Александр Бушков - Пиранья. Бродячее сокровище
– В руки не беру, – отрезал Ронни. – Потому что все они – дешевый вымысел.
– Не стоит обобщать, – сказал Мазур. – Иногда и в детективах можно почерпнуть неплохие идеи... Ронни, а с чего вы, собственно, решили, что мы сейчас находимся в том самом домике на калле[9] де Альтос, который сняли мы с Кристиной? Вообще-то мы и в самом деле на калле де Альтос, но дом совсем не тот...
Он выхватил из рукава «Вальтер» с глушителем еще до того, как договорил последние слова – потому что револьвер в руке Ронни взлетел с нехорошей быстротой.
…И, в великолепном прыжке взмыв из кресла, дважды нажал на спуск, еще в полете. Коснулся подошвами пола, порядка ради выполнил отточенный пируэт, уходя с линии вероятного огня, но это было ни к чему: лысый, как сидел, так и остался в кресле, откинувшись на потертую спинку в позе задремавшего человека, вот только на лбу у него появилась не такая уж заметная дырочка, а вторая, с опаленными краями, зияла на светлом пиджаке против сердца...
Мазур прижался к стене возле выходившего на задний дворик окна. Довольно долго и терпеливо выжидал дальнейшего развития событий – но никто не вломился в дом ни со стороны двора, ни с парадного входа. Тогда он подошел к покойнику, быстро его осмотрел – и не нашел нигде микрофона.
Это еще не значило, что следует расслабиться, потерять время. У Ронни могли оказаться в рукаве еще какие-то козыри, о которых он благоразумно не поставил Мазура в известность, так что нужно было поторопиться...
Уже через пять минут он выскользнул из задней калитки и, оглядевшись, направился совсем не той дорогой, какой они пришли. В домике не осталось его отпечатков пальцев – зато в левой руке мертвеца зажат обрывок удостоверения тайной полиции, та его часть, где не было фотографии Мазура. Пусть отрабатывают этот след, если будет охота...
Мазур подумал мельком, что детективные романы и в самом деле способны порой подбросить неплохую идею. В особенности если в данном случае речь шла о романе, написанном человеком, долго проработавшим в разведке, причем ни разу не запоровшимся...
Эта идея пришла Мазуру в голову, пока Кристина оформляла бумаги на снятый домик. И он, расставшись ненадолго с обустраивавшейся на новом месте сообщницей, не медля, отправился в город, быстренько отыскал другое бюро по найму, которых тут было предостаточно (он прекрасно запомнил, что за слова, пусть и непонятные, написаны на вывеске подобного заведения). Из шестерых служащих выбрал пожилого, затюканного на вид клерка – именно этот старый хрыч большую часть жизни прожил при хунте, а потому иные рефлексы у него должны быть навсегда вбиты в подсознание...
Выложил почти все оставшиеся у него деньги – и снял еще два домика, один неподалеку от того, где осталась Кристина, там же, на калле де Альто, другой, для полной надежности – в противоположном конце города, на улице, названной в честь какого-то здешнего генерала («Калле де хенераль» – тут не нужно быть полиглотом...).
Когда пришла пора показать документы, Мазур с многозначительным видом, украдкой предъявил карточку «департаменто де политико» и внушительным тоном посоветовал: если старикан хочет провести остаток дней своих без крупных неприятностей, ему следует держать язык за зубами, внести в регистрационную книгу любую вымышленную фамилию – и боже упаси, сболтнуть хоть одной живой душе о клиенте.
Это было, конечно, жуткое нахальство – но он рассчитал все верно. Старый хрыч при виде столь серьезной ксивы, мгновенно преисполнилсяи клятвенно обещал, что не подведет.
А в итоге все прошло прекрасно, как и задумывалось. В который раз подтвердилась нехитрая истина: порой литература и жизнь все же частенько перемешиваются самым неожиданным и причудливым образом...
Глава восьмая
Четыре четверти пути
Обдумав случившееся, он давно уже начал подозревать, что проныра Ронни отнюдь не случайно, не по дружбе с донной Розой смастрячил Мазуру удостоверение полицейского шпика. Вероятнее всего, задумал очередную комбинацию, быть может, хотел подобраться к алькальду, к кокаиновой тропинке – опять-таки, чтобы выслужиться, выломатьсяиз роли мелкого участкового.
Мазур даже добросовестно построил в уме несколько таковых комбинаций – исключительно для того, чтобы убить время и занять мозги. Потому что наступил не самый сложный, но самый поганый момент, когда приходилось просто ждать, тупо выжидать несколько часов, сгорая от нетерпения перед последним броском домой. Дождаться пресловутого «часа волка», он же – час быка, он же – время между собакой и волком. Середина ночи, когда клонит в сон часовых и вахтенных, когда слабеет рвение у ночных полицейских патрулей, а мирные граждане засыпают особенно крепко – как безмятежно дрыхнувшая в соседней комнатке Кристина...
Он сидел на тесной кухоньке, не зажигая света, возле притворенного окна. За окном простиралась влажная теплая темнота, кое-где пронизанная желтыми огоньками светящихся окон, цепочками уличных фонарей и фарами редких машин – и никто не ловил обнаглевшего австралийца, никто не пытался проникнуть в домик, а это свидетельствовало, что поработал он хорошо: хвосты обрубил, следов не оставил, а те, что остались, никоим образом не вели к союзу нерушимому республик свободных. Все следы, все прегрешения и скудные улики отягощали лишь некоего беспутного авантюриста с непроизносимой фамилией, которому через пару часов предстояло растаять навсегда. Точно, хорошая работа. Даже с перевыполнением социалистических обязательств – в виде микрофильмов...
Взглянув на часы, он понял, что время пришло. Тихонько встал, накинул холщовую куртку с бесценным содержимым подкладки, прошедшую с ним все здешние огни и воды, застегнул на пуговицу внутренний карман, отягощенный футляром с микрофильмами. Проверил оружие. Распахнул обе створки окна.
Слепящий электрический свет залил кухоньку совершенно неожиданно для него, но он не растерялся, действовал привычно – отпрянул от окна к стене, выхватил пистолет.
И чуть опустил дуло, когда увидел, что держит под прицелом Кристину в небрежно запахнутом халатике – в руках у нее не было ничего и она вовсе не выглядела только что проснувшейся... Морщась от досады и нетерпения, Мазур криво усмехнулся за отсутствием толковых реплик.
– Ты куда? – спросила она растерянно.
– Ухожу, – сказал Мазур.
– Куда?
– Какая тебе разница? – сказал он мягко. – В пространство. Насовсем. Я не хотел устраивать голливудских прощаний, знаешь ли... В общем, прощай. Лучше тебе побыстрее отсюда уехать, не годится торчать тут одной с кучей бриллиантов в кармане. В этом милом городке и за десять долларов глотку перехватят, а у тебя целое состояние.
На лице у нее было странное выражение, которого Мазур не мог понять, как ни пытался.
– Я подумала было... – сказала она растерянно. – Но камни на месте, все до одного... Джонни, что случилось?
– Да ничего, – сказал Мазур. – Совершенно ничего. Я просто исчезаю навсегда и ничего тут не поделаешь. Такова жизнь. Приходится...
– Ты что, все-таки шпион?
– Милая, ты неглупая девочка, – сказал Мазур. – Очень даже неглупая. К чему эти дурацкие вопросы и ненужные тебе сложности? Привыкай к роли молодой миллионерши... По крайне мере тебяя ничем не обидел, а? И ни в чем перед тобой не виноват. Так что...
Он нетерпеливо пошевелился, давно уже убрав пистолет.
– Бог ты мой... – сказала Кристина, и невероятная тоска в ее голосе заставила Мазура, уже положившего было руку на подоконник, остаться на месте. – А я-то думала, дура, а мне-то показалось...
Мазур смотрел на нее внимательно и цепко. В глазах у нее стояли слезы, а лицо было горестным, как у ребенка, которого вдруг обманули так несправедливо и жестоко, что хуже и представить невозможно.
До него только теперь дошло. Что на сей раз здоровая профессиональная паранойя его чертовски подвела. Что никаких потаенных замыслов у Кристины не было. Что эта дуреха...
В голове у него пронеслось множество самых разнообразных мыслей. Он подумал, что в него давненько уже не влюблялись всерьез – но сейчас это вызывает скорее досаду, чем мужскую гордость. Он подумал, что, не окажись таким идиотом, все проведенные с ней дни были бы определенно другими– ничего не изменилось бы, произошли бы те же самые события и не лишенные приятности сцены, но он смотрел бы на девушку совершенно другими глазами и совершенно другие чувства испытывал бы. Он подумал, что не стоит себя винить за подозрительность – как-никак был на работе.
А потом подумал, что с этим побыстрее надо кончать – как-никак это жизнь, а не цветная пленка синематографа, и времени у него нет, а расслабляться не позволительно...
– Забудь все побыстрее, ладно? – сказал он мягко. – Собственно говоря, я тебе попросту приснился. Меня никогда и не было, вот ведь какая штука... Прощай.
