Андрей Таманцев - Леденящая жажда
— Нет… не знаю такой. Не знаю, не знаю… — выдавил он.
— А вы попытайтесь вспомнить. Это было около тридцати лет назад…
— Нет, не помню… И при чем тут ваше телевидение?
— Мы снимаем новый выпуск программы «Жди меня». Вы, наверное, смотрели ее? Это очень известная программа.
— И что дальше? Я не понимаю, при чем тут моя скромная персона.
— Понимаете, в этой передаче находят друг друга люди, которые долгое время не виделись. И…
— Нет. Нет. Нет. Нет, — вдруг забормотал он, — мне это неинтересно…
Он попытался закрыть дверь. Жора успел вставить в дверной проем носок ботинка.
— Прекратите хулиганить! — возмущенно закричал Кукушкин.
— Но разве можно так поступать с женщинами. Она вас ждала, искала, надеялась…
Жора с радостью заметил, что губы Николая Родионовича начали трястись, глаза заблестели от навернувшихся слез.,
— Вы врете… Она умерла. Я знаю.
— Нет, она жива. И она вас ищет.
— Я вам не верю!
— Почему?
— Где она была все эти годы?
Жора понял, что такой сентиментальный момент упускать нельзя. Куй железо, пока горячо, бери быка за рога!
— Николай Родионович, простите, но мне кажется, что это разговор не совсем для лестничной площадки. Может…
— М-да, хорошо, проходите… нет, постойте. Покажите ваше, как это… как его, ну это, удостоверение журналистское, да.
— Вот пожалуйста. — Жора с готовностью протянул свою книжечку, выглядевшую вполне солидно для его далеко не самого крупного в Питере телеканала.
Кукушкин долго держал ее дрожащими руками, сравнивая изображение самодовольной Жориной физиономии на пропуске с улыбающимся во весь рот оригиналом. Сходство его вполне удовлетворило. Но…
— Как вы докажете, что вы от нее?
— Я не знаю… Я думал, что…
— Понятно. Разговор окончен.
И он снова попытался захлопнуть дверь перед самым носом бедного Кирика. Рыбка опять срывалась с крючка.
— Подождите! — нервно закричал Жора, одновременно с этим повторил прием с носком ботинка,
— Не хулиганьте! — тоже перешел на визгливый крик Кукушкин, судорожно вцепившись в дверную ручку.
— Вот посмотрите. Вот. Взгляните. — Жора протянул фотографию, взятую у Сони.
Фотография, по-видимому, была еще из лабораторных времен. Она и Леша Кукушкин в белых халатах на фоне стеллажа со множеством пробирок, вероятно, были застигнуты врасплох местным «папарацци» во время какого-то серьезного разговора: Соня выжидающе смотрела на него, а Кукушкин обернулся лицом к фотоаппарату и возмущенно что-то кричал в объектив. Сзади улыбающийся Семенов строил рожки у него над головой.
Кукушкин долго рассматривал снимок:
— Это она вам дала?
— Да.
— Вот она? — снова спросил он, указывая пальцем на девушку на фотографии. Палец заметно дрожал.
— Да. Может…
— Да, достаточно уже соседям бесплатный спектакль устраивать. Финита ля комедия, — закричал Кукушкин куда-то в пространство.
Он долго суетился около двери, недоверчивая цепочка дольше хозяина протестовала против непрошеного гостя. Но через некоторое время и ей пришлось сдаться.
Еще через минуту Жора шел за шаркающим по ободранному паркету несостоявшимся научным светилом. Комната, в которую они вошли, богатством обстановки отнюдь не отличалась. Стол, заваленный бумагами, матрас на полу — в общем, в интерьере кукушкинского жилища ничего особо интересного для цепкого журналистского взгляда не нашлось. Разве только небольшая репродукция «Сикстинской Мадонны», по-видимому вырванная из журнала «Огонек» и висевшая на стене с засаленными обоями.
— Присаживайтесь.
— Спасибо, — нерешительно пробормотал Жора, оглядывая комнату в поисках свободного стула.
— Теперь начнем с самого начала.
— Хорошо.
— Расскажите мне о ней. Где она пропадала?
— Она утверждает, что пропали вы. В буквальном смысле. Она думала, что вы умерли.
— Как она узнала, что я жив?
— Не знаю. Может, женская интуиция?
— Неубедительно.
— А что вас может убедить?
— Факты, только голые факты. Да, тут у вас еще одна неувязочка. Допустим, о том, что я жив, она еще могла интуитивно догадаться, но… о том, где я сейчас живу, не знает никто. Интуиция, я думаю, тут бессильна. Что вы ответите на это?
Да, попался. А он еще соображает. Как, как она мне говорила? Вспоминай, Жорочка! Так, пока время потянем.
— то и отвечу, что вы недооцениваете женщин. Тем более Софью Михайловну.
