Виктор Доценко - Король Крыс
На следующий день Лютый вновь встретился с Прокурором и, честно изложив свои соображения, дал согласие.
Я не сомневался в таком решении, — кивнул высокий кремлевский чиновник и добавил: — Соблазн не быть чей‑то марионеткой для вас, Максим Александрович, слишком велик, не так ли?
Извините, но я не могу понять: как, каким образом вы создадите бандитскую бригаду? — Максим сразу же перешел к технической стороне операции.
Мои аналитики уже разрабатывают план вашего внедрения в компанию дворовой шпаны с перспективой ее последующего роста. Надеюсь, вы быстро выдвинетесь в лидеры.
Откуда такая уверенность?
Ну, Максим Александрович… Если человек ощущает, что больше не подчиняется ничьей воле, если он больше не чувствует себя марионеткой, то желание подчинить себе других — более чем естественно… Или я ошибаюсь?!
Нечаев пожал плечами.
Не знаю. Я как‑то не думал об этом.
Напомню еще раз, — бесстрастно закончил Прокурор, — конечная цель создания «короля крыс» известна лишь нам с вами. Все остальные играют втемную. Понимаете мою мысль?
2
Российские будни
В Москве немало мест, где движение не прекращается ни на минуту, где не гаснет по ночам электричество, где жизнь течет по своим законам. Международный аэропорт «Шереметьево-2» — одно из них. Приземляются и взлетают авиалайнеры, торопятся пассажиры, волнуются встречающие и провожающие, а многократно усиленный динамиками голос диспетчера, объявляя о рейсах, то и дело перекрывает людское многоголосье. И названия далеких городов — Пекин, Калькутта, Гонолулу, Сидней — заставляют сильнее биться сердца тех, кто ни разу там не был.
В тот погожий апрельский вечер жизнь в шереметьевском аэропорту шла как обычно. Бесконечная круговерть толпы, крики, шорохи, всплески смеха, обрывки музыки и официальный бархатистый женский голос, то и дело объявляющий об отлете и посадке.
Бесшумно открывались и закрывались стеклянные двери аэровокзала, впуская и выпуская бесконечные потоки пассажиров, и никто из них не обращал внимания на невысокого светловолосого мужчину, стоявшего неподалеку от главного входа.
На первый взгляд, во внешности этого человека не было ничего примечательного. Черная куртка, коротко стриженные волосы, сеть глубоких морщинок вокруг голубых глаз. Однако рельефный шрам на щеке косвенно свидетельствовал о перенесенных испытаниях и невзгодах, а пронзительный, тяжелый взгляд говорил о несокрушимой воле и мощной внутренней энергии.
Звали этого человека Савелий Кузьмич Говорков, но так уж сложилось, что куда чаще его называли не по фамилии и не по имени и отчеству. Тридцатый, Рэкс, Бешеный — только это обилие прозвищ и имен наводило на мысль о редкой насыщенности биографии.
Так оно и было.
Судьба ниспослала Говоркову немало злоключений. В шестьдесят восьмом, когда Савелию еще не исполнилось и трех лет, он лишился родителей и был отправлен в детский дом. Потом рабочее общежитие, армейский спецназ, Афганистан в составе войск ВДВ, несколько ранений — немало людей его поколения прошли через подобную школу. И дальнейшая жизнь не раз ставила Говоркова перед новыми испытаниями: несправедливое обвинение, из‑за которого бывший «афганец» очутился в зоне строгого режима, дерзкий побег из- за колючей проволоки, запоздалая реабилитация.
Вскоре Бешеный, на этот раз по собственной воле, опять отправился в Афганистан, где был тяжело ранен и попал в плен в бессознательном состоянии. Собрав остатки сил, он захватил вертолет и совершил дерзкий побег. Ранение было тяжелым, и он наверняка бы погиб, но… тогда Рэкса, как называли себя в Афганистане воздушные десантники, спасли тибетские монахи, и он, пройдя Посвящение и вернувшись в Россию, вновь окунулся в борьбу со злом и несправедливостью.
К счастью, в борьбе этой Бешеный был не одинок: его надежными союзниками стали генерал госбезопасности Константин Иванович Богомолов и друг детства Андрей Воронов, ставший названым братом Савелия.
Суровый путь бойца–одиночки не ожесточил сердце Говоркова, и однажды он встретил свою любовь… Вероника Остроумова была лет на десять моложе его, но именно это невольно делало их отношения особенно нежными и трепетными.
