Петр Катериничев - Повелитель снов
– Прекрати юродствовать! Ты должен понять – жизнь ценна сама по себе, и… ты останешься жить только в том случае, если перейдешь на мою сторону!
– То есть?
– Будешь работать на меня.
– Расписку кровью писать? Или как?
– Или как. Крови уже достаточно. Пока ты почивал, пистолетик, из коего я уложил бедного Луку, побывал в твоей ладошке, и одно убийство на тебе уже висит. Ствол, само собою, останется у меня, и если только взбрыкнешь – на нем повиснет еще пара трупов совершенно добропорядочных и ни в чем не повинных граждан… Убитых с исключительной жестокостью. Тебя найдут быстро, обещаю. И, учитывая особый цинизм преступления и твое неадекватное поведение в камере временного изолятора – неадекватное поведение я тебе тоже устрою, любые твои возможные показания насчет генерала внешней разведки и какого-то там «проекта смерти» искренне сочтут полным и всесторонним бредом. И соответственно, отошлют или на обследование в психушку, или запрут в одиночку – это детали, что о них… Где ты и скончаешься безвременно… Убедительно изложил?
– Доходчиво. Что будет с Аней?
– Ничего. Живите дружно и счастливо или – дурно и скверно – это ваши дела. Но – в России. Чтобы из-под руки не ушли. – Он замолчал, поиграл желваками. – Мне нужна методика Альбы. А не ваши куцые жизни. Но вам они – дороги. Не спеши решать, Дронов, ты человек горячий, ляпнешь, не подумав…
– Тебе честно, генерал?
– Откровенно.
– И вижу, что время изменилось. И понимаю, что ты поступаешь в соответствии с ним. Тот, кто не поспевает за временем, остается вне его. Ты прав: я хочу жить. И хочу соответствовать времени. Но…
– Я все изложил тебе мотивированно, Дронов. И логично. Мне ни к чему тебя убивать. Ты и без того будешь повязан по рукам и ногам.
– Дай сигарету.
Я закурил, окутавшись дымом… Затягивался быстро, выдыхал еще быстрее… Бобров – умный. И вербовки проводил не раз и не два. И понимает, что я ему не верю. Потому что правильнее – использовав человека – списать. Чтобы проблем не возникало. «Нет человека – нет проблемы». Но и другое он понимает: в том положении, в каком я нахожусь, люди цепляются за соломинку. И рассуждают одинаково: вот сейчас я выберусь из этой пиковой ситуации, а потом… Самое грустное в том, что это – чистая правда… И я именно так и думаю… И – он это знает. Круг. Бред мироздания.
– Ну?
– Согласен, генерал.
– Что-то ты больно напряжен для согласного.
– Думаю. Как остаться в живых после того, как непосредственная надобность во мне отпадет.
– Ну и слава Будде. Ты стал мыслить конструктивно. Эмоции всегда мешают. Применение я тебе найду, будь уверен. Ты слишком умен, чтобы умереть.
– Жизнь покажет.
Глава 88
– Кофе у тебя здесь есть, Сергей Сергеевич?
Генерал налил мне из термоса крышку до краев. Кофе был слегка остывший, но очень крепкий.
– Ты не ответил на главный вопрос, генерал. Даже на два.
– Слушаю?
– Где Аня?
– Здесь. И Аня, и Альба, и Аскер. Все здесь. И пара моих ребят.
– Что с Аскером?
– В коме.
– Почему он еще жив?
– Куда спешить? Руки не дошли. Ведь погибнуть он должен смертью героя… И – мотивированно.
– Например, от руки Алефа?
– Возможно.
– Зачем вам Аня?
– Пожелание Альбы.
– Я тоже – ее «пожелание»?
– Да.
– Зачем я ей?
– Не знаю.
– Зачем я тебе?
– Ты же понял: развести Альбу на методику. Существует диск; не может она постоянно грузить «из головы»… Тебе нужно узнать – где он.
– Почему не сам?
– Мне она не верит.
– Хватит темнить, генерал! Если Альба у тебя и что-то скрывает… Нет людей, способных выдержать любое психологическое или физическое воздействие. У всех – свой «порог». И ты это знаешь и – не можешь дожать Альбу? Не верю!
– Да нельзя ее ни дожать, ничего! – взорвался вдруг Бобров. – Она – ненормальная! Законченная стерва, шизанутая, дерганая, непредсказуемая! С ней даже говорить невозможно – словно уплывает куда-то и взгляд – сквозь тебя… Попытался я на нее надавить, как ты сказал, психологически и – что? Она зажигалкой – щелкнула, ладошку под пламя подставила и – улыбается… И боли не чувствует, в этом я поручиться могу!
– Как у вас все сложно…
– А я о чем?! Бери деньги, давай «товар»! И получи все, что душе угодно: лабораторию, персонал, остров, десяток мачо… Все! Она только ухмыляется. И – молчит. Ведьма! И колотит ее постоянно! Я уж подумал – не на наркоте ли – нет, всухую отлетает! А то вдруг посмотрит на меня так – будто я черт из ада…
– Резон в этом есть. Тебя там явно заждались…
Бобров брюзгливо поморщился.
