Александр Тамоников - Карательный отряд
– С сестрой вашей ясно. Может, и мы поедем?
– Какой разговор? Идем! Моя лайба у входа в пригородные кассы.
Спустя минуту «Москвич» выехал с привокзальной площади, нырнул под железнодорожный мост и направился в сторону светящегося вдали автовокзала.
В 1.20 мужчина остановил машину у дома, указанного молодым человеком. Тот отдал водителю 3 рубля, и «Москвич», развернувшись, отправился обратно в центр города.
Человек взглянул на окна третьего этажа пятиэтажного дома. Света в них не было. Видимо, его телеграмма так и не дошла до адресата. Но ничего, может, так оно и лучше. А то не спали бы ночь родители, суетились.
Молодой человек вошел в подъезд, поднялся по лестнице на нужный этаж, остановился у квартиры № 8, нажал на кнопку звонка, который прозвучал в тиши, как автоматная очередь. И почему родители не сменят этот звонок?
Из прихожей донесся немного встревоженный женский голос:
– Кто там?
Молодой человек ответил:
– Это я, мама!
Секундное затишье. Затем скрежет замка. Дверь распахнулась:
– Сережа? Ты?
Баженов обнял мать:
– Я, мама! Я! Не ждали?
– Так ведь ты… тебя…. Господи!
Женщина вдруг начала оседать на пол.
Сергей на руках внес ее в прихожую, усадил на пуфик.
Из спальни раздался мужской голос:
– Кто там, мать?
Сергей крикнул:
– Я это, отец, сын ваш! Давай сюда скорей, с матерью плохо!
– Серега???
Отец вышел в прихожую в одних трусах. Он с изумлением уставился на сына, вытянув вперед дрожащую руку:
– Ты? Откуда?
– Да оттуда! Ну чего встал, бать? Дай воды, что ли?
– Ну… да, да, сейчас, но как ты…
Дмитрий Сергеевич проскользнул на кухню. Вернулся со стаканом воды и рюмкой, в которой плескалась молочного цвета жидкость:
– На! Вода и карвалол! Накапал вот!
Передавая стакан и рюмку, отец продолжал смотреть на сына с изумлением, будто недопонимал происходящее.
Лекарство помогло! А может, просто вода. Вера Владимировна пришла в себя. Протянула к сыну руки:
– Сереженька! Сынок! Жив!
Сергей взял ладони матери в свои руки:
– Живой, мама! А вы разве ничего из Ташкента не получили?
– Нет! Только то страшное извещение, что принесли из военкомата, где было сказано, ох, господи, что ты пропал без вести в этом проклятом Афганистане! – Мать заплакала.
Тут и отец пришел в себя.
– Да! А потом еще и Рита рассказала…
Баженова словно ударило током:
– Рита? Ты сказал, Рита? Она была здесь?
– Почему была? Рита и сейчас дома. Спит, наверное!
Из боковой комнаты вышла молодая женщина, державшая руки на груди:
– Я не сплю! Здравствуй, Сережа!
Баженов бросился к возлюбленной, стиснул в объятиях, покрывая отчего-то влажное лицо девушки поцелуями:
– Рита! Если бы ты знала… как… сколько я думал о тебе… волновался, что… а ты… ты… здесь!
– Да, Сережа! Я сразу приехала к твоим родителям, да мне больше и некуда было ехать. И верила, что ты обязательно вернешься. Вот и вернулся.
Отец вновь юркнул в кухню. Достал из холодильника бутылку водки, из горлышка сделал пару глотков.
– Вот так дела.
Вышел в прихожую.
Сергей отпустил невесту, и они стояли, держась за руки на пороге комнаты. Мать, плача, смотрела на них.
Дмитрий Сергеевич спросил у сына:
– Так это, Серега, где ты был-то?
Баженов ответил тихо:
– На войне, батя! Там, где лучше не бывать!
– Ага! Понятное дело, а…
Сергей остановил отца:
– Все, батя! Вопросы утром!
Поднялась с пуфика Вера Владимировна:
– Ты голодный, наверное, Сережа!
Отец поддержал ее:
– Конечно! Пошли на кухню. Мать приготовит чего-нибудь, а мы с тобой по рюмашке за такое событие!
Сергей ответил:
– Нет! Я не голоден. Я очень устал. Давайте застолье, разговор и расспросы перенесем на утро. Сейчас я просто не в силах ни есть, ни рассказывать о своих приключениях.
Отец воскликнул:
– Да как же мы теперь уснем?
Вера Владимировна сказала:
– Отстань от него, Дима! Сереже нужно отдохнуть. Пусть с Ритой идут в спальню, и мы пойдем.
– Да я ничего, как скажешь, только рюмку выпью. Иначе колотит, как с перепою.
– Ты же уже приложился, Дима!
– Какой там приложился? Так, пробку нюхнул.
– Ну иди, все равно тебя не остановить. А ты, Сережа, и душ не примешь?
Сергей ответил:
– Утром, мама, все утром!
Мать перекрестила сына с невестой:
– Ну идите к себе! Идите с богом. А я еще помолюсь. Отблагодарю Господа, что услышал мои мольбы и вернул тебя! Ступайте!
– Не обижайся, мама!
– Ну что ты, сынок? О чем говоришь. Главное, ты жив, здоров и… вернулся.
Сергей с Ритой прошли в спальню – комнату, откуда семнадцатилетним пацаном Баженов ушел в армию, решив стать офицером. И куда вернулся спустя семь лет.
Вера Владимировна вошла в кухню. Дмитрий Сергеевич сидел за столом. Курил. Перед ним стояла полупустая бутылка водки, стакан, пепельница, лежали пачка сигарет, спички и надкусанный малосольный огурец. Взглянув на жену, Баженов-старший вздохнул:
– Ты заметила, мать, у Сергея-то виски седые.
– Заметила! Видно, пришлось ему хлебнуть горя.
– Это уж с избытком!
– Ничего! Отойдет!
– Хорошо, что невеста к нам приехала.
– Да! Хорошо!
Дмитрий Сергеевич бросил окурок в пепельницу:
– Эх, жизнь! Непростая штука. Да еще война эта. Сколько таких, как наш Сергей, она перемолола в своих жерновах? Тысячи. Ради чего? Да-а!
Вера Владимировна подошла к окну. На улице по-прежнему шел дождь. Мелкий, нудный. Она произнесла:
– И небо словно плачет. Но ничего. Несколько часов – и рассветет. Наступит новый день. А с ним и новая жизнь! Пойду я, Дима, помолюсь! А ты больше не пей, не надо!
– Не буду! Покурю и приду! – И вновь повторил: – Да-а! Жизнь!
Проводив взглядом супругу, Дмитрий Сергеевич прикурил новую сигарету и уставился в черное, плачущее каплями мелкого дождя окно. Он не думал ни о чем. Просто курил и смотрел в окно. Мать молилась. Сергей, узнавший, что станет отцом, сжимал в объятиях внезапно разрыдавшуюся Риту. Соседи спали.
А до окончания Афганской войны оставалось 3 года 6 месяцев и 27 дней!