— Не вам об этом судить. Не лезьте своими…
— Я и не лезу. Я просто хотел разъяснить вам эту — как вы сказали? — «неувязочку».
— Давайте же. Я жду.
— Не знаю, как дело обстоит у вас с памятью, но у Софьи Михайловны она просто потрясающая. По крайней мере, в том, что касается вас.
— Неужели?
— Она прекрасно помнит все ваши разговоры, — видимо, они ей особенно дороги. И она была просто уверена, что вы можете жить только в этом доме.
— Почему?
— Только в этом доме может жить человек, который наизусть знает целые главы из Достоевского.
— Почему?
— Вы спрашиваете об этом меня? Вы же сами тридцать лет назад говорили, что мечтаете каждый день проходить по тому маршруту; по которому шел когда-то Раскольников. И выходить именно из того дома, откуда выходил он.
— Это же не факты, а всего лишь рассуждения.
— Но они, согласитесь, действительно оказались правильными.
— Это чистая случайность.
У Жоры зазвонил мобильник. Он отошел немного в сторону.
— Алло, Георгий Константинович. Это Голубков.
— Да.
— Что — да? Вы нашли его?
— Да.
— Вы у него в квартире?
— Да.
— Мы можем подъехать?
— Еще не знаю. Сейчас, минутку. Я перезвоню.
Жора повернулся к Кукушкину, напряженно пытавшемуся услышать голос в телефонной трубке. Но, видимо, у него это не получилось.
— Николай Родионович, мне сейчас позвонили из редакции, они спрашивают, не будете ли вы против, если мы проведем сейчас предварительную съемку.
— Я не давал согласия ни на какую съемку.
— Ну так в чем же дело? Дайте.
— Не дам.
— Почему?
— Я не хочу, чтобы моя личная жизнь попала на экран. Я допустил ошибку, пустив вас сюда.
Жора вздохнул, снова отошел в сторону и сообщил Голубкову:
— К сожалению, не получается. Он не согласен.
— Почему?
— Говорит, что не хочет, чтобы его личная жизнь попала на экран.
— Понятно. И ни в какую?
— Нет. Я пытался.
— Подождите, не отключайтесь. Сейчас с ним кое- кто тут поговорит. Дай ему трубу.
— Хорошо. Николай Родионович, это вас.
— Меня?
— Да.
Кукушкин трясущимися руками схватил мобильник, поднес к уху и замер. Он услышал ее.
— Здравствуй, Леша. Я думала, что никогда уже больше не услышу твой голос.
— Здравствуй, Соня… — Язык упорно не хотел его слушаться, и он замолчал.
— Леша, Леша, ты меня слышишь? Алло, алло…
— Я тоже уже не надеялся на то, что ты меня еще помнишь.
— Я помню, я все помню. Леш…
— Да, Соня…
— Можно я приеду?
— Сейчас?
— Да, зачем медлить? Не так уж много времени осталось…,
— У кого?
— У меня… и…
— Что? Что с тобой? Ты больна?
— Нет, нет. Я приеду, ладно?
— Да- да, приезжай.
— Леш, я сейчас на телевидении, эти товарищи помогли мне тебя отыскать. Я им так за это благодарна. Я уже потеряла надежду тебя найти. Ты не будешь против, если они приедут со мной?
— Соня, зачем это?
Кукушкин дрожащей рукой держал телефон, рукавом другой вытирал снова навернувшиеся слезы. Жора отвернулся. Зрелище было не из приятных.
— Хорошо. Приезжайте. Соня… Мне так тебя не хватало…
— Мне тебя тоже…
Сегодня был поистине удачный день для сидящих на лавочке старушек.
Через полчаса после появления любопытного журналиста к тому же самому подъезду, где проживал Николай Родионович Иволгин, подъехал черный «фольксваген-пассат». Из него вышли четыре человека. Судя по всему, это была съемочная группа известной телепередачи «Жди меня». Первым из машины вышел интересный немолодой человек, вальяжно размахивавший микрофоном, на котором почему-то не было эмблемы телеканала. Он галантно открыл перед дамой, сидящей сзади, дверцу, и они вместе устремились к подъезду Иволги.
— Девочки, да неужто это она нашего Иволгу ищет?
— Да нет, уж слишком молода.
— Какое — молода! Ты глаза свои слепые-то разуй! Молода… да ей чуть меньше, чем нам будет.
— Ну ты загнула!
— Вы не смотрите, что она как наша молодежь одета. И походка у нее уже не девичья.
— Ну все равно, Иволга-то ей зачем сдался? Он ведь страшный такой, да и психованный… Я тогда в магазин шла… и он мне навстречу…
Вслед за женщиной из машины вылезли два крепеньких молодых парня в серых жилетках со множеством карманов, деловито покопались в багажнике и достали внушительных размеров видеокамеру и не менее внушительный штатив. Это были Артист и Пастух.
