Фридрих Незнанский - Лечь на амбразуру
Пока он освобождал от личных вещей свою сумку, чтобы наполнить ее дарами Салмана и его братвы, зазвонил мобильник. Что поделаешь, можно ведь отвечать односложно.
— Слушаю, Гордеев.
— Добрый вечер, Юрий Петрович, это Наталья Павловна, — сухо и сдержанно сказала Толмачева.
— Очень рад слышать вас снова… — Гордеев поймал себя на слове и не назвал ее по имени. — Извините, я в гостинице. Понимаете?
— Отлично понимаю. Я долго думала сегодня, Юрий Петрович, о нашем с вами разговоре… — Возникла пауза, словно она не знала, как продолжить рассказ о своих размышлениях: с момента встречи действительно прошло больше половины дня. Вот так сидела, значит, и думала?
— Да-да, — деловым тоном как бы подтолкнул ее адвокат. — Я чувствую, что, вероятно, многое из важного осталось за бортом, не выяснено до конца. Опять же и время… Вообще-то я мог бы…
Он не сказал, что «мог бы», пусть сама догадывается. Тем более что, кажется, о том же самом размышляла сейчас и она.
— В самом деле? — словно обрадовалась Толмачева. — Может быть, вы сочтете это не совсем удобным для себя… Хорошо, запишите адрес… — Она как-то быстро и неуверенно продиктовала свой адрес и добавила: — Уже поздно, вообще-то говоря, темно, даже не знаю, как вы отыщете, да и стоит ли?…
— Не беспокойтесь, — твердо заверил судью Юрий, — я легко ориентируюсь.
— Ну разве что… — вздохнула она, вложив в свой вздох и растерянность от неожиданно, видно, принятого ею решения, и от сожаления, что оно уже как бы принято и пути назад отрезаны.
«Юра, — сказал себе Гордеев, — открывается замечательная возможность решить одним махом сразу все проблемы. Совершить подвиг. И ты просто обязан кинуться на амбразуру!»
После этого он шустро покидал в сумку большую часть южных даров — Филя не обидится, ему еще немало останется, — сунул пару бутылок коньяку и отправился на подвиг. Позвонив Филе, чтоб сегодня не ждал — у него срочное дело.
В холле встретился глазами с Салманом, улыбнулся ему и прижал благодарно руку к сердцу. Тот ответил важным и достойным кивком. «Экий на меня нынче спрос!» — уже на улице рассмеялся Юрий Петрович, останавливая частника.
Глава семнадцатая
ВЫИГРЫВАЕТ ДОСТОЙНЫЙ
Ему показалось, что она как пришла с работы, так и не раздевалась. В том смысле, что оставалась все в том же строгом темном платье, которое ей, кстати, очень шло. В нем она выглядела явно моложе своих сорока с чем-то там, если не пятидесяти. Во всяком случае, фигура у нее была хоть и полноватая, но подтянутая и совсем не рыхлая. Молодец баба, держит себя в форме.
И большая ее квартира, куда Гордеев проник, словно шпион, со всеми предосторожностями, стараясь не привлекать к себе внимания людей во дворе, консьержки у лифта, даже пешком поднялся на восьмой этаж, чтобы не ждать кабину внизу, ему тоже понравилась. Был в ней и своеобразный уют, и незагроможденность пространства лишней мебелью.
— Вы привезли материалы? — сразу спросила Наталья Павловна, как бы заранее пресекая любые неслужебные поползновения.
— Так точно, ваша честь, — улыбнулся ее суровости Юрий. — Сразу доставать?
— А вы что-то еще собирались делать? — усмехнулась она и подозрительно посмотрела на него.
— Я?! Помилуй бог! О чем может думать мужчина, когда ему звонит женщина и приглашает навестить ее по делу! Конечно, о необходимых документах! — Гордеев поднял с пола свою сумку, раскрыл молнию и сыграл изумление: — Ой, что это? Откуда?
Сумка была полна фруктов, из которых торчали горлышки бутылок.
— Вы, вероятно, еще куда-то собирались сегодня? — уже с откровенным сарказмом заявила Наталья Павловна.
— Да нет же! Вот ведь папка с документами!
Все-таки они молодцы с Филиппом. Не зря сняли копии со всех материалов!
Папка была торжественно вынута из сумки и с той же серьезностью передана в руки верховной белоярской судьи.
А что касается остального содержимого сумки, то Гордеев нахально, не спрашивая разрешения, прошел на кухню, где обе бутылки поставил на холодильник, а фрукты просто высыпал на стол. Бесцеремонно, как у себя дома. На недоуменный взгляд хозяйки пояснил:
— У вас же наверняка нет времени таскаться по базарам. А у меня здесь обнаружились нечаянно старые знакомые, которые, зная и мою вечную занятость, не сочли за труд снабдить меня всей этой красотой.
