Юрий Гаврюченков - Ландскнехт
– Принес? – деловито осведомилась Антонина и указала в угол: – Ставь сюда.
Из комнаты показался сам Бурцев, пышущий здоровьем атлет, имеющий первый разряд по биатлону. Он держал в руках кисточку и аккуратно, чтобы не замазаться, снимал резиновые перчатки,
– Привет, – обрадовался он соседу, – лестницу принес? Спасибо, я утром хотел бордюрчик наклеить. Ты как, закончил?
– Почти, – Мельник пожал ему руку. – А вы тут как?
– Тоже все, мы уже машину заказали. На той неделе во вторник будем перевозить. Поможешь грузиться?
– Конечно, – с энтузиазмом согласился Мельник.
– Может, чаю с нами попьешь? – смягчилась Антонина.
– Да, действительно, – поддержал ее Бурцев.
Кухня была вполне обжита. На стене висел пластиковый пенал, присутствовали три стула и старенький, но опрятный столик.
– Нравится? – спросил Бурцев.
– Нормально, – польстил ему Мельник.
Чайник уже кипел на медленном огне. Антонина достала кружки, заварку и тарелку с бутербродами.
– Здорово, – довольно констатировал Бурцев. – Своя квартира – это класс!
– Да, – утвердительно кивнул Мельник. – Хотя я начал привыкать к коммуналке.
– Бутеры бери. – Антонина разлила чай и присела с краю.
– Отдельная лучше любой комнаты и даже двух в коммуне, – мечтательно продолжил Бурцев.
Мельник вспомнил, что они до сих пор ютятся в офицерском общежитии, и мог только посочувствовать. Он взял бутерброд с вареной колбасой, обветрившейся и покрасневшей. Ему стало хорошо и уютно. Новая работа – новые товарищи. Глупости, у Бурцева по отношению к нему никакой брезгливости не было. Просто мелкие слабости характера и отсутствие привычки – вот и мерещится всякая ерунда. Мельник отхлебнул горячего чаю и откусил бутерброд. Наконец-то своя квартира, это было здорово. А работа… "Привыкну, – подумал Мельник. – Бурцева же не волнуют такие проблемы, и у меня все наладится".
Он опустил глаза и заметил на руке пятнышко бурой краски, наверное, приставшей, когда он здоровался с соседом. Мельник моргнул, у него вдруг пропал аппетит.
– Одну минуту, – он поставил чашку и ушел в ванную. Намылившись, он долго тер ладонь, пока краска не сошла, и вернулся к столу.
– Так о чем ты? – Мельник взял остатки бутерброда и машинально кинул взгляд на ладонь. Пятнышко по-прежнему приковывало к себе внимание, оно стерлось не до конца, немного краски застряло в порах кожи. Есть расхотелось. Краска была похожа на кровь.
– Знаете, – Мельник отодвинул чашку и криво улыбнулся недоуменно взиравшей на него чете Бурцевых, – я, пожалуй, пойду. Спасибо.
Он вернулся в пустую и темную квартиру, врубил горячую воду и стал тереть ладонь. Потом он долго изучал красные распаренные руки. На месте пятна образовалась ссадина, но то уже была его кровь.
Полина ждала его к ужину, и, когда Мельник появился в дверях, она сразу же почувствовала неладное.
– Что с тобой? – спросила она.
– Все нормально, – Мельник чмокнул ее в щеку. – Привет.
Он взял дочь на руки и прижал к груди.
– Я ужин несу? – предложила Полина.
– Неси.
Через несколько минут они сели за стол. Мельнику пришлось расстаться с ребенком. Он нехотя положил девочку в кроватку, ощутив в душе холод и одиночество.
– Как ремонт, продвигается? – поинтересовалась жена.
– Почти все, – сказал Мельник. – У Бурцевых сегодня был.
– Как у них?
– Полный порядок. Кухню заделали, во вторник будут переезжать. Меня попросили вещи грузить.
– Здорово, – улыбнулась Полина. – Мне Бурцевы нравятся. Они хорошие.
– Ага, – согласился Мельник и вспомнил, что не мыл руки после улицы. – Я сейчас приду.
Под горячей водой болячку стало саднить. Мельник засучил рукава и принялся тщательно скрести пальцы. Почему-то в памяти возник звук влажного шлепка металла по размозженному мясу. Мельника затошнило. Он изо всех сил стиснул кусочек мыла и вдруг принялся яростно тереть им ладонь. Волосы на предплечье показались ему отвратительными и мерзкими, напоминающими об убийстве. Мельник тяжело сглотнул. Он почувствовал непреодолимое желание скинуть с себя одежду, чтобы тщательно, сантиметр за сантиметром, отдраить свое тело. Уже не контролируя себя, он разделся и залез в ванну.
– Саша.
Голос напомнил, что надо идти к столу.
– Саша!
В дверь уже колотили.
– Что? – крикнул Мельник.
– Что ты там делаешь?
