Андрей Воронин - След тигра
Тут ему некстати вспомнился Пономарев с его страшилками. Проводник настоятельно советовал бить в голову — «чтоб уползти не сумел», как он выразился. Это была, конечно, чепуха, но Глеб опять заколебался. Перекрестие дрогнуло и поползло вверх, снова остановилось и начало опускаться.
«Э, — подумал Слепой, — а дело плохо! Кажется, я теряю квалификацию. Что это еще за мелодрама? Времени нет, а я здесь устроил… тьфу ты черт, и слова-то не подберу!»
Автоматчик слегка переменил позу, открыв незащищенную шею, и Сиверов, мрачно посмеиваясь над собой, подумал, что это компромисс.
— Ку-ку, — негромко сказал он и плавно нажал на спуск.
«Драгуновка» сухо щелкнула, как пастушья плеть, автоматчик нелепо взмахнул руками, прижал обе ладони к простреленной шее и скрылся из вида за камнями. Снизу еще дважды бахнул чей-то карабин, и сквозь прицел винтовки Глеб увидел два жидких облачка каменной пыли, взлетевшие в тех местах, куда ударили пули. Он отметил про себя, что выстрелы были столь же меткими, сколь и бесполезными, — с того места, где залегли его попутчики, автоматчика им было не достать.
Сиверов снова забросил винтовку за плечо, слез с дерева и не спеша, в полный рост, преодолел последние пятьдесят метров, отделявшие его от укрытия среди камней. Старая пихта мрачно шумела под порывами верхового ветра, в воздухе пахло порохом, нагретой хвоей, смолой и едкой каменной пылью. Опытный взгляд Сиверова отметил характерные выбоины на камнях — следы от ударов пуль. Их было много, кто-то из его спутников действительно очень недурно стрелял. Наверное, это был оправившийся от первого испуга Тянитолкай. Женщины тоже бывают снайперами, но Глеб видел, как Горобец стреляет из пистолета, и очень сомневался, что карабином она владеет лучше.
Спохватившись, он повернулся лицом к своим, медленно поднял и скрестил над головой руки, показывая, что концерт окончен и можно поберечь патроны. Потом он на всякий случай вынул из кобуры пистолет, легко вспрыгнул на верхушку ближайшего камня и, придерживаясь свободной рукой за шершавый пихтовый ствол, заглянул в укрытие.
Стрелок был здесь, в узкой каменной щели, будто нарочно выстланной пушистым серебристо-серым мхом. Во мху, во впадинах и выемках камней — повсюду поблескивали стреляные гильзы. В тылу позиции валялись пустые автоматные рожки. Их было четыре, пятый был вставлен в видавший виды АК-47 с потемневшим деревянным прикладом, лежавший на боку между камнями, там, где два обломка скалы образовали что-то наподобие узкой амбразуры. Ветер, которого внизу не было совсем, свистел в этой каменной дыре, выводя какой-то заунывный мотив, состоявший всего из двух низких, вибрирующих нот, и шевелил спутанные волосы на голове автоматчика.
Глеб опустил пистолет и привычно передвинул большим пальцем флажок предохранителя. Автоматчик еще жил, но уже не представлял опасности.
Он лежал на боку, привалившись спиной к камню, и все еще прижимал ладони к шее в безуспешной попытке остановить кровь, которая широкой ярко-алой струей текла по его рукам, пропитывая ткань грязной камуфляжной куртки. На бледно-серой поверхности камня у него за спиной тоже алела смазанная кровавая полоса, оставшаяся там, где отброшенный меткой пулей Сиверова человек сполз на землю, оставив за собой этот последний в своей жизни след. Похоже, пуля задела артерию, и теперь человек прямо на глазах угасал, истекая кровью, как гаснет фитиль керосиновой лампы, в которой иссякло горючее.
Лет ему было, наверное, около сорока, а может быть, и меньше — грязь, комариные укусы и спутанная, густо перевитая сединой борода мешали с уверенностью определить возраст. Масти он был рыжеватой, с явно преждевременной проседью, и лицо его, от природы белокожее, как у всех рыжих, сейчас казалось голубым. Глядя в это покрытое рельефными точками комариных укусов, испачканное кровью и грязью, уже наполовину мертвое лицо, Глеб чувствовал растущее недоумение. Было совершенно непонятно, кто это, откуда он тут взялся и зачем стрелял в них. Что бы там ни думал Слепой по поводу личности автоматчика, подсознательно он все же был уверен, что, подойдя, увидит знакомое по фотографии лицо Андрея Горобца. Но это был не Горобец, в этом Глеб мог бы поклясться; мало того, лежавший перед ним человек был рыжий, а Тянитолкай утверждал, что среди членов пропавшей экспедиции рыжих не было совсем, и Евгения Игоревна с ним не спорила. Тогда кто это, черт подери?
Умирающий медленно, с трудом перевел на Глеба тоскливый взгляд серо-голубых, уже начавших стекленеть глаз. Из груди его вырвался булькающий хрип, на губах вздулся и опал кровавый пузырь.
— …Кто? — едва слышно прохрипел умирающий. — Не знаю… Этого дьявола… убить…
Как и следовало ожидать, эти лишