Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов
С размаху мы треснулись лбами. Из глаз полетели искры. Одновременно рухнули на пол. Я успел встать на колени первым и сходу зарядил Вовану по гыче. Попал в висок. Рыжий упал и больше не поднимался.
Я тяжело плюхнулся на зад, запалённо дыша широко открытым ртом. Тошнило, кружилась голова. Я был счастлив, что мне удалось вырубить Богунова. Теперь надо было привести его в полностью обездвиженное состояние и сдать подручным Димона. Пусть упрячут в застенки. Я перевернулся, встал на карачки и пополз к мечу, чтобы срезать с себя портупею и её ремнями спеленать Рыжего. Без необходимости я не хотел убивать Вована. Лишний криминал ни к чему, да и справедливости ради засадному древолазу не мешало бы провести остаток жизни в тюрьме. Где-нибудь в озёрном остроге Вологодской губернии. Смерть будет слишком лёгким наказанием за гибель моих друзей и близких.
Словно понимая, что его ждёт, Рыжий задвигался на каменном полу и начал подниматься. Я был слишком далеко, чтобы его остановить. Вова встал и, цепляясь за стену, двинулся к выходу. Я дотянулся до рукояти меча и побрёл за ним. На мгновение парадное озарилось дневным светом. Гулко хлопнула дверь. Рыжий вылез на улицу. Я смело последовал за ним. Ноги заплетались. Во дворе я попытался настичь его, но Вован сумел разогнаться. Он всё быстрее перебирал ногами и расстояние между нами стало увеличиваться. Мы бежали, пугая редких прохожих. Отпорхнула стайка оказавшейся на пути молодёжи. Я узнал дворовых гопников. Они дали стрекача. В иссечённой куртке и с мечом в руке я представлял, должно быть, исключительно мудацкое зрелище.
Рыжему удалось удрать. Атлетическая мощь позволила реализовать скрытые резервы, а у меня таковых не было. Ярость улетучилась вместе с силами и я побрёл домой.
– Что с тобой? – воскликнула Маринка, увидев моё разбитое лицо.
– Подрался, – ответил я, разглядывая себя в зеркало. Повреждения были обширными. Махаться с Рыжим – это себя не любить, помню по детству.
Ответ Маринку не удовлетворил. Иссечённая куртка и охапка мечей, брошенных мною в прихожей, наводили на совсем иные подозрения. Кроме того, за пояс у меня был заткнут нож засадного древолаза – кованый пласторез с длинным загнутым внутрь лезвием крайне устрашающего вида. По всему выходило, что я не с гопниками сражался.
– Это были «светлые братья»? – гордясь своей проницательностью, спросила жена.
– Именно, – я умыл разбитую рожу и, шипя от боли, осторожно вытерся. Полотенце покрылось розоватыми пятнами.
Свет мой зеркальце доложило неприятную правду – морду мне Богунов набил качественно. Треснувшие губы, расквашенный нос, шишак на скуле… Если следы битвы в самом деле служат украшением мужчины, то я мог получить гран-при на конкурсе красоты. Надеюсь, Рыжему я воздал сторицей.
– Сколько их было? – не унималась Маринка.
– Один, – сказал я правду, – но зато какой!
– Ты его?..
– Обратил в бегство, – докончил я, вызвав беззвучный вздох облегчения. Жену тоже можно понять – переживает.
– Вы скоро доиграетесь, Илья.
Я посмотрел на подошедшую сзади тёщу. Валерия Львовна неодобрительно разглядывала мой фейс, поджав губы.
Я вдруг понял, что мой лимит доверия исчерпан.
– Какие у вас дальнейшие планы, Илья? – тёща явно нарывалась на скандал. – Я не говорю о совместных с моей дочерью, а относительно вас лично.
Причём лимит не ограничивался этим домом, а распространялся на весь город.
– Я уеду, – мне больше ничего не оставалось. – Подожду, пока всё уляжется, а потом вернусь.
Все уезжали, а я чем хуже? Укачу на Мёртвое озеро, составлю компанию Боре.
– Верное решение, – сказала тёща. – Вам действительно лучше оставить нас.
Audiatur altera pars [44] . Я всегда выслушивал противоположную сторону, сколь бы противной она не была.
– А ты, дорогая, что скажешь? – смиренно вопросил я у Маринки.
– Милый, мама права, – мягко ответила супруга.
Я отправился собирать манатки.
* * *Везде можно проехать, если не тревожиться об обратной дороге. Я не заботился о возвращении и пёр напролом. Только поэтому, наверное, сумел пробиться к Мёртвому озеру на машине.
Бори я не нашёл ни на озере, ни у кургана. Он был здесь, но уехал. Вблизи раскопа, где стоял наш лагерь, я обнаружил свежее кострище и консервные банки с чистенькими этикетками. Под открытым небом они пролежали максимум суток двое. С компаньоном я разминулся. А жаль. Одному бедовать в этой глуши скучновато.
Но делать нечего. Я сложил из веток охотничий шалаш, раскупорил полулитровую фляжку дешёвого «Мартеля» V.S.О.Р. и начал ждать у моря погоды.
