Ксеноцид - Кард Орсон Скотт

Миро был взбешен тем, что она так быстро его раскусила и осудила. И так сурово. Ведь это же нечестно… Творец иерархии Демосфена не должен так поступать.

– Я вовсе не считаю, будто бы весь мир крутится вокруг моих разочарований! Но и не думай, будто тебе позволено так командовать на моем корабле.

Вот что рассердило его, а вовсе не слова. Валентина была права: слова никакого значения не имели. Это все ее поведение, абсолютная уверенность в себе. Он еще не привык к людям, глядящим на него без сожаления и отвращения.

Валентина присела рядом. Миро повернул кресло, чтобы глядеть на нее. Та не отвернулась. Более того: она внимательно осмотрела его тело, с головы до ног, и на ее лице было выражение холодного восхищения.

– Можно сказать, что ты парень крепкий. Тебя согнуло, но не сломило.

– Хочешь быть моим терапевтом?

– Хочешь быть моим врагом?

– А нужно?

– Не более, чем я обязана сделаться терапевтом. Эндрю не затем устроил эту нашу встречу, чтобы я тебя лечила. Мы встретились, чтобы ты мог мне помочь. Если у тебя нет на это желания, что же… Если желание имеется, тогда превосходно. Позволь мне только объяснить тебе пару моментов. Каждую свободную минуту я посвящаю написанию противоправительственной пропаганды, пытаюсь разбудить чувства в Ста Мирах и на всех колониях. И я пытаюсь направить все это против флота, который выслал Звездный Конгресс, чтобы задавить Лузитанию. Твою планету, а не мою, если можно заметить.

– Там же находится и твой брат. – Нельзя, чтобы она декларировала свой чистый альтруизм.

– Все правильно, у нас у обоих там родные. И мы оба желаем спасти свинксов от уничтожения. И мы оба знаем, что Эндер оживил в твоем мире Королеву Улья. И если Звездный Конгресс настоит на своем, уничтожены будут две цивилизации. Ставка высока, и я стараюсь как могу, чтобы этот флот остановить. Если несколько проведенных с тобою часов позволят сделать это лучшим образом, то стоит посвятить это время беседе, а не литературному творчеству. Но я вовсе не собираюсь терять его, беспокоясь, а не обижу ли я тебя случаем. Если же ты намереваешься сделаться моим противником, то можешь оставаться здесь сам, а я возвращаюсь к работе.

– Эндрю говорил, что ты самый замечательный человек, которого он знает.

– Он пришел к подобному выводу еще до того, когда увидал, как я воспитываю трех маленьких дикарей, теперь уже взрослых. Насколько мне известно, у твоей матери вас шестеро?

– Да.

– И ты самый старший.

– Да.

– Это ужасно. На самом старшем ребенке родители всегда делают самые ужасные ошибки. В это время они меньше всего знают, но прилагают более всего стараний. Тем самым, имеется наибольшая вероятность того, что поступят плохо. И при этом упрямо будут твердить, что ведут себя правильно.

Миро не понравилось, как эта женщина уж слишком поспешно начинает осуждать его маму.

– Она совершенно не похожа на тебя.

– Понятное дело, что нет. – Валентина повернулась в своем кресле. – Ну, и что ты решил?

– По какому делу?

– Работаем совместно, или я понапрасну на три десятка лет отключилась от истории человечества?

– Чего ты от меня хочешь?

– Понятное дело, рассказа. Факты мне может сообщить и компьютер.

– Рассказа о чем?

– О тебе. О свинксах. О тебе и свинксах. Ведь вся эта проблема с Лузитанским Флотом началась с тебя и свинксов. Из-за твоего вмешательства…

– Это была помощь!

– Неужели я вновь употребила неправильное слово?

Миро сердито глянул на нее. Но ему было понятно, что Валентина права – он и вправду был чрезмерно издерганным. Слово «вмешательство», используемое в чисто научном смысле, было совершенно естественным, не имеющим какой-либо оценки. Оно означало лишь то, что своим поведением он вызвал перемены в исследуемой культуре. А если даже и имело негативный оттенок, то лишь потому, что сам утратил научную перспективу – перестал свинксов исследовать, а вместо того начал относиться к ним как к друзьям. И в этом заключалась его вина. Нет, даже и не вина… он даже гордился, что такая перемена с ним произошла.

– Продолжай, – сказал он.

– Все началось, поскольку ты нарушил закон, а свинксы начали возделывать амарант.

– Уже нет.

– Правильно, и вправду – ирония судьбы. Вирус десколады заразил и уничтожил все виды амаранта, которые вырастила для них твоя сестра. И твое вмешательство пошло псу под хвост.

– Вовсе и не пошло, – запротестовал Миро. – Они учатся.

– Да, знаю. И самое главное, они сами выбирают, чему учиться, что им делать. Ты дал им свободу. Я от всего сердца могу поблагодарить тебя за этот поступок. Но я должна буду писать о тебе для людей Ста Миров и колоний, а они не обязательно могут воспринимать происшедшее именно таким вот образом. Потому-то мне от тебя нужна история об этих событиях, как и почему ты нарушил закон и вмешался в культуру свинксов; почему население и правительство Лузитании взбунтовались против Конгресса вместо того, чтобы тебя выслать на суд, после которого тебя бы наказали за совершенное тобой преступление.

– Эндрю уже рассказывал тебе про это.

– Я и сама уже писала об этом, но в общих чертах. Теперь же мне необходим личный подход. Мне бы хотелось помочь другим заметить в так называемых свинксах людей. И в тебе тоже. Если это возможно, было бы неплохо, если бы тебя полюбили. И тогда Лузитанский Флот окажется тем, чем он является на самом деле: чудовищно преувеличенной реакцией на угрозу, которой на самом деле никогда и не существовало.

– Этот Флот – это ксеноцид.

– Именно это я и твержу, – ответила Валентина.

Миро не мог вынести ее спокойствия, ее непоколебимой веры в себя. Нужно было сопротивляться, но единственным возможным методом в этом случае могло стать лишь предложение от самого себя до конца не обдуманной идеи, которая была всего лишь наполовину сформированным сомнением.

– Но этот флот одновременно является и обороной.

Слова вызвали желаемый эффект – они прервали ее лекцию, заставили даже удивленно подняться брови. Вся штука теперь была в том, что теперь придется объяснять, что он имел в виду.

– Десколада, – сказал Миро. – Это самая опасная форма жизни.

– Решением этой проблемы является карантин, но не высылка флота, вооруженного системой Др М., которая может превратить всю Лузитанию и ее обитателей в облако микроскопических частиц.

– Ты настолько уверена, что права в этом вопросе?

– Я уверена, что у Звездного Конгресса подобной правоты нет, хотя бы в рассмотрении проблемы уничтожения другого вида разумных существ.

– Свинксы не могут жить без десколады, – заметил миро. – Но если десколада когда-нибудь доберется на другую планету, она уничтожит там всяческую жизнь. Наверняка уничтожит.

Приятно было убедиться, что и Валентина может выглядеть шокированной.

– Мне казалось, что вирус уже приручен. Ведь это твои дед с бабкой обнаружили способ притормозить его распространение, усыпить его в человеческих организмах.

– Десколада приспосабливается. Джейн утверждает, что вирус уже несколько раз изменился. Моя мать и моя сестра Эла работают над этим, пытаются опередить десколаду. Иногда создается такое впечатление, как будто десколада действует сознательно. Разумно. Она как бы находит способы обойти те химикаты, которые мы используем, чтобы приручить вирус и удержать его от убийства людей. Она проникает в земные растения, необходимые людям для выживания. Теперь нам приходится их опылять. А вдруг вирусу удастся обойти и этот барьер?

Валентина молчала. Никаких гладких ответов. Эту проблему она еще не обдумывала. И никто еще не обдумывал – кроме самого Миро.

– Я не говорил об этом даже с Джейн, – прибавил он. – Но что будет, если этот флот окажется правильным ходом? Если уничтожение Лузитании – это единственный способ спасти человечество от десколады?

– Нет, – перебила его Валентина. – Здесь нет никакой связи с причинами, по которым Звездный Конгресс этот флот выслал. Они руководствуются межпланетной политикой, желая показать колонистам, кто здесь управляет. Это все дорвавшиеся до власти чиновники и военные…