
Когда я вернулся, Таня уже почти успокоилась. Лишь изредка она чуть слышно всхлипывала, вытирая глаза, а завидев меня, торопливо отвернулась.
– Не вижу ничего смешного, – сухо заметил я, надевая халат и подходя к открытому окну.
– Значит, там нет зеркала? – слабым голосом поинтересовалась девушка, и приступ смеха одолел её с новой силой.
«Удивительно несерьёзные существа эти женщины», – с чувством собственного превосходства подумал я. Давясь от хохота и зажимая рот руками, Таня медленно сползала вниз по стенке.
* * *Прыжок с трёхметровой высоты, короткий марш-бросок через сад, изящное сальто через чугунную ограду (чуть было не потерял портмоне), и я с шумом вваливаюсь на заднее сиденье «Рено». Время близится к полуночи, и парижское предместье вокруг нас словно вымерло, на улице нет ни одной живой души, и некому заметить высокого шатена в казённом халате, воровским образом покидающего больницу. Врачи и толпа репортёров этим вечером остались без сладкого.
– Ты не хочешь заехать домой и переодеться? – спросила Таня, обернувшись.
– Тебя же не смущает твоё вечернее платье, – парировал я. – Кстати, отдай-ка мне пистолет. В конце концов, у меня есть кобура, а у тебя её нет.
– Ты удивительно воинственный мужчина, Андрюша, – по-русски ответила Таня, вынимая из сумочки пистолет и передавая его мне. – Ты не передумал? Мы едем к Жюли?
– И чем скорее, тем лучше, – подтвердил я. – Вдруг она ляжет спать? Терпеть не могу поднимать людей из постели.
Нам понадобилось больше часа, чтобы пересечь весь Париж и добраться до гнёздышка мадемуазель Жюли, которая проживала не где-нибудь, а на rue des Vignes, в самом сердце XVI района. Моя квартира находилась в десяти минутах езды отсюда, и, в некотором роде, мы с Жюли были соседями. Вот уж не думал, что на службе в Direction de la Surveillance du Territoire можно заработать на квартиру в таком месте. Остановившись возле нужного нам дома, мы с Таней приступили к обсуждению плана совместных действий. Мне грядущая операция виделась следующим образом: я выясняю у Жюли все, что меня интересует, а Таня в это время всячески мне мешает, в силу своего дурацкого гуманизма. Само собой, мне бы и в голову не пришло обращаться с Жюли так, как я проделывал это с Аджимом Гахи. Но и церемониться с ней я не собирался. Убийцы не заслуживают жалости, а я был убеждён, что в смерти Николя, Дормана и Абдаллаха повинна именно Жюли. Вполне возможно, что Николя она застрелила собственноручно. У Тани, однако, имелось своё видение этой проблемы.
– Или ты поклянёшься, что не тронешь её даже пальцем, или я сейчас же звоню в Департамент, – заявила девушка.
– Чем клясться? – смиренно спросил я. – Если хочешь, я могу поклясться пижамой.
– Я не шучу, Андре, – Таня сердито нахмурилась. – Достаточно убийств. Если ты опять собираешься устроить бойню, я не желаю в этом участвовать.
– По-твоему, я похож на Джека-потрошителя? – поинтересовался я.
Она в сомнении покачала головой.
– Я не знаю, Андре. Два года назад ты был другим. Я… я стала бояться тебя. Сегодня мне показалось, что ты можешь идти по колено в крови.
– Меня только что пытались убить, Таня, – тихо напомнил я. – Два года назад я был точно таким же. Иной была ситуация. Сегодня в Париже находится три тонны взрывчатки, которые могут взорваться с минуты на минуту, а я потерял двух близких мне людей. Кто-то должен за это ответить? Если в этом виновна Жюли, то…
– Выходи из машины, Андре, – тихо сказала Таня. – И верни пистолет. Я так не могу.
– Да не буду я её трогать, – буркнул я сердито. – Честное слово. Клянусь своей черепахой.
