Виктор Доценко - Тень Бешеного
Один бесцеремонно и грубо запихнул Курсовицкого в глубь салона, плюхнулся рядом сам и захлопнул дверцу. Второй уселся на место водителя, завел двигатель и резко сорвался с места.
Курсовицкий молчал, будто воды в рот набрал. Он не задавал вопросов и лишь с ужасом косился на блестящий ствол большого пистолета, упершегося ему в бок чуть повыше кармана его роскошного кашемирового пальто.
Неизвестные тоже молчали. Они действовали по заранее составленному плану.
Краем глаза Курсовицкий заметил, что машина приближается к улице Вавилова. На ней проживали его престарелые родители, а дальше, через дом, находился громадный котлован. Здесь заложили здание новой гостиницы, но стройка была заморожена и за пару лет успела зарасти кустарником. На дне котлована образовалось маленькое озерцо из дождевой воды.
Машина, управляемая Рваным, свернула направо и въехала на территорию стройки через ворота, распахнутые Тимуром. Два сторожа лежали, связанные, в вагончике.
Боня выбрался из машины и жестом предложил своему пленнику следовать за ним. Курсовицкий замешкался, и тогда Боня, сунув пистолет в карман, схватил «медика» за шиворот и выдернул из машины, как морковку из грядки.
Курсовицкий не удержался на ногах и с размаху упал наземь, уткнувшись лицом в размокшую глину.
Мучители не стали дожидаться, пока он сам встанет на ноги. Подхватив чиновника под руки, они потащили его в глубь стройплощадки. Остановились почти в центре котлована, где из‑под земли торчали сваи и горловины огромных труб, прикрытые листами железа.
Вероятно, стройку решили все‑таки расконсервировать. Рядом застыл автокран с поднятой стрелой и тросом, на котором, покачиваясь, висел тяжеленный крюк.
Тимур и Рваный поставили Курсовицкого на ноги. Боня вытащил из кармана бумажку с текстом от Молоканова и сунул под нос Курсовицкому. Из другого кармана он достал пистолет.
Затем Боня предложил Курсовицкому:
— Либо ты соглашаешься выполнить то, что написано на бумажке, либо получишь пулю в лобешник.
Курсовицкий словно одеревенел от страха. Он тупо смотрел на текст и молчал.
Боня хмыкнул и с сожалением развел руками:
— Понимаю, трудно решить! Но что поделаешь, братан, придется решать!
Тот не ответил. Боня молча кивнул Рваному.
Пока тот приматывал к голове Курсовицкого небольшое переговорное устройство с микрофоном, Тимур взобрался в кабину автокрана и поставил стрелу прямо над головой Курсовицкого. Боня принес из вагончика широкий монтажный пояс и нацепил его на талию Курсовицкого. Тот настолько очумел, что уже потерял всякое, соображение и не сопротивлялся.
— Вот эта штука, — Боня ткнул пальцем в торчащую из–земли трубу, — уходит в землю на двадцать метров вглубь. Там, внизу, темно и страшно. Завтра сюда придут строители. Перво–наперво они засыпят трубу — слой гравия, слой песка, слой гравия, слой песка. А сверху забетонируют. Сейчас мы тебя опустим вниз. Текст ты видел. Если согласен — только скажи, мы тебя услышим и поднимем. Учти: ждем пять минут, не больше. Ты все понял? — повысил он голос. — Скучно тут торчать.
И вновь пленник не ответил.
Боня не привык трепаться так много. Несчастный молчал, и Боня раздраженно взмахнул рукой и отошел.
Тимур, управлявший автокраном, опустил крюк. Рваный поддел крюком монтажный пояс на Курсовицком. Тимур моментально поднял главного эксперта Минздрава в воздух и осторожно поднес к зияющему отверстию трубы.
Курсовицкий попробовал брыкаться, но Рваный слегка дал ему поддых и направил ноги Курсовицкого прямо в дыру. Через секунду человек пропал из виду, лишь голова торчала наружу. Тимур выпрыгнул из кабины и присоединился к товарищам. Они закурили.
Боня пристроил приемопередатчик в нагрудном кармане и посматривал на часы.
Эксперту в трубе стало худо. Едва он коснулся ногами дна, как моментально обделался от страха. Курсовицкий находился в полной темноте. Чиновник понял, что это — могила, та самая, которой он так боялся всю жизнь. И страх быть похороненным в этой холодной дыре парализовал его полностью. Он представил, как простоит здесь до утра, затем ему на голову насыпят песок. Песок забьет рот и ноздри, он лихорадочно будет выплевывать его, пока не задохнется. И навеки останется стоять здесь, рядом с родительским домом. И его несчастным родителям даже в голову не придет, что их без вести пропавший сын похоронен в двух шагах от них.
