Андрей Дышев - Крымская ракета средней дальности
– Тебе будет очень плохо, – пригрозил коротышка, сверкая глазами-бусинками. – Отпусти бороду, скот!
Этот человек расхолаживал меня. Он не внушал мне даже ничтожной доли страха. Я мог без труда поднять его одной рукой и повесить на карниз. Господи, это его я еще недавно боялся? Это он внушал мне мистический страх? Нет, не могу поверить! И как это ничтожество до педалей «Лендкрузера» достает?
– Ты хоть представляешь, с кем имеешь дело? – бормотал он из дебрей своей бороды. – Тебе отрубят каждый палец, которым ты прикоснешься ко мне. А потом отрежут голову.
– Это очень грустная перспектива, – согласился я и дал ему пощечину. Звонкой, как я хотел, она не получилась, потому что ее приглушила борода. Я вывернул ему руку, заставив согнуться. Бородатый почти не сопротивлялся, и я готов был вести его куда угодно. Но куда? Таскать за собой это пугало по всей части в поисках Новорукова? Но что взбредет в голову моему дружку? Вдруг он потребует отпустить бородатого, потому как это ломает планы спецслужб? Значит, остается надеяться, что поднятая по тревоге Мухина приедет сюда с оперативной бригадой. А дальше? Дальше делать то, что скажет она.
– Сейчас выйдем на улицу… – сказал я.
– Дай надеть штаны! – огрызнулся бородатый.
– Там тепло, – заверил я и влепил ему оплеуху, чтобы не перебивал и разговаривал со мной вежливо. – Сядем в твой «Лендкрузер»…
– Это не мой «Лендкрузер», – снова перебил бородатый, скрипя зубами. – Нас не выпустят солдаты.
Что самое удивительное – я сразу поверил ему и почувствовал облегчение. Смутное беспокойство, что я ошибаюсь и иду по неверному пути, отпустило меня.
– А чья это машина?
– Начальника.
– Начальника чего?
– Этой части.
– Стрельцова?
– Не знаю никакого Стрельцова. Начальника зовут Сайдулла… Но я тебе не советую ходить к нему. Он не станет с тобой разговаривать и сразу убьет.
– Это мои проблемы. Где сейчас Сайдулла?
Бородатый тихо хмыкнул и покрутил головой.
– Ты думаешь, к нему так просто зайти?
Тут я дал волю чувствам и ударил бородатого локтем по затылку. Тот застонал и опустился на колени.
– Он на командном пункте, – пробормотал он. – А с ним рядом человек десять. Или пятнадцать… Пойдешь?
Я рывком поднял бородатого с колен. Мы вышли в приемную, а оттуда в коридор. Там еще звучали голоса и скрипели двери. Копировальный аппарат с лопнувшим корпусом валялся в середине прохода. Видимо, мародеры уронили его, когда проталкивали через дверной проем. Мой Бармалей кивнул на торец коридора, где была бронированная дверь. Над ней светился неоновый плафон с надписью «Командный пункт». Наверное, я поступал очень неосмотрительно, но мой герой, которого я играл, уже не мог остановиться и дать задний ход. Фильм крутился, пленка бежала, зрители ждали развязки. Упрямство безраздельно властвовало мною. Я знал, что иду на верную гибель. Смертью пугал меня Бармалей. Трудно было придумать лучший подарок для хозяина «Лендкрузера», который уже столько раз пытался меня убить! И все же не было на свете силы, способной меня облагоразумить. Если здесь, перед бронированной дверью, мне следовало бы опомниться и остановиться, то зачем вообще надо было начинать охоту на убийцу? Лучше бы я в первый же день послушался совета Новорукова и пришел в милицию. Лежал бы я сейчас на нарах в прохладном следственном изоляторе, смотрел бы в потолок и спокойно ждал, когда придет следователь Мухина, принесет мне извинения и в качестве компенсации за моральный ущерб пригласит меня к себе на жареное мясо. Нет же, захотелось удовлетворения самолюбия, той самой пресловутой сатисфакции, из-за которой столько приличных мужиков сложило свои головы!
Дверь была заперта. Я надавил на кнопку громкоговорящей связи. В динамике что-то щелкнуло, и раздался невнятный голос:
– Ну?
Я подтолкнул Бармалея к динамику.
– Сайдулла, это я, Бектемир! – прохрипел он.
– Чего тебе?
Я снова ткнул стволом «калаша» под ребро Бармалею, напоминая ему о его обязанностях.