Стеклянные двери были оборудованы кодовым замком, но консьержа поблизости я не заметил, а вскрыть панель замка и слегка подправить его содержимое, оказалось минутным делом. Мне очень хотелось думать, что никто за нами не наблюдал, потому что высокого мужчину в халате и женщину в вечернем платье не запомнить было невозможно. Впоследствии любой свидетель смог бы опознать нас даже в карнавальных костюмах. Быстро миновав внутренний дворик, напоминавший одну большую клумбу, мы вошли в подъезд и поднялись на четвёртый этаж.
– Ты обещал, – шёпотом напомнила Таня, нажимая на звонок. Я прижался к стене рядом с дверью и ничего не ответил. Легко обещать, когда не знаешь, с чем столкнёшься. За дверью послышались быстрые, шлёпающие шаги. Жюли шла босиком. А если она ещё и голая? Хорошая же у нас будет компания: я в лиловой пижаме, Таня в платье от Сони Рикель и обнажённая Жюли. Сюрреализм какой-то…
– Кто там? – послышался из-за двери недовольный голос Жюли.
– Простите, мадемуазель Броссар, – ответила Таня, мастерски копируя манеру говорить, свойственную выходцам из Алжира. – Мадам Бленар просила передать вам, что у нас с потолка капает вода.
Мадам Бленар жила этажом ниже, это я установил по бронзовой табличке с именами жильцов, висевшей в подъезде. Свет в её квартире горел, и я надеялся, что Жюли знает имя своей соседки. А то, что у мадам Бленар может работать горничная из Алжира, предположила Таня. Терять нам было нечего, и я согласился. В противном случае пришлось бы ломать дверь или идти путём героев, потому что ни мне, ни Тане Жюли дверь не открыла бы. Во всяком случае, не имея за спиной взвода парашютистов.
– Какая, к свиньям, вода? – раздражённо переспросила Жюли, и я услышал, как отодвигается язычок замка. – Вы-то кто такая, милочка?
Дверь приоткрылась, и поток света хлынул на лестничную площадку из узкой щели. Жюли даже не успела удивиться, увидев перед собой не смуглую алжирскую горничную, а Таню, одетую в длинное вечернее платье. Жюли просто некогда было удивляться, потому что уже в следующее мгновение к её лбу был приставлен пистолет.
– Вам привет от Николя, – сказал я, отталкивая Жюли и быстро входя в квартиру. – Мы с ним сегодня едва не встретились. Обыщи её, Таня.
Халат Жюли оказался гораздо лучше моего, но зато у неё не было пистолета. От удивления она лишилась дара речи и лишь переводила испуганный взгляд то на меня, то на мою спутницу, явно не понимая, как мы вообще здесь очутились. Под халатом у мадемуазель Броссар не было никакой одежды, а уж тем более оружия. Быстро обыскав свою начальницу, Таня отступила в сторону и кивнула мне.
– Побеседуем? – предложил я, обращаясь к Жюли. – Наверное, нам будет удобнее в гостиной? Как вы считаете, мадемуазель?
Не спуская глаз с пистолета в моей руке, девушка торопливо кивнула. По-прежнему соблюдая дистанцию, мы прошли через большой холл, выстеленный мягким покрытием, и оказались в полукруглой гостиной, в которой царил приятный мягкий полумрак. Одну стену полностью занимало окно, выходившее на соседнюю улицу, и я жестом указал Тане на шторы. Будет неловко, если нашу «беседу» заметят из противоположного дома. В центре гостиной стоял причудливо изогнутый диванчик, вышедший из-под руки какого-нибудь модного дизайнера. Оглядевшись, я заметил ещё несколько подобных вещей, подобранных с большим вкусом, в том числе висевшую на стене картину работы Басквита. Огромный телевизор фирмы «Bang & Olufsen» довершал этот пейзаж, наводивший на печальные размышления. Жалованье, положенное лейтенанту французской контрразведки, составляло сто тысяч в год, не более. Минус плата за квартиру, минус одежда, а Жюли никогда не носила дешёвых вещей, минус прочие накладные расходы – остаток, на мой взгляд, равнялся нулю. Однако в реальности всё получалось наоборот, и остаток, судя по всему, превышал изначальную сумму раз в пятнадцать. Я никогда не интересовался содержимым чужих карманов, но в данном случае были все основания полагать, что Жюли зарабатывает на жизнь, торгуя скальпами своих коллег. А это уже нехорошо.