Сергей Анисимов - Кома
Удивлённая непонятно к чему рассказанным обрывком, не имеющим ни начала, ни продолжения, Соня посмотрела на Николая с каким-то новым чувством, испытующе. Судя по всему, она то ли уже переоценивала своё к нему отношение, то ли собиралась это сделать в ближайшую минуту, и он, вздохнув, притянул её к себе. Чтобы поместиться между его руками, девушка вскинула ладошки Николаю на оба плеча – как танцуют школьники.
– Прости, Соня. Я действительно какой-то сегодня неправильный. Не говорю с тобой, не слушаю как следует. Дурак, конечно, – таким нужно наслаждаться. Вечер хороший, и с погодой сегодня повезло…
Счастливая его ответом, девочка запрокинула подбородок, подставляя губы, и тут одновременно случилось две вещи: в сумочке у неё зазвонил игривой полифонической мелодией сотовый телефон, и одна из двигающихся мимо них по набережной машин вдруг резко ускорилась. Николай поймал её взглядом ещё метрах в пятнадцати, – не слишком крупный чёрный автомобиль, по силуэту похожий на «Хонду-Аккорд». Он сразу понял, что это оно самое и есть, и развернулся, перемещая Соню себе за спину, и готовясь ронять её под себя, когда машина, взвыв покрышками, резко остановилась метрах в пяти от них.
– Ой, – пискнула Соня, не поняв. Вместо объяснения, движением правой руки он задвинул её ещё на десяток сантиметров поглубже, и шагнул навстречу двоим выскочившим из машины мужикам – белобрысому и тому, который показался ему почему-то полностью, с ног до головы, чёрным. Вот, значит, как это будет.
Вместо того, чтобы достать пистолет и пристрелить его на месте, как Николай ожидал, Белобрысый небрежно провёл финт правой рукой, склонившись одновременно влево и сгибая руку, чтобы ударить в развороте куда-то в корпус. Второй отстал на полметра, и, даже не глядя, Николай ощутил, что и у него пистолета в руках нет. Ощерившись, он наказал светловолосого, более быстрого и молодого, за самонадеянность. «Вы всё ещё думаете, я докторишка со вбитыми в голову комплексами вселенского гуманизма? Ошибаетесь, ребята».
Первый разряд – это очень, в принципе, немного. Хороший самбист – КМС кладёт его за минуту. Но только если знает, что играть финтами с шагнувшим навстречу твоему выпаду незнакомым человеком, даже если он молодой и хрупкий, и у него почти детское лицо, нельзя никогда. Николай даже не счёл это везением, – он был собран и хладнокровен, как гадюка. «Семнадцатый из семнадцати», – гнусный, некрасивый приём, если проводить его грязно, не подстраховывая партнёра по тренировке свободной ладонью. Он крутанулся, обводя в заломе падающего врага, чтобы заранее освободить себе место для попытки уколоть второго, – куда угодно, куда удастся. Мерзкий, непереносимый слухом звук ломающихся костей. Хруст, какой бывает, когда ломаешь над кастрюлей пригоршню макарон. Вой и крик – это белобрысый ударился об асфальт. Николай успел перевести взгляд на второго, и даже уклонился от его удара вытянутой в струну ногой, – провернувшись на носках, как в вальсе, с расставленными в стороны локтями. Второй был старше, лет тридцати пяти минимум. Увидев, как он шагнул вбок, Николай даже не попытался его достать, отступив назад, чтобы закрыть визжащую Соню.
Он не хотел, чтобы её трогали. Более того, он не думал, что её станут трогать – кому нужна перепуганная девчонка? Николай очень рассчитывал на то, что прибежав домой в слезах и соплях, никогда в жизни не видавшая смерти вблизи младшекурсница-стоматолог вывернет папу наизнанку. И вот тогда у него появится шанс, который он искал, – шанс на то, что имеющий власть и силы Гайдук сделает что-то для всех остальных. Но для этого самому ему оставалось как следует выполнить ещё хотя бы одно: по-человечески сдохнуть, – так, чтобы девочка запомнила.
Рывок, и такой удар, который хотелось отбить. То, что этого с более физически сильным человеком делать нельзя, Николай вспомнил почти поздно, и едва успел вырвать руку из захвата, в который его едва не поймали. Снова разворачиваясь, он пригнулся, срывая дыхание и убирая из поля зрения почти всё, кроме летящей к его горлу руки, и следующий удар тоже прошёл мимо. Белобрысый уже вставал, с перекошенным лицом, вытягивая целой рукой пистолет откуда-то из-за спины, из скрытой кобуры за ремнём брюк. Он уже не кричал. Последним осознанным, контролируемым движением, Николай попытался рубануть чёрного, и тут тот влепил ему ногой прямо в грудь, провернувшись в нырке почти так же, как он сделал это сам, только быстрее. Не до конца ещё закостеневшие, способные ещё хоть как-то пружинить рёбра Николая спасло то, что он, раскручиваясь, двигался в направлении, которое сделало удар всё же не вполне прямым. Но всё равно его сбило с ног, отшвырнув метра на два. В падении он жутко ударился плечом в поставленную вертикально гранитную плиту ограждения набережной, но голова уцелела, и он сразу вскочил на ноги. Скалясь, не собираясь сдаваться до того момента, когда его, наконец, не пристрелят.
– Ан-дрей!.. – визжала Соня, захлёбываясь. – Андрей!…
Она кричала уже довольно давно, но это было первое слово, которое он понял целиком. Дотянуться снова он уже не успел, старший закрыл девочку собой, и теперь чтобы её защитить надо было пройти сквозь него.
– Андрей!..
Дикий, бессмысленный визг. Остановившаяся, не доходя до них двух десятков метров, шедшая вдоль набережной парочка бросилась бежать, смешно держась за руки. Белобрысый, всё ещё почему-то колеблясь, всё же поднял пистолет. Ну, вот, в принципе, и всё.
Девочка ударила по руке Белобрысого, и Николаю захотелось закричать «Зачем?», крикнуть, чтобы она убегала – может быть, её не сочтут нужным догонять. И как раз в этот момент по ним начали стрелять. Николай ещё успел увидеть, как разворачивается, закрывая Соню просто пустой вытянутой рукой «Чёрный». Как другой, покалеченный им, – тот которого Соня только что ударила, – валится поверх неё на асфальт, пытаясь дотянуться до скользящего, крутящегося на земле пистолета, – и тогда нырнул сам, длинным кувырком вперёд, через плечо. Пули с пением и звоном били в гранит за его спиной, высекая длинные и яркие, как бенгальские огни, искры. Пистолет оказался в руке, и Николай, столкнувшись со взглядом Белобрысого, с искаженным болью лицом прижимающего сломанной рукой Соню к земле, откатился от них и встал на одно колено. Разворачиваясь и от него, и от уже тянущегося в его сторону стволом второго, – туда, куда это было важнее, в скользящую по другой стороне улицы приземистую светлую машину, из которой по ним прицельно бил стрелок.
Мимо, мимо, мимо! Пистолет дёргался и бился в руке. Звон стекла, крошками разлетающегося внутрь салона уже стартующей с места машины, – это открыл огонь «Чёрный». Взорвалась и осыпалась фара, взвыло под ногами очередным рикошетом, одна из пуль буквально с рёвом разодрала рукав его многострадальной куртки. Он успел попасть в машину по крайней мере два раза, вперемешку с дырявящим её слева направо «Чёрным», когда патроны в магазинах кончились у обоих. Или даже у всех троих, с тем, третьим, – одновременно.
Повалившись спиной на асфальт и ощущая, как кровь течёт по плечу под рубашкой, в подмышку, Николай молча смотрел в затянутое облаками небо. В ушах звенело и кричало, но прислушавшись уже не к себе, а к городу, он понял, что вокруг почти тихо. Удивительно, на редкость, как бывает тихо только в лесу после несильного летнего дождя, когда нет никаких звуков, кроме шороха падающих с хвои капель. «Чёрный», тяжело дыша, поменял обойму, сбросив пустую на асфальт, и продолжая глядеть в ту сторону, где исчез издырявленный ими автомобиль. В который раз за эти страшные дни Николай с тоской подумал, что опять не понимает ничего.
– Коля, Коленька!..
Плачущая девочка что-то хотела от него, и он на одну секунду перевёл на неё взгляд. Белобрысый сидел, прислонившись спиной к граниту, и смотрел на него так, как будто пытался подобрать забытое чужое слово. Только теперь Николай его узнал, поняв, почему Соня кричала имя «Андрей».
– Цел? – хрипло спросил он. – Я тебя не опознал, думал, это за мной. Зачем… ты напал?
«Чёрный», устало, тяжело двигаясь, поднял пустой, брошенный им пистолет, покрутил в руках, и перекинул напарнику.
– Сильно тебя? – спросил он.
– Нет. Царапина. Просто оглушило.
– Надо уходить. Сюда уже наверняка едут. Давайте в машину оба. Сонька! – он ухватил девушку за запястье, и крутанул его так, что её вздёрнуло вверх. – Потом выть будешь! Уходим!
– Я не брошу его!
– Дура!
Он втолкнул её в так и стоящую с открытой дверью «Хонду», и, развернувшись, резким жестом указал на ту же дверь Николаю. Светловолосый дохромал сам, прижимая руку к животу.
– Всё?
Он рванул с места сразу же, как только они хотя бы залезли внутрь, пусть ещё и не усевшись. Николай сидел почти на Соне, и они потратили почти полминуты, чтобы устроиться на сиденье хоть как-то. Разогнавшись за секунды, передачи с третьей на четвёртую «Чёрный» переключил рывком, и машина взвыла, скрежетнув коробкой. Николай увидел, что рука охранника Гайдуков мелко подрагивает на рукоятке переключения передач, и от этого ему стало чуточку легче. Судя по всему, потряхивало не его одного.