– Это не фигура речи, это чистая правда. Я вот – тоже тебя опасаюсь, – пояснил я.
– Твои опасения – нормальны, рациональны, объяснимы. А она мечется, словно загнанная… Я не могу понять ни ее логики, ни ее поступков! Ты попытайся!
– Почему ты решил, что она мне доверится?
– Потому что в такой ситуации любой человек хочет довериться хоть кому-то! И это она настояла, чтобы тебя привести живым! Вместе с рисунками! Видимо, тут – личное… Возможно, ты произвел на нее впечатление… Тогда, давно. Ты искренен. И тем – уязвим. Но есть в тебе что-то… И еще. Я думаю, она дама с большими комплексами. И ей очень хочется покрасоваться. Своей ученостью… А не перед кем. Ты – как бы сторонний… И еще…
Сергей Сергеевич говорил, говорил, говорил… И чем больше он говорил – тем яснее для меня становилось то, о чем он молчал: он боится Альбы! Боится панически, неосознанно, но от этого ему только страшнее; так дети боятся колдуний! И его собственное подсознание разворачивает страх в картину вязкую и навязчивую, от которой не уйти и не скрыться… Да и надуманным этот страх не назовешь: он знает, что Альба уже отправила на тот свет многих, но не знает, к а к она это сделала.
Он привык повелевать, привык разрабатывать многоходовые комбинации; но всегда и везде они подчинялись сухой логике и стояли, как на опорах, на слабостях других людей: их страхе, жажде денег, славы, самоутверждения. И вдруг – столкнулся с женщиной, которая словно спит наяву; для нее все происходящее – всего лишь тень ее мыслей, и оттого все люди походят на нарисованные Аней образы – или гротескны, или мнимы и несущественны… И то, что окружающие считают высокомерием, – просто погруженность в свой собственный мир… И генерал этой ненормальности тоже боится; и зол оттого, что и понять не может, и изменить не в силах… А тут еще и Алеф… И деньги… И власть, которая, кажется, уже в руках… И все – ускользает по непонятной причине, и слишком многое поставлено на карту…
– Ты «оформишь» меня микрофонами?
– Нет. С Альбой эти фокусы бесполезны. Она действительно хороший технарь, и в комнате у нее не работает ни одна прослушка. Но…
– Но?
– Чтобы у тебя был стимул. Произвести на Альбу впечатление и убедить ее выложить методику – теперь главное и единственное дело в твоей жизни. Иначе ты ее не сохранишь.
– Умеешь ты ободрить, генерал.
– Стараюсь.
– Где она теперь?
– В особняке. В комнате.
– Ты так и потащишь меня туда, скованного? Вместе со стулом? Эдак трудно произвести впечатление.
– Стулья там есть. А вот «кандалы» оставим. Алеф меня просветил: уж очень ты прыток и непредсказуем. Да я и сам знаю.
– А что в этой жизни предсказуемо?
– Ты прав. Ничего, кроме смерти.
Да. Я прав. Генерал не просто боится Альбы – он тоскует… И тоску эту странную я наблюдал не раз и не два…
Бобров тем временем жестко скрутил мне руку назад, отстегнул наручники от стула и сковал запястья сзади.
– Ну что – двинули? Про нашу беседу Альбе – ни слова. Я ей сказал, что накачал тебя сонниками и теперь просто привожу в чувство. – Генерал замолчал, усмехнулся. – Да так оно и было.
Мы поднялись по лесенке, прошли длинным, абсолютно пустым и стерильным коридором и оказались в большой комнате. Окна были наглухо занавешены портьерами; посередине стоял большой круглый стол и несколько стульев; поверху, вдоль стен, были расположены мостки с перильцами, к ним вела крепкая деревянная лестница; там же находились двери в спальни. Еще один коридор вел, скорее всего, на кухню.
За столом сидел Алеф: спокоен, невозмутим. А ведь и его пребывание здесь было бурным; но было в этом жестком мужчине то, что присуще восточным людям и называется «фатум». Это не рок и не судьба, скорее – предопределение… И человек, считающий себя подчиненным фатуму, как бы освобождается от беспокойства за будущее, свойственное европейцам. Перед Алефом стоял большой заварной чайник и пиала с зеленым чаем.
– Тебе туда, – показал Бобров на небольшую дверь. – И – без глупостей.
– Да какие уж глупости при нашей бедности… Аня там?
Генерал кивнул и открыл дверь. В комнате царил полумрак, и сначала я почти ничего не разглядел. Генерал усадил меня на стул, пристегнул наручником к батарее и вышел.
Голова сделалась пустой и гулкой. И не было в ней ни воспоминаний прошлого, ни надежд на будущее. В такие моменты с человеком остается только настоящее.