Вероника была из артистической семьи. Ее отец, закончив медицинский институт, неожиданно открыл в себе талант артиста разговорного жанра и целиком посвятил себя сцене. Мать была талантливой балериной. Вероника пошла по ее стопам — закончила балетное училище при Большом театре, и педагоги прочили ей лавры легендарной Улановой. Вероятно, так и было бы, но однажды, когда труппа гастролировала на Кавказе, произошло несчастье: автобус, в котором артисты ехали на выступление, свалился с обрыва и несколько раз перевернулся. К счастью, все остались живы, но для многих сценическая карьера была закончена. Среди этих неудачников оказалась и Вероника.
Это несчастье едва не сломило девушку. Ее воли хватило только на многочисленные операции и реабилитацию, но, когда врачи вынесли вердикт, что о профессиональном балете ей придется забыть навсегда, она впала в депрессию. Трудно сказать, чем бы все закончилось, если бы на ее пути не встретился Савелий. Их встреча была странной и неожиданной. Однажды Вероника более чем когда‑либо почувствовала себя совершенно опустошенной и никому не нужной. Не в силах терпеть эти муки, она пришла в ресторан на Кутузовском проспекте, заплатила официанту, чтобы тот никого к ней не подсаживал, и стала потихоньку накачиваться красным вином.
В тот день у Савелия была конспиративная встреча с человеком генерала Богомолова, и назначена она была как раз в этом ресторане. Придя, как всегда, чуть раньше, чтобы осмотреться, Савелий сразу же обратил внимание на странную посетительницу, одиноко сидевшую за столиком. Тонкие красивые черты лица, элегантное платье, изящная фигурка — все это никак не сочеталось с тем, как она поглощала алкоголь, уставившись в одну точку перед собой. Савелий сразу понял, что у девушки какое‑то горе. Может быть, она похоронила кого‑нибудь? Он уже хотел подойти к ней и предложить свою помощь, но в этот момент пришел тот, с кем у него была встреча, которая затянулась более чем на час.
Разговор был очень серьезным, и Савелию пришлось полностью сосредоточиться на нем. Когда все вопросы были обсуждены и связной Богомолова удалился, Савелий машинально взглянул в сторону столика странной посетительницы. Девушка все еще была там, и на столике стояла очередная бутылка вина. Савелий понял, что стоит ей допить эту бутылку, и она вряд ли усидит на стуле. В этот момент оркестр заиграл очень симпатичный блюз и к девушке подошел какой‑то изрядно подвыпивший мужчина лет сорока. Когда она отказалась с ним танцевать, он не отошел, а стал еще назойливее.
Савелий быстро подошел и тихо сказал:
Мужик, ты что пристаешь к моей девушке?
К твоей? А почему она твоя? — угрожающе произнес приставала.
Он был едва ли не на голову выше Савелия и килограммов на тридцать потяжелее. Видно, это добавляло ему уверенности и наглости.
Была твоя, станет моя! — прорычал он прямо в лицо Савелию.
Это вряд ли, — с жалостью вздохнул Савелий и чуть заметно ткнул его в солнечное сплетение.
Мужик хотел что‑то сказать, но поперхнулся на полуслове и застыл с открытым ртом.
Ну вот, сердце нужно лечить, а не пить и не приставать к молодым девушкам, — проговорил Савелий, потом подхватил нахала под руку и отвел за столик, где сидели его собутыльники. — Вашему приятелю плохо: отвезли бы его к врачу, — сказал он.
А что с ним? — пьяно икнул один из них Сердце, — коротко ответил Савелий.
Сердце — это плохо, — безразлично констатировал тот, затем потянулся к бутылке. — Нужно выпить…
Савелий махнул рукой и вернулся к девушке.
Спасибо, — тихо проговорила она, когда Савелий сел напротив нее.
Не за что. Мне кажется, что вам уже хватит пить.
Скорее всего, вы правы, — бесстрастно согласилась она и вновь потянулась к бутылке, однако Савелий мягко накрыл ее руку своей.
Пойдемте отсюда, — дружелюбно сказал он.
Куда, к вам в постель? — зло усмехнулась та.
А вы хотите? — улыбнулся Савелий.
В его голосе было столько доброты и участия, что она вдруг подняла на него глаза и несколько секунд смотрела не мигая. Ей вдруг стало так стыдно и жалко себя, что в глазах появились слезы.
Ничего‑то вы не знаете, — с надрывом бросила она.
Расскажите, узнаю.
Зачем это вам?
Чтобы помочь.
Помочь? Мне?
Конечно.
Но почему?
Потому что вам нужна помощь.
И вдруг Веронике захотелось выплеснуть из себя всю боль, которая скопилась внутри, поделиться с этим незнакомцем, который чем‑то притягивал ее, заставлял себе поверить. Она говорила и говорила, а Савелий ни разу не прервал ее горестный рассказ и внимательно слушал, А когда она закончила и с вызовом взглянула ему в глаза, сказал: