Анатолий Афанасьев - Ужас в городе
– Эй, детка, – окликнул Мышкин. – Тебе не помочь?
Девушка выпрямилась, изящно качнув полными бедрами, обернулась:
– Завтрак подан, господа.
– Спасибо, милая. Но чего ты вроде как-то дичишься?
– Нет, не дичусь. Нам первыми нельзя заговаривать с господами.
– Почему?
– По инструкции. Некоторым не нравится развязность.
Отвечала бойко, как по писаному, взгляд обалделый.
Мышкин не унимался:
– Тебя как зовут?
– Галя.
– Скажи, Галл, ты только завтраки подаешь или есть другие обязанности?
Нежное личико прояснилось, сверкнула белозубая улыбка:
– Все, что угодно. Желание гостя превыше всего.
У меня все справки с собой.
Чтобы не быть голословной, достала из фартучка и показала издали какие-то синие бумажки.
– Дорого берешь?
– Совершенно ни копейки. Наши услуги входят в стоимость питания. Это обозначено в прейскуранте. Разве что могу принять маленький подарок за особые старания.
Цветы, например.
– Да-а, – в раздумье протянул Мышкин. – Вот так прожили пеньками и ничего хорошего не видели. А ты говоришь – невеста!
Егор махнул рукой, и девушка, не попрощавшись, шмыгнула за дверь.
– Что касается свидания, – продолжал Мышкин, – сегодня же увидишь свою Анюту. Только после не жалей.
– Вот и хорошо, – обрадовался Егор.
* * *
Ближе к вечеру весь федулинский бомонд собрался на стадионе. После довольно долгого перерыва, связанного с эпидемией краснухи, унесшей на тот свет несколько тысяч ослабленных голодом горожан, спорт снова начал входить в моду. Проводились соревнования по мини-футболу, по бодибилдингу, по бегу в мешках, но особенной популярностью пользовались так называемые русские скачки. Действительно, веселое, незабываемое зрелище. В городе оборонщиков отродясь не было ипподрома, да и в ближайших деревнях всех лошадей, какие были, давно пустили на мясо, но оказалось, что это не беда. Голь, как говорится, на выдумки хитра. Скачки устраивали на теннисном корте, участвовать в них мог любой желающий, коней заменяли обыкновенные деревянные палки, пропущенные между ног. Правила тоже самые немудреные. Тот, кто пробегал пять кругов и не падал, считался победителем. Каждому удачному заезду благодарные федулинские зрители радовались, как дети, орали, вопили, швыряли на корт пустые бутылки, заключали сумасшедшие пари, короче, скачки превращались в большой спортивный праздник. Для самых азартных болельщиков, желающих всерьез попытать счастья, в ближайшем пункте прививки поставили настоящий тотализатор, где, при отсутствии денег, можно было сыграть на любой свой орган: почку, глаз, сердце, – а также внести в залог определенное количество крови – сто граммов, двести, литр, сколько не жалко. Выигрыши выпадали огромные. Рассказывали, что на одном из прошлых заездов некто Кеша Давыдов, поставив разом обе почки и селезенку, выиграл на инвалиде Петрове, изображающем лошадь по кличке Мандолина, сразу два мешка дури, которой обеспечил всю свою родню на десять лет вперед. Особую демократичность придавало скачкам то, что в них наравне с мужчинами участвовали женщины.
Городская администрация всячески поощряла увлечение обывателей спортивными состязаниями, из собственной казны выделяла средства на призовой фонд, спонсорами выступали такие уважаемые люди, как Александр Ханович Хакасский и Лева Грек по кличке "Душегуб", возглавляющий личную, летучую гвардию Рашидова.
В этот день на стадионе состоялся праздник-ретро "День физкультурника", и все трибуны, естественно, были переполнены, яблоку негде упасть. Центральным мероприятием стал матч по боксу за звание абсолютного чемпиона Федулинска, который начался, как только отцы города заняли ложу для почетных гостей.
Правила соревнований были не совсем обычные, но вполне соответствовали духу времени. Мэр Гека Монастырский выделил двух профессионалов, Боку Тучкова и Гарика Махмудова, бывших лет десять назад чуть ли не призерами страны в полутяже, а нынче занимавших важные посты во внутриведомственной охране. Эти двое поднялись на ринг и для затравки провели показательный бой в один раунд, обменявшись серией мощных, но неопасных ударов. Потом, по очереди, разбили об головы друг Другу по несколько кирпичей. Затем главный судья матча, подполковник милиции Гаркави, облаченный в белый смокинг, поклонившись в сторону почетной ложи, зычно объявил о начале матча. Претенденты на звание абсолютного чемпиона потянулись на ринг один за другим. Некоторых пошатывало от слабости, и их выводили под руки жены и дети. Условия были, конечно, заманчивые. Тот, кто выдерживал от Тучкова или Гарика Махмудова один удар, не летел с колес, получал поощрительный приз: на выбор – либо ящик прокладок, либо бутылку местной водки "Саня X.", но это, разумеется, не все. В идеале, если бы нашелся боец, сумевший устоять против двух профессионалов тридцать секунд, он получил бы вместе со званием абсолютного чемпиона еще и главную награду – бесплатную путевку на Канары, куда счастливец мог отправиться либо один, либо, по желанию, в сопровождении знаменитой федулинской куртизанки Машеньки Масюты, дочки предыдущего мэра.
Долгое время не везло никому, хотя каждого нового претендента стадион поддерживал ревом сотен глоток.
Все попадались какие-то дохляки, хоть и настырные: сказывались поспешно сделанные дополнительные прививки. Двух или трех добровольцев Гарик Махмудов своим знаменитым, приемистым правым хуком уже зашиб насмерть под оглушительное улюлюканье зрителей, но большинство валились от ужаса, не дожидаясь удара, и ловкие помощники рефери с позором за ноги выволакивали их с ринга. Особого накала живописное и комичное зрелище достигло, когда на ринг, подменив профессионалов, выскочил сам Гека Монастырский. Зная страстный, нетерпеливый нрав городского головы, публика встретила его появление восторженным свистом, как если бы увидела на ринге целую команду "Спартак". Монастырский немного размялся, поприседал, попрыгал, а затем мощными пинками посшибал с ног, как кегли, с пяток выставленных претендентов. Но ушел недовольный собой: даже какой-то старикан с песьими буклями на голове, явно из недобитых коммунистов, после его тумаков все-таки уполз с ринга самостоятельно. Геке не хватило куража, и он понимал, что это плохая примета.
В ложе, подавая Анечке бокал с шампанским. Хакасский обронил:
– Все же мэр у нас полный кретин. Ты не находишь, дорогая?
Анечка ответила:
– Откуда мне знать? Я ведь и сама дурочка.
На ринг она ни разу не взглянула, но чувствовала себя не в своей тарелке. Дело в том, что несколько раз в толпе (или показалось?) мелькнули такие знакомые, яркие глаза, что ей стало страшно. Сердце тоже подавало вещий знак: вернулся! Вернулся!
Проницательный Хакасский заметил, что с ней что-то неладно. Он, конечно, не рассчитывал, что она будет радоваться примитивному празднику, но вдруг почувствовал какое-то новое, неожиданное сопротивление. Это ему не понравилось. Опыт с девицей и так обошелся накладно. Он затратил много драгоценной энергии на подавление гуманитарного начала в этом маленьком, изящном существе, но полного успеха так и не добился. Не добился, зачем себя обманывать. А это чревато. Один незначительный промах, второй, третий – и могла рухнуть вся концепция. Именно от крошечных сбоев погибают замыслы с размахом. Хакасский тут был солидарен с Шекспиром.
– Ты вроде как с лица сбледнула? – спросил он озабоченно.
– Ужасно, Александр Ханович.
– Что ужасно?
– Весь этот ужасный мордобой. Зачем обязательно издеваться над людьми? Можно же их всех просто поубивать.
– Просто так убивают тараканов, – назидательно объяснил Хакасский. – Для людей смерть должна иметь воспитательное значение. Впрочем, это так – абстракция.
Те, что внизу, разумеется, давно не люди. Это ведь все бывшие совки.
Он успокоился насчет подопечной. Какое уж там сопротивление. Обычная чувствительность умственно недозрелой славяночки.
В этот миг произошло нечто необычное. Рядом с ним, неизвестно каким образом миновав многочисленную охрану, возник молодой человек лет, пожалуй, двадцати трех – двадцати пяти, совершенно нефедулинской наружности. В серьезном взгляде молодого человека не было и тени шизофренического федулинского счастья. Хакасский не испугался, но на всякий случай сунул руку в карман, где лежала самострельная авторучка, личный презент Рашидова. Он не терпел подобного рода неожиданностей.
– Ты кто? – спросил он, дружески улыбаясь. – Откуда взялся? Хочешь попытать счастья на ринге?
– Я заберу у тебя город, – ответил юноша. – И вот эту девушку.
Хакасский не удивился. Сумасшедших в городе хватало. Несоразмерные дозы прививок, новые препараты, спешка, нехватка квалифицированного медицинского персонала – все это часто приводило к различным, иногда самым экзотическим маниям у подопытных, в том числе, естественно, мании величия. Недавно один горожанин, бывший наладчик вакуумной аппаратуры, взобрался на статую Владимира Ильича Ленина, принципиально оставленную в центре Федулинска, и, крикнув, что он ракетоноситель, грохнулся с нее оземь. Да и вообще много было всяких забавных случаев, связанных с некоторой форс-мажорностью эксперимента. В молодом человеке настораживало другое: у него был какой-то подозрительно осмысленный облик, да еще с насмешливой искрой в глазах.