— Интересно, что ж это за знакомые такие?
— А это, знаете ли, связано, к сожалению, с профессией. Вот вы, к примеру, отправляете людей, куда им следует отправиться. А мы, адвокаты, и я в том числе, помогаем им избегать такой участи. Вы совершаете, конечно, более справедливое дело, а помнят и благодарят почему-то больше нас. Как говорил один мой приятель — великая несправедливость судьбы. А что поделаешь? Вот и встретился один из тех, кого я выручил в свое время. Я его не узнал, а он, оказывается, запомнил. Он мне благодарен, я ему. Так и живем. — Гордеев с грустью посмотрел на хозяйку. — Только учтите, фрукты немытые.
— А это вы зачем привезли? — Она показала на бутылки.
— Подумал, что вдруг вы пожалеете командированного и захотите его чайком угостить.
— Так чаем же, а не…
— А по такому холоду чай очень хорошо коньячком разбавлять. Самую малость. Не пробовали?
«Ну давай же, давай, расслабляйся понемногу! Хватит держать себя в шорах! Ты ведь женщина, а не только судейский работник…» — мысленно уговаривал Толмачеву Гордеев.
— Ладно, оставим пока… Пройдемте в комнату! — Сказано это было таким тоном, будто Гордеева приглашали в камеру пыток. Уж лучше бы сказала тем же тоном: пройдемте в койку! Куда больше пользы делу!
В самой большой комнате, которая, вероятно, называлась здесь гостиной, стоял стол под тяжелой скатертью и вполне современные резные стулья. Наталья Павловна отодвинула один из них, села, жестом пригласила сделать то же самое и Гордеева, после чего раскрыла папку и стала читать собранные материалы.
— У меня, к сожалению, здесь нет показаний подозреваемого в убийстве, как не имеется и актов проведенных экспертиз, следователь Антон Антонович Сериков не разрешил мне делать выписки. Ну, это в конце концов его право. Или прихоть, как хотите…
— Я их видела, — походя заметила Толмачева, быстро, но внимательно, в общем, очень профессионально проглядывая бумаги.
Пока она читала, листала, снова к чему-то возвращалась, Гордеев от нечего делать принялся рассматривать комнату. На стене, над стареньким пианино, висел портрет в деревянной черной рамке. На фотографии был изображен подполковник средних лет с несколько угрюмым взглядом. Видно, был он высокий и очень худой. Щеки втянутые, будто у туберкулезника. Вспомнил историю пропажи мужа Толмачевой. Так вот каким он был, этот несчастный мужик? Не шибко симпатичный.
Заметив его интерес к фотографии, Толмачева сказала:
— Это мой муж… Его нет.
— Я знаю, — тихо ответил Юрий Петрович.
— Да, у нас все абсолютно всем известно. — Она вздохнула.
— Терпеть не могу обсуждать людей, которых не знаю, но… по-моему, он был угрюмым человеком. Не так? Или ему в чем-то не повезло.
— Вы правы… — сказала она, переворачивая очередную страницу.
В чем конкретно прав — неважно. Главное, совпали взгляды.
Наконец настал момент, когда Наталья Павловна перевернула последнюю страницу, подумала и закрыла папку.
— Здесь много эмоций… — сказала она.
— Да, но это всегда так нравится присяжным.
— Вы так хотите нравиться? — иронично удивилась она.
— Честно? — улыбнулся он. — Я никак не хочу. Моя задача — освободить невиновных. А виноватых искать — это дело следственных органов. Зачем же мне подменять их?
— Но… вот же! — Она положила ладонь на папку. — Целое дело собрали.
— У меня есть друзья, Наталья Павловна. В Москве. Они работают в частном охранно-розыскном агентстве. Называется «Глория». Под патронажем, если так можно выразиться, начальника Московского уголовного розыска генерала Грязнова. Кстати, иной раз услугами этих ребят приходится пользоваться даже Генеральной прокуратуре. К слову, первое освобождение Минаева — это отчасти и их инициатива. Так вот, мои друзья, когда требуется, проводят в интересах защиты моего клиента некоторые разрешенные им законом следственные мероприятия. Чтобы составить полное представление, так сказать…
— Вы оставляете это мне, — сказала Толмачева, поднимаясь. — А теперь что же… Мне и в самом деле неудобно отпускать приезжего человека без чашки чая. Как вы полагаете, ведь это будет просто некрасиво, да?
— Я считаю, — убежденно заявил он, — что это будет вообще, извините за мою невольную горячность, черт знает что!
— Батюшки мои! — красиво всплеснула она руками и прижала ладони к слегка зардевшимся щекам. — Какой темперамент!
