Михаил Зайцев - Час бультерьера
– Чего уставился? Удивлен, дружок? Никогда не видел хромых и одноруких ниндзя, да?
Как будто забыв о прежних угрозах и приказах девятого, маджнун усмехнулся и без всякой плавности в движениях скособочился, копируя фигуру напротив. Став кособоким и еще раз усмехнувшись громко, маджнун напряг пальцы правой кисти и дал им мысленный приказ заледенеть. Пошевелив рукой с неподвижными, словно неживыми пальцами, маджнун заговорил, талантливо подражая тембру голоса и манере выражения однорукого:
– Чего уставился, спрашиваешь? «Дружком» обзываешь, да? А я вовсе не дворняжка по кличке Дружок, ферштейн? Я ж близнец твой, Семен Андреич! Не узнаешь, нет? Мы ж с тобою, ха, бультерьеры из одного помета, видишь? Я ж хромать умею, тебя передразнивать, и клешня правая у меня, глянь, точно протез! Удивлен, Сеня? Да?
– Ого! Вот это встреча!
– А разве ты не по мою душу сюда заявился с дружками узкоглазыми, а?
– Думали о тебе, но, если честно, я и не надеялся тебя, близняшка, на месте застать, правда.
– А я и не догадывался, что ты, оказывается, тусуешься в стае. Я тебя, двойняшка, за одиночку держал.
– Как же здорово, что я не бабахнул тебя в затылок, пародист хренов.
– Еще бы! И мне здорово, и тебе в кайф. Договоримся, близнец!
– Так мы ж вроде уже обо всем договорились – ты ведешь себя паинькой, рассказываешь про опиум, а я...
– Извини, перебиваю! Про какой такой «опиум», я не понял?
– Религия – опиум для народа. Про секту свою расскажешь и...
– Стоп! Ступин, ты дурак или прикидываешься? Я вел себя паинькой, надеясь улучить момент и прикончить девятого встречного, разве ТЕБЕ это не понятно, а? Разве ТЫ вел бы себя иначе на моем месте?
– Ха! Та прав – я прикидываюсь. К твоему величайшему сожалению, я, увы, далеко не дурак. Но иного варианта выживания, прости, не могу тебе предложить.
– И не надо! Пускай условия остаются теми же, но с одной малюсенькой поправкой.
– А конкретно?
– Поспаррингуем, Ступин?
– Шутишь?
– Не, я серьезно.
– Слышь, двойник, мы чего? Герои голливудской дешевки, что ли? Идею кровавого махача Добра со Злом на крыше в лучах заката ты явно позаимствовал из какого-то малобюджетного американского кино.
– Знаешь, близнец, во-первых, я не смотрю американское кино, а...
– Погоди! Что? Совсем телевизор не смотришь?
– Вообще не смотрю в последнее время.
– Почему?
– На телеэкранах слишком много насилия. Сплошная кровь!
– Резонно.
– А во-вторых, скажи-ка: кто из нас ху? Кто Зло, ху из Добро?
– Каждый считает себя хорошим, ясен пень.
– На мне, между прочим, крови поменьше будет, чем на тебе, Бультерьер.
– Возможно. Всякое, знаешь ли, со мною случалось в жизни. И, между прочим, похожий на этот санаторий я, было дело, завоевывал. И с фанатиками, замутившими мозги моему сыну, был случай, спарринговал. Я старый и битый. Вишь – определили мне, инвалиду, соратнички теплое местечко на крыше, покуда сами на этажах рискуют. А оно видишь как обернулось. Судьба тебя на меня вынесла.
– Вот! Ты сам обмолвился, дескать, с фанатиками спарринговал! Чем те фанатики лучше меня? Подари нам обоим шанс на хеппи-энд! Ведь должен же ты понимать, что я скорее умру, чем...
Ступин выстрелил. Пуля просвистела в миллиметре над скрытой под серым капюшоном макушкой маджнуна, но «одержимый», не моргнув глазом, закончил фразу:
– ...чем просто так соглашусь сотрудничать.
– Ну а ежели не просто так? Если я тебя, скажем, отправлю в нокаут, и ты сознание потеряешь. Очнешься, а тебе уже укольчик сделан, и ты, под действием наркотика, станешь ах каким разговорчивым.
– «Сыворотка правды» не существует, это миф!
– Думаешь?
– Уверен. Приду в сознание и, что бы ты мне ни вколол, откушу себе язык.
– Ха-а-ха-а-ха... – расхохотался Ступин. – Веришь ли, и то, как пытаются откусывать себе язык, я тоже уже видел! Долго живу, скучно становится.
– Послушай, долгожитель, давай-ка уравняем наши шансы – ты оставляешь себе протез-закорючку, а мне отдашь фиговину с клювом, которая у тебя за поясом. Мы с тобою ровесники, Бультерьер, и мне довелось повидать всякого, однако этакую причудливую закорюку на палочке я вижу впервые и пользоваться ею, честное слово, не умею. Сам знаешь – работать незнакомым оружием хуже, чем остаться безоружным. У тебя будет преимущество, Ступин.
– Фиговина у меня на поясе называется «кама». Это сельскохозяйственный инструмент средневекового японского крестьянина, он, как показала практика, высокоэффективен в ближнем бою. Обычно мои духовные предки пользовались ничо-кама – «боевой двойкой». За поясом у меня о-кама, она подлиннее, ей в пару полагается ната-кама покороче. У меня вместо короткой камы – протез с лезвием.
– Спасибо за лекцию. Я так понимаю, что предложение принято – мне о-каму, у тебя протез ната-кама, и понеслась?
– Не-а. У тебя, хитрец, по-любому будет преимущество – ты будешь работать на поражение, мне же нельзя тебя кончать, если договоримся.
– Договоримся, Ступин! Обязательно! Хочешь, я еще раз поклянусь Аллахом?
– Нет. Хочу, чтобы ты поклялся халифом.
– Хм-м... Ты кое-чего узнал о моей вере... Что ж, будь по-твоему: КЛЯНУСЬ ИМЕНЕМ ХАЛИФА! И пусть я, раб ЕГО, попаду в царство мэридов, ифритов и шайтанов, если посмею нарушить сказанное мною СЛОВО!
– Как, блин, торжественно. Обалдеть! Со схожим рвением я, помнится, клялся только однажды, когда вступал в ряды юных пионеров. Салют! – Ступин направил пистолет в небо и нажал на спуск.
Ступин расстреливал свинцовое небо, разряжал пистолет, а маджнун благодарил святые небеса за ниспосланный ему дар к риторике. Получилось! Удалось развести калеку несчастного. Ступин по своей скрытой натуре – романтик наивный, как и все поголовно истинные буддисты. Последователи учения пытливого Шакьямуни даже боевые искусства придумывали, исходя из принципа воздаяния – сначала блок, потом удар В ОТВЕТ. Или на мастерском уровне: «начинать удар (бросок, подсечку) позже, заканчивать раньше», то есть опять же ОТВЕЧАТЬ, соблюдать СПРАВЕДЛИВОСТЬ в их понимании. Тем, кто верит в законы Кармы, придуманные принцем, который стал бомжом и загнулся, откушав по недогляду прихвостней ядовитых грибочков, не дано познать Истину: любое святотатство, любая ложь, все угодно богу, если конечная цель того стоит. Ассасины удостоены милости следовать Истине, оттого и преследуют их посланники шайтанов, слуги мэридов и почитатели богомерзких ифритов...
Ступин бросил, отшвырнул небрежно и, как показалось «одержимому Истиной», с некоторой брезгливостью разряженное огнестрельное оружие. Освободившейся рукой взялся за протез, занялся его отстегиванием. Казалось, что Ступин не обращает внимания на врага.
«Он меня провоцирует», – подумал маджнун, и его губы, скрытые под мягкой тканью капюшона, расплылись в самодовольной улыбке.
Протез с полумесяцем лезвия упал возле хромой ноги. Ступин неспешно вытащил из-за пояса-цепочки о-каму, вяло размахнулся и как бы нехотя метнул средневековый сельхозинвентарь в стопку струганых досок. Древко древнего оружия, с шипением рассекая воздух, закрутилось-завертелось со скоростью вертолетной лопасти. Миг, и лезвие пробило насквозь две верхние доски в стопке, застряло в третьей. Теперь фиг наспех вырвешь о-каму, не обломав стальной крючок лезвия, крепко застрявший в досках.
Хромой ниндзя щелкнул пальцами единственной руки и развязал узелок подпоясавшей его цепочки с грузилами. Цепь упала рядом с протезом. Бультерьер отступил к двери на чердак, не оборачиваясь, приоткрыл ее пяткой, отфутболил цепочку и протез в образовавшуюся щель и произнес весело:
– Нуте-с?.. Давай, маджнун-моджахед! Поглядим, чья возьмет.
– Инвалидам положено во всем уступать. Давай, ты начинай, хромоножка безрукая.
– Хамишь?
– Ага. Что, юродивый? Слабо напасть первому?
– Отчего же? Раз ты так пылко просишь, изволь – нападу первым.
– Давай тогда, не тяни, пенсионер.
– Спешишь разочароваться в собственных силах?
– Ошибочка в окончании ключевого слова – спешу разочаровАТЬ!
– Меня?
– Тебя, урод.
– Ну-ну... Блин! Собачимся, как мальчишки на переменке! Пререкаемся, как... Надоело!
Маджнун ожидал, что ниндзя сократит прыжком разделяющее их расстояние, но не ожидал, что таким, – Ступин подпрыгнул на месте, прыгнул высоко вверх, строго вверх, поджимая колени, разводя руки в стороны. Его корпус качнулся чуточку вперед, и ноги-поршни выпрямились, стопы ударились о дверь позади прыгуна. Удар-толчок изменил вертикальную траекторию взлета и задал ниндзя с руками-крыльями мощное ускорение. И как будто крылатая ракета стартовала, перенацелившись на врага.
«Одержимый» прыгнул навстречу серой ракете. «Одержимый» крутанул сальто, повторяя кульбит, который стоил жизни арбалетчику. Выучка гарантировала точное попадание пятками, образно выражаясь, по «боеголовке» серой ракеты, но помешали руки-крылья противника.
