Максим Шахов - В прицеле – Олимпиада
С ним согласились. Потом перешли к оценке сведений, переданных агентом Дервишем. Они касались местонахождения секретных баз, заложенных террористами в разных странах.
Правдин задал вопрос, интересовавший всех:
— Что мы будем делать с этой информацией?
— Может, возьмем да и прихлопнем эти осиные гнезда? Сами, — предложил Бормышев. — Чем мы хуже америкашек?
— Авантюра, — буркнул Ковригов.
Старостин посмотрел поверх голов в угол кабинета, где скромно сидел старший лейтенант Голицын.
— Денис Васильич, что скажешь?
Поручик встал и вытянулся по стойке «смирно».
— Легко, вашбродь! Пустим их, как барашков, на шашлык, они и мяукнуть не успеют.
— Ну а серьезно? — спросил Правдин.
— Я на работе не шучу, — обиделся Поручик.
— Он не шутит, — подтвердил Старостин. — И сам не шутит, и другим не дает.
Правдин впился глазами в лежавший перед ним список.
— Здесь четырнадцать объектов, в разных концах мира. Уничтожив один, даже два, мы спугнем остальных.
— А мы по-тихому, — пояснил Поручик. — И когда они почувствуют опасность, будет уже поздно.
— Но если что-то пойдет не так, кто за это отвечать будет? — Правдин обвел присутствующих проницательным взглядом.
Услышав про ответственность, Бормышев неуверенно почесал лысую башку.
— Тогда, может, лучше передать информацию нашим зарубежным коллегам? Им на местах виднее. Это же серьезные спецслужбы Англии, Франции, Японии, тех же Штатов! Им же наверняка не понравится, если мы будем работать у них под носом. А если утечка или по-тихому не получится? Тут не просто ответственность, дело чревато международным конфликтом!
Все оглянулись на Старостина, ожидая, что он скажет. Тот ответил, как отрезал:
— Или это сделают мои парни, или не будет никакой операции. Иначе я не смогу гарантировать режим секретности.
Правдин посмотрел на него в упор:
— Считаете, что французы, американцы и остальные плохо знают свое дело? Они как-никак профессионалы. Бен Ладена же убили…
Лицо вице-адмирала исказилось от скорбной гримасы.
— Ну да, профессионалы… ремесленники. Подумаешь, бандита убили! А живым взять не сумели. Нет, тут требуется не ремесло, а искусство. Может, они возьмут террористов, а может, нет. Но моего агента они точно спалят. А что вы сами подумаете, если вдруг одновременно, да еще в разных странах, будут захвачены полтора десятка ваших засекреченных объектов?
— Утечка, — в унисон, хором произнесло несколько голосов.
— Именно! Знаете, когда разведка Черчилля во время Второй мировой войны сумела взломать немецкую шифровальную машинку «Энигма», он предпочел допустить бомбардировку и уничтожение английского города Ковентри, лишь бы не дать немцам понять, что их шифр раскрыт. Спалить ценного агента недолго, для этого ума не надо. А что получим взамен? Накроем десяток баз с оружием и взрывчаткой, ликвидируем несколько десятков боевиков… А сколько останется? К тому же сегодня их ловят, а завтра выпускают. Что им, в конце концов, можно инкриминировать? Может быть, злобные замыслы? А конкретно — ничего. Разве что догадаются наркоту в карман подбросить, да и то вряд ли. Разрабатывать их надо, терпеливо и грамотно. И брать тихо и не всех сразу, чтобы не спугнуть. И потрошить без прессы и адвокатов. А вот когда узнаем все их планы — что, где, когда и чем они собираются взрывать, — тогда и брать можно.
Правдин задумчиво потер мочку уха:
— Допустим, что операцию будут проводить ваши люди. Вы гарантируете, что они смогут узнать секретные планы террористов? Как они это сделают?
Старостин поджал губы:
— Я не в курсе. Мои ребята мне не все рассказывают. Это их профессиональные секреты. Денис Васильевич, — обратился он к Поручику, — вы не хотите поделиться с присутствующими вашими профессиональными секретами?
Поручик дисциплинированно поднялся и вытянулся по стойке «смирно».
— Никак нет, — твердо сказал он.
— Я так и думал, можете присесть, — кивнул Старостин и повернулся к премьер-министру. — Видите, и вам не говорит. Но, если захотят, они все узнают, за это я ручаюсь.
Правдин поднялся:
— Ладно, будем считать, что наше первое заседание прошло в мирной и дружественной обстановке. О том, как лучше распорядиться полученной от Дервиша информацией, пусть каждый подумает и составит записку. К этому разговору мы вернемся через неделю. Я буду лично курировать работу ФАРОСа.
— А теперь прошу всех к столу! — потребовал Ковригов. — На дружеский перекус.
Правдин сдвинул брови. Потом вернул их на место.
— Не годится обижать хозяина, — сказал он как бы сам себе.
Его дружно поддержали. Впрочем, от виски и прочих крепких напитков премьер решительно отказался.
— Я за рулем.
— Как? А водитель? — не понял Ковригов.
— Я за рулем государственной машины, — пояснил глава правительства.
Подумав, с ним согласились. Премьер посмотрел, как собравшиеся наливают себе, и заскучал. В самом деле, один непьющий может испортить все застолье.
— Разве что немного шампанского, — сказал он.
Замечание прошло на ура. Ковригов собственноручно — он явно гордился своим виртуозным умением открывать шампанское — извлек из холодильника увесистый «жеробоам» — трехлитровую бутылку «Кристаль Луи Родерер», снял фольгу с пробки, раскрутил мюзле (кто не знает — это проволочный намордник на пробке-шампанке) и, придерживая пробку салфеткой, принялся считать.
— Пять! Четыре!..
— Стоп! — Старостин гаркнул так, что бутылка едва не выпала из железных рук генерал-полковника. — Не надо отсчета, — попросил он уже нормальным голосом. И пояснил для непосвященных: — Примета плохая.
При этом он взглянул на Поручика. Тот и в самом деле выглядел несколько необычно. Вроде как собрался не выпивать, а драться. Но все обошлось, и старший лейтенант снова расслабился.
— Не надо так не надо, — пожал плечами Ковригов.
Он смахнул пробку, сопроводив движение легким хлопком и дымком, поднявшимся над горлышком бутылки. Поскольку употребление игристого вина заранее предусмотрено не было, то и фужерами не запаслись. Пришлось осуществить розлив куда придется — кому в чашку, кому в стакан. Старостин получил свою любимую алюминиевую кружку, Поручик — квадратный тяжелый стакан для виски, так и не использованный премьером.
Машину премьер-министра вышли провожать все присутствующие на совещании. Проводы выглядели весьма трогательно. Поручик подумал, что неплохо было бы помахать вслед «Хаммеру» платком, но сдержался. Его платок не отличался нужной степенью свежести.
На воротах торчал сам начальник комендантского отделения в чине майора. Бормышев сердито уставился на него пронзительным гипнотизирующим взглядом.
— Какой идиот потребовал удостоверение у премьер-министра? — угрожающе процедил он.
— Ко… Копняк, — проблеял, заикаясь, майор.
— В каком он звании?
— Ста… ста… старший…
Но Бормышев не счел нужным его дослушивать.
— Понизить его в звании, на хрен! Сколько у него звездочек?
Майор вытянулся.
— Т… три…
— Одну долой! — рявкнул Бормышев. — Нет, две долой! Пусть побегает младшим лейтенантом.
Майор неловко закашлялся.
— Так ведь он же не…
Но генерал-майор снова резко оборвал его:
— Будет младшим лейтенантом, я сказал! И никаких возражений, кр-р-ругом-шагом-марш! Не рассуждать, выполнять бегом!
Майор с растерянным лицом пожал плечами, отдал честь, повернулся и ушел в дежурку. Старостин, Ковригов и Поручик поспешно скрылись в здании штаба.
Генерал Ковригов плотно прикрыл наружную дверь и пробормотал себе под нос:
— Конечно, первый блин всегда комом, но после такого бурного начала у нас теперь все должно пойти как по маслу.
У всех появилось какое-то тревожное, нехорошее предчувствие. И только старший прапорщик Копняк, в одну минуту ставший младшим лейтенантом, был абсолютно счастлив.
5. КАК ПО МАСЛУ
Генерал-майор Леонид Яковлевич Бормышев, не глядя, подмахнул приказ о превращении старшего прапорщика Копняка в младшие лейтенанты, собрался и уехал. Направился он прямиком в столицу, в самый ее центр, где на Охотном Ряду высилось здание Государственной думы. Там и находился кабинет международного политика, штатного думского психолога и экстрасенса Семена Яковлевича Бормышева.
Генерал вошел без стука. Брат, увидев его, с явным неудовольствием оторвался от экрана компьютера.
— Леня, на тебе лица нет. Что стряслось? Немцы в городе?
Он поднялся из-за стола. В то, что эти двое являются братьями, верилось с трудом. Старший, Семен Яковлевич, был щуплым, невысоким, почти на две головы ниже младшего, Леонида Яковлевича, зато обладал роскошной шевелюрой. И глаза. Глаза были похожи. Но если взгляд старшего брата, казалось, пронизывал собеседника, как рентгеновский луч, то про младшего обычно говорили: «Нахально вылупился».