– Открой, дело есть…
Щелкнул электрозамок. Оттолкнув Бармалея-Бектемира, я рванул внутрь. Дверь с тяжелым лязгом захлопнулась за моей спиной. Я стоял в пустой комнате, разделенной пополам стеклянной стеной, и в первое мгновение подумал, что Бармалей меня обманул и заманил в ловушку. Но нет! Вот еще две двери: «Оперативный дежурный» и «Командный пункт». Я позволил себе сделать короткую паузу и, взяв автомат на изготовку, замер у двери командного пункта. Сейчас я зайду внутрь. Надо успокоить дыхание, чтобы говорить спокойно. А что я собираюсь сказать? На меня будут смотреть десять или пятнадцать человек, в их числе некий Сайдулла, первоисточник всех моих бед. Значит, десяток «стволов» сразу же нацелятся в меня. О чем можно говорить, стоя на эшафоте? А разве суть в том, что я скажу? Нет, я пришел для другой цели. Я хочу увидеть этого человека. Его тень так долго была рядом со мной, что он стал некой моей неотрывной субстанцией. Словно болезнь. Желание увидеть лицо убийцы легко объяснить неудержимым желанием всякого больного узнать о своей болезни.
Но не только потому я пришел сюда. Еще я хочу получить ответы на те вопросы, которые до сих пор остались для меня загадкой. Последние события – это драматическая история с неясным концом. Это не дочитанная до конца книга, недосмотренный фильм. Как же можно удержаться от того, чтобы не потешить свое любопытство?
Но главное опять же не в этом. Разве так важно знать, зачем Сайдулла сбил «Ту-154», он ли сжег автомастерскую и на его ли совести лежит гибель капитана яхты? Я вполне мог бы прожить, не зная ответов на эти вопросы. Мне не давали покоя лишь мысли об Ирэн. Я все еще не знал, какую роль она играла во всей этой истории. Мне нужен был ответ на самый главный вопрос: можно ли так долго, так убедительно, так красиво, так точно и так легко притворяться, изображая любовь? От этого ответа зависело, в ипостаси кого я доживу отпущенный мне срок: или злобного циника, презирающего женщин, или убежденного романтика, готового ради любви на все.
Неужели ради этого не стоило рискнуть?
Я опустил автомат стволом вниз и вошел в командный пункт так, как если бы это была палата в больнице, где мне предстояло провести много дней, избавляясь от тяжкого недуга.
Сумрачная комната без окон. У противоположной стены мерцали голубым снегом мониторы, светились цифры на дисплеях, подмигивали красными и зелеными глазками индикаторы. Воздух, пропитанный запахом электроники, казалось, вот-вот выдаст оглушительный электрический разряд. Гул от напряженной работы десятков компьютеров забил уши ватными шариками… Мои глаза, привыкая к сумраку, различили человека, сидящего за пультом спиной ко мне. Больше здесь не было никого.
– Сайдулла! – позвал я.
Человек медленно повернулся ко мне на крутящемся стуле.
Какой же это Сайдулла? Какой, к чертям собачьим, «начальник части»? Это же просто Федька Новоруков.
Глава 34
ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬ ДОЛГИ
Я ждал. У меня была надежда, что Федька сейчас сделает страшное лицо, постучит себя по голове и торопливым шепотом скажет: «Они приняли меня за Сайдуллу, я внедрился в самое сердце этой банды, а ты, пес паршивый, выдаешь меня! Я же приказал тебе сидеть в казарме!» Но он молчал, и лицо его было совсем не страшным, но от этого почему-то страшно становилось мне, и каждая секунда молчания будто погружала меня в ледяную полынью, все глубже и глубже.
– Сядь, – сказал он.
Я опустился на диван, стоящий рядом, положил «калаш» на колени. Ах, как я спокоен! Какая выдержка! Загляденье! Будто стараюсь убедить Федьку в том, что ко всем его метаморфозам я готов и все его штучки-дрючки мне хорошо известны, и меня просто невозможно ничем удивить… Зачем? Жалкая попытка сохранить достоинство в то время, когда надо размахивать руками, рвать на себе волосы и кричать: «Я ничего не понимаю!! Не понимаю!! Не могу понять!!» Так было бы честнее.
Он сидел напротив меня, сложив на груди руки. Вышли все сроки, когда еще можно было вытащить меня из гибельной полыньи и попытаться оживить, реанимировать, завалить малопонятными обрывками фраз, солгать, закатить истерику в стиле «Да мы же с тобой войну прошли!», но оставить мне надежду. Но Федька не торопился. Он не собирался лгать, хотя не мог не видеть, что я как никогда готов к его лжи и хочу ее.
– Я так и понял, что ко мне идет Кирилл Вацура, – сказал он. – Несколько разбитых носов, свернутых челюстей, но ни одного трупа. Твой стиль. Ты не любишь убивать… Со времен Афгана ничего не изменилось. Вечная игра и позерство. Дурак ты, Кирилл, дурак. Думаешь, эти люди, которым ты сохранил жизнь, оценят твое благородство? – Он отрицательно покачал головой. – Отнюдь. Теперь они считают своим долгом отрезать тебе голову. И в лепешку расшибутся, чтобы это сделать. Мужчина, которого ударили, но не убили, считает себя униженным. А эти люди, – он кивнул на дверь, – унижений не выносят.