– Я сейчас…
– Открой, я прошу тебя.
– Подожди, я быстро, – Мельник прибавил горячей воды. Следовало куда-то торопиться, но куда, он уже не знал. Новая волна тошноты подступила к горлу. Мельника трясло от гадливости к самому себе и стыда, тяжелого обжигающего стыда.
Мельник громко застонал, подавился и закашлялся. Ванная комната наполнялась паром.
– Открой! – в дверь забарабанили.
Мельник упал на колени, не глядя протянул руку и завернул оба вентиля.
– Я уже иду, – пробормотал он. Пар медленно вытягивало в щель, откуда сквозила струя холодного воздуха. Она остудила раскаленный лоб.
Мельник снял с веревки полотенце, набросил на плечи и стал медленно обтираться, тупо глядя в запотевшее зеркало.
– Я иду, – пролепетал он в пространство перед собой.
Он натянул штаны и толкнул дверь. Каким-то странным образом она оказалась заперта на задвижку. Он отдернул шпингалет и вышел в коридор.
Никого. Если Полина и была, она не стала его ждать.
"Бывает", – подумал Мельник. После "бани" прохладный воздух вернул голове ясность. Он прошлепал по линолеуму, оставив цепочку мокрых следов, и зашел в комнату. Жена плакала, уткнувшись лицом в подушку. Мельник помялся, чувствуя, как струйка воды с волос скатывается между лопаток вдоль позвоночника, и наконец решился приблизиться к супруге.
– Ты что? – спросил он.
Полина зарыдала. Мельник присел на корточки и погладил ее по голове.
– Ты, это, прости.
Полина обернулась к нему, глаза у нее были красные.
– Что с тобой происходит?
– Мне тяжело, – признался Мельник.
– Тебя что-то мучает? – спросила Полина. – Скажи, что?
"Я убил человека, забил его насмерть монтировкой, превратив его голову в кисель, – Мельник стиснул пальцами одеяло. – Нет, я не могу это сказать. Никому. Даже жене, даже себе. Даже начальнику. Я выполнял приказ. Я не убийца. Я не убийца!"
Девочка заплакала. Полина отшатнулась. Она вскочила с кровати и подбежала к ребенку. Мельник закрыл лицо руками. Он понял, что последнюю фразу выкрикнул вслух.
– Я не убийца, – пробормотал он. – Прости. Я не убийца.
Тело его покрылось холодным потом. "Сказать, – думал он. – Нельзя. Не сказать? Так я уже сказал. Почти что сказал. Что? Я ни в чем не признался. Пока я не признался сам, я не могу считать себя… Нет, я только делал то, что мне приказывали. Неважно, что ответственность лежит на том, кто отдает приказы. Что я делал? Неважно. Бурцев отлично себя чувствует. У него все хорошо, и у меня будет все хорошо. Никому ничего не говорить. Я только выполнял приказ!"
Полина стояла у кроватки, испуганно глядя на мужа. Ребенок умолк. И тут она поняла, что побежала не к дочке, нет. Она побежала от мужа. Переборов страх, она коснулась рукой спины Мельника.
– Сашенька…
"Все нормально", – подумал Мельник. Он глубоко вздохнул, спокойно выпрямился и обратил к ней лицо, на котором сияла легкая наигранная улыбочка.
– Я сорвался, – монотонным голосом произнес он. – Прости. Так больше не будет.
– Нам надо поговорить. – Полина присела рядом с ним на ковер.
– У меня все нормально, – убедительно отчеканил Мельник, главным образом для себя. – И у нас все будет хорошо.
– Обязательно будет, – твердо произнесла жена. – Для начала ты уволишься со своей работы и пойдешь землю копать или охранником в частную фирму. Так дальше продолжаться не может. Я все решила. Ты будешь работать как нормальный мужик и получать свои сто двадцать тысяч. На них мы проживем.
– Погоди… – Мельник попытался ее остановить, но безуспешно.
– Нет, это ты меня выслушай. Мы сможем отлично жить сами по себе и даже в другом городе, если нужно.
– Ты не по…
– Мне надоели твои постоянные срывы. Я устала, и у нас ребенок растет. Кто у нее будет вместо отца – монстр, крокодил? Ты психуешь уже без всякого повода, тебя надо лечить. И если понадобится, мы подыщем тебе хорошего врача. Ты станешь нормальным и будешь жить как все люди…
– Постой, – выставленные вперед ладони образовали заградительный барьер. – Ты ничего не понимаешь. Я не могу тебе все рассказать. Это тайна.
– У нас не может быть тайн! – решительно возразила Полина и вдруг заплакала. – Сашенька, что же с тобой делается?
Она обняла его и уткнулась носом в плечо.
– Я люблю тебя, – простонала она. – Нам не надо этой квартиры, ничего не надо – лишь бы ты был рядом. От этой работы одни неприятности. Посмотри, что они с тобой сделали. Не надо, ничего нам не надо. Мы и в коммуналке хорошо проживем.