Тишина на озере была мёртвая. Аж жуть брала. Одно радовало – комары сюда не залетали. И всё-таки на природе, приняв как следует коньячка, я сумел наконец-то расслабиться. Доспехи Чистоты лежали в багажнике. Тут они были без надобности: до Лужи далеко; хищный зубастый червь сюда, в лишённую живности местность, не заползёт.
Я искупнулся в озере, а потом долго грелся у костра – чёрная вода оказалась ужасно холоднющей. Мысли мои витали далеко от повседневных забот. Я вдруг вспомнил, как раскапывал курган, и подумал, что неплохо было бы отвезти на исследование камень с отпечатком ладони. А заодно и костяк великана. Пускай яйцеголовые энтузиасты почешут репу. Оптимальный вариант – продать артефакты американцам, а то у нас дальше запасников они не пройдут. С этими заманчивыми мыслями я и заснул…
Я вскочил, словно подброшенный пружиной. Тело пронизала ледяная судорога. Я едва не закричал от боли, да и то только потому, что горло сдавила спазма. Придя в себя, я увидел, что поверхность озера, доселе стоящая вровень с берегом, стремительно отступает куда-то вниз, утрачивая ровность зеркала. По её поверхности бежала рябь, кое-где закручивались воронки.
Вода спадала стремительно и вскоре на месте озера образовалась глубокая яма. Я стоял на краю, у моих ног начинался деревянный помост, который отлого вёл вниз. Там, на дне высился дивный, чудесной красоты храм из белого камня, сияя золотыми куполами. Верхушки луковиц украшали восьмиконечные старообрядческие кресты. Я должен был сойти к храму.
Я ступил на помост. Он прочно застыл под моими ногами и не был скользким. Идти пришлось долго, ибо глубины озеро было непомерным. Дно его было выложено ровными каменными плитами.
Я нерешительно приблизился к святыне. Двери храма медленно отворились, из него вышел человек в белых одеждах и ослепительных золотых доспехах поверх них. В руках человек нёс чашу.
«Пей», – сказал он.
Я испил.
Лик человека был светел. Я понял, что это князь Юрий Лугвеньевич. Тот самый новгородский правитель, приказавший закопать Доспехи Чистоты. Он был мудр. Он знал, что изделие злого гения далёких северных земель не принесёт его народу ничего, кроме горя. Вовремя разгадав опасность варяжского подношения, он приказал завалить каменьями страшные латы и насыпать над ними земляной холм.
Я же их откопал и получил воздаяние. В Доспехах была злая сила. Их могущество мог использовать только тиран. Человеку простому они приносили беду.
Чаша познания была очень горька.
«Иди», – сказал светлый князь.
Я повиновался ему и вскоре был у осквернённого кургана. Гробница лесника была потревожена алчущими злата хищниками. Богатырь, хранивший мир в здешних лесах, даже после смерти продолжал служить русскому народу. Пока до него, словно черви, не докопались любители наживы. Даже нога немецкого захватчика не ступала на эту землю.
Теперь равновесие было нарушено. Я ужаснулся от мерзости содеянного. Знак лесника – отпечаток растопыренной ладони – укоризненно мерцал во тьме. Я мог ещё исправить, что натворил, и принялся лихорадочно рыть руками насыпь, не обращая внимания на раны и тёкущую кровь. Важно было зарыть Доспехи, пока за ними не явились потомки белокурых разбойников. Кажется, я не дорылся…
Я проснулся и застонал от боли в затёкших членах. Ночью было холодно. Всё тело ломило. Я ухитрился проспать в чрезвычайно неудобной позе и теперь расплачивался за это неимоверными страданиями.
Я сел и помотал головой. Шея разламывалась. Должно быть, лежал, неудачно подогнув голову. Хорошо, что хоть с «Мартеля» похмелья нет. Чем французский коньяк и хорош.
Я вдруг заметил, что нахожусь вовсе не на берегу озера. Я был у кургана и это почему-то воспринималось как само собой разумеющееся. Наверное, находился под влиянием сна. Но как я сюда попал, чёрт возьми! Неужели припёрся как сомнабула? Только приступов лунатизма мне не хватало. Хотя, с такой расстроенной нервной системой, как у меня, сие неудивительно. Я посмотрел на руки и обнаружил, что они перепачканы землёю. На ободранных ладонях запеклась кровь.
Этого ещё не хватало! Я вскочил и бегом бросился к раскопу. Неужели я и в самом деле зарыл Доспехи Чистоты?!
Куча тёмного, не просохшего грунта подтвердила страшную догадку. Я кинулся к машине, в багажнике которой находилась складная лопатка. Не рыть же, в самом деле, руками. Я выскочил на мёртвую пустошь, мельком окинув взглядом озеро. С ним ничего не случилось. Это только во сне происходят невероятные чудеса. Хотя какие чудеса – глюки всё это, сплошные дурацкие видения, от которых один вред. Я открыл багажник. Доспехов там не было. «Рука безумца продолжала совершать акты в уже явно болезненном состоянии»!
