Евгений Сухов - Гнев смотрящего
– Открывай машину! – скорее угадал, чем услышал команду Слава.
Он повиновался не сразу – еще несколько секунд его мозг лихорадочно искал способ спасения. Слава не знал, кто эти люди, окружившие с оружием на изготовку его машину, однако он понимал, что ему во что бы то ни стало надо от них бежать – бежать, даже рискуя жизнью. Однако в то самое мгновение, когда он пытался найти выход из безвыходной ситуации, дверь парадного распахнулась и в дверном проеме возникла шатающаяся фигура немца Зайнеддина. Его безжизненное лицо было сплошь залито кровью и густой красной жижей, стекавшей из зияющей пустой глазницы. Зимняя куртка немца была расстегнута, и светло-зеленый спортивный свитер на груди был весь изодран пулями и от шеи до ремня тоже набух кровью.
Сделав неуверенный шаг через порог, немец зашатался, попытался схватиться за дверной косяк, но пальцы его сорвались, и он тяжело рухнул ничком на асфальт. Это зрелище так поразило Славу, что он автоматически открыл дверцу машины. Его тут же выдернули из-за руля, ухватив за воротник пальто, одним мощным толчком перебросили, как мяч, к другой машине и втолкнули в салон. Вслед за ним в машину попрыгали какие-то люди, и она сорвалась с места. Слава вновь услышал хлопки выстрелов и краем глаза успел заметить, как из подъезда выбегают вооруженные люди и, перескакивая через тело Зайнеддина, бегут ко второму автомобилю. Один из них, в камуфляжной форме, обернулся, вскинул пистолет и выстрелил лежавшему в голову. Тело судорожно дернулось, но дальнейшего Слава уже не видел – повернуться, чтобы досмотреть эту сцену, ему мешали два дюжих молодца, сдавивших его с двух сторон своими массивными торсами. Машина ехала быстро, но не слишком превышая скорость, дабы не привлекать к себе внимания. Вместо того чтобы выехать на оживленную автомагистраль, как того ожидал Слава, водитель направился в противоположную сторону и долго петлял дворами, переулками, проездами, проходившими через какие-то мрачные промзоны, пока не очутился на пустыре, где стоял микроавтобус «Фольксваген». Вячеслава бесцеремонно вышвырнули из салона, затолкали в микроавтобус и заставили там снять куртку и лечь на спину в проходе между сиденьями. «Фольксваген» тронулся с места, а над Славой навис какой-то мордатый детина и спросил:
– Ну, куда ехать?
Слава замялся, не зная, что отвечать, но детина пояснил:
– Говори, где живешь, быстро!
Слава вновь замялся – при одной мысли о том, что эти грубые бандиты осквернят его уютное гнездышко, ему захотелось плакать. В руках мордатого блеснула отвертка, которую он нацелил Славе в лицо, и он злобно повторил:
– Ты что, оглох? Говори, ну!
И поскольку Слава никак не мог выдавить из себя адрес, мордатый с криком «Получай!» ударил Славу заточкой в лицо. Слава взвизгнул от ужаса и замочил штаны. К счастью, в последний момент мордатый изменил направление удара, и отвертка вонзилась в резиновый коврик, покрывавший пол. После этого Слава уже без всяких дополнительных требований назвал свой адрес.
– Сядь, – приказал ему мордатый. – Сними куртку. Закатай рукав.
Слава выполнял все команды послушно и четко, как автомат. В руке мордатого появился одноразовый шприц.
– Согни руку в локте, – продолжал командовать мордатый, – несколько раз сожми и разожми кулак.
Слава всегда испытывал мистический страх перед наркотиками (не мешавший ему, впрочем, активно участвовать в наркобизнесе). Однако сейчас он был до того морально опустошен и подавлен, что даже перспектива попробовать свой собственный товар не вызвала в нем внутреннего сопротивления. Он послушно подставил под шприц вздувшуюся вену на локтевом сгибе, и мордатый ловко ввел иглу в это вздутие. Сделав укол, мордатый спрятал куда-то использованный шприц и выжидательно уставился на пленника. Через минуту Слава ощутил подступающее умиротворение: все огорчения и страхи дня показались ему далекими и несущественными, а его собственное положение – вполне безопасным и комфортным. Глаза у него закатились, и он погрузился в странное полузабытье: он чувствовал тряску от езды, слышал реплики бандитов, знал, что его везут домой, но ничто не касалось его сознания, погрузившегося в бездумное блаженство. Микроавтобус остановился, Слава почти без посторонней помощи вылез на асфальт и с глуповатой улыбкой проплыл в свой подъезд, а затем в сопровождении боевиков поднялся в квартиру. Там ему позволили улечься на диван, а ничего больше ему и не нужно было.
Глава 37. Надо прибрать, пацаны
Пацаны расположились в квартире и стали ждать звонка из Душанбе, а сами между тем связались с Коляном. Тот поостерегся сразу приезжать на квартиру к диспетчеру, пока существовала хотя бы ничтожная вероятность того, что кто-то обратил внимание на возвращение Славы домой в обществе нескольких подозрительных субъектов. Потекли однообразные часы ожидания. Ребятишки быстро выпили все запасы спиртного, которые имелись у Славы дома, со вздохом пришли к выводу: «Хорошо, но мало», однако бежать за добавкой побоялись, поскольку Колян, хорошо знавший своих бойцов, категорически запретил всякие подобные вылазки. Рекс, умевший играть в преферанс, стал учить остальных «писать пулю». Занимался этим он исключительно от скуки – материального стимула у него не было, ибо Колян запретил в бригаде играть на деньги, справедливо считая, что это разлагает коллектив. Правда, бойцы плохо слушали Рекса: во-первых, все они сызмальства ненавидели всякую учебу, а во-вторых, одним глазом они смотрели в телевизор, являвшийся для них вещью более необходимой, чем хлеб. Рекс и сам отвлекся от «пульки», чтобы посмотреть новости. Когда речь зашла о шахтерских акциях протеста, он зычно захохотал:
– Во недотепы! Нет, ну какие козлы! Ведь их же собственные начальники толкают через посредников за бесценок ихний уголек, имея с этого процент. Или продают его подставным фирмам, которые наверняка не заплатят, без предоплаты. Это тоже за взятки делается. Мы-то знаем всю эту кухню, сами из угольного края… Менты, прокуратура – все в этой системе повязаны. Так если бы шахтеры не были такими козлами, они взяли бы своего родного директора за глотку: «Кому продавал уголек? Не скажешь – дачу спалим, дочь изнасилуем, тебя зарежем!» И пройтись по всей цепочке, как мы с этими барыгами сделали. И если кто из барыг поднимет хвост, устроить ему показательную казнь, как в Китае, для примера остальным. Снять на видак и разослать по почте. Барыги ведь по-хорошему не понимают. Они у отца родного готовы последнюю копейку стырить и потом с этой копейкой не расстанутся, пока им пушку не сунешь прямо в морду. Нас в бригаде – раз, два и обчелся, но мы все это поняли и трясем, кого хотим, с большим успехом. А шахтеры? Их в стране, наверно, миллионы, а они ходят с плакатиками, касками по асфальту стучат… Тьфу, козлы!
– Каждому свое, Рексик, – философски заметил один из бойцов, недоучившийся студент по кличке Пистон. – Одни люди всегда свое возьмут – как мы, например, а другие созданы для того, чтобы работать в поте лица и получать кукиш с маслом…
Слава зашевелился на диване, видимо приходя в себя. Пелена блаженного забытья начала стремительно сползать с его сознания, и реальность, увиденная им во всей ее неприглядной наготе, наполнила его ужасом и отчаянием. Поймав его осмысленный взгляд, Рекс с удовлетворением заметил:
– Вот и наш барыга проснулся. Это хорошо. Давай-давай, приходи в себя. Сейчас твое начальство позвонит – ты должен ввести его в курс дела, рассказать, что у нас в столице происходит…
За окнами сгустилась холодная тьма поздней осени, расцвеченная повсюду шахматными узорами разноцветных оконных огней. Двум бойцам Рекс разрешил вздремнуть, и они улеглись на ковре, подложив куртки под головы. Третий боец, оставшийся бодрствовать, принес из кухни Рексу и Славе по чашке крепчайшего чая. Слава не двинулся, чтобы взять чашку, и боец поставил ее на табуретку рядом с диваном.
– Не хочешь чайку? Зря, – сказал Рекс, со смаком прихлебывая душистую жидкость. – Он у тебя классный, с жасмином, как я люблю… Говорить-то с начальством тебе все равно придется, так что ты уж лучше взбодрись. Они тебя услышат и поймут, что мы не блефуем, что их люди и вправду у нас под контролем. Ты им расскажешь, что произошло, потом скажешь, что мы сидим у тебя, и передашь трубку мне. Ничего сложного, так что не волнуйся.
Взбадриваться Славе не требовалось – все происходящее наконец в полной мере дошло до его сознания, и его начала колотить нервная дрожь, бывшая отчасти также следствием наркотического похмелья. Поэтому неожиданно прогремевший телефонный звонок заставил его судорожно подскочить на диване и сорвать трубку с аппарата, стоявшего на журнальном столике. Звонили из Душанбе – таджикский акцент Слава мог бы выделить из тысячи других.