Представив эту страшную перспективу, Курсовицкий заорал во весь голос. Его тут же оглушило эхо. Чиновник крикнул еще раз и еще. Он кричал одно и то же слово:
— Да! Да!
Повторяя и повторяя, он ждал, колотясь головой о склизкое железо. Чиновника охватила дикая радость, когда он почувствовал, что его волокут наверх.
Грязный, вонючий, но счастливый, пленный валялся у ног своих мучителей, готовый на все. От него воняло испражнениями.
Зажав нос и морщась, Рваный брезгливо снял с его головы переговорное устройство.
Курсовицкий некоторое время сидел в грязи, глядя в спины удалявшихся палачей. Покачиваясь, он с трудом встал и побрел на огни родительского дома…
Следующим утром несчастный чиновник написал восторженный отзыв на предложение провести пробную вакцинацию населения Амурской области. А через два дня покончил с собой, выбросившись из окна собственного кабинета.
* * *
Возня вокруг новой вакцины вызвала живой интерес «аптечной» мафии. «Аптечной» ее прозвали за то, что в сферу интересов организации входило производство и торговля лекарствами и всем прочим, имеющим отношение к здоровью граждан.
Страну давно поделили между собой несколько крупных «семей». Они решали свои споры на «семейных советах», которыми по очереди руководил босс одной из «семей».
В это время общий контроль и надзор за деятельностью «аптечников» осуществлял господин Звенцалов — хозяин крупной фармацевтической фабрики «Верный целитель».
Звенцалов славился своей жестокостью и беспринципностью. Он мог, не моргнув глазом, приказать отправить на тот свет любого, кто стоял на его пути.
Прослышав про лабораторию Чжао Бина, Звенцалов отдал приказ своим «мальчикам» собрать информацию о том, что за хрень такая — эта «чудо–вакцина».
«Мальчики» постарались на славу и через пару дней притащили хозяину богатый материал на профессора Чжао Бина и его клиентов. В бумагах пару раз мелькнуло имя Молоканова. Но Звенцалов не обращал внимания на мелочи. Он мыслил масштабно.
Звенцалов моментально сообразил, каким наваром попахивает дельце с вакцинацией населения России. Его мозг умножил количество жителей страны на сумму, которую государство выплатит за одну инъекцию. Цифра получилась огромная.
Звенцалов представил, что произойдет, если вакцина окажется действенной и именно у него будут все права на нее. Он мысленно умножил численность населения Европы и Северной Америки на стоимость одной инъекции в долларах и евро. От множества нулей перехватило дыхание. Звенцалов вызвал к себе начальника личной охраны и потребовал немедленно доставить к нему «этого ученого китаезу».
Начальник охраны вернулся через несколько часов с бледным лицом и беспомощно развел руками. Он не сумел выполнить приказ. Подступиться к Чжао Бину невозможно: его охраняет целая армия сотрудников чопов. Здание клиники опутано системами сигнализации и слежения. Сам профессор Чжао Бин вообще не покидает помещение клиники.
Раздраженный Звенцалов предложил поджечь дом и перехватить «этого Сраного Чжуя», когда тот выбежит из огня. На что начальник охраны ответил, что клиника находится в старом квартале города и под ней — множество подземных ходов. Велика вероятность того, что профессор при пожаре воспользуется одним из них.
Делать было нечего. Пришлось Звенцалову скрепя сердце снизойти до того, что пойти на поклон к профессору лично. Профессор отказал ему во встрече, но Звенцалову удалось переброситься парой слов с его пресс–секретарем по фамилии Дрокань.
Звенцалов ясно дал понять Дроканю, что стоит лишь одной ампуле вакцины покинуть здание клиники — и профессор больше не жилец на этом свете. Разъяренный Звенцалов пообещал, если понадобится, взорвать к едрене матери весь квартал, чтобы уничтожить «эту гребаную клинику». А лично пресс–секретаря Дроканя за то, что он «лыбится, как падла», Звенцалов обещал подвесить за яйца на пепелище клиники, чтобы он хорошенько подкоптился, прежде чем его бросят на съедение бродячим городским собакам.
Когда Звенцалов отбыл восвояси, Дрокань тут же стер улыбку с лица и бросился к Молоканову жаловаться. Дрокань был в истерике. Он знал, что с «аптекарскими» шутки плохи. И ему не улыбалось висеть подвешенным за яйца, которые ему весьма дороги и не раз еще пригодятся.
Молоканов долго сидел в своем кабинете и напряженно размышлял.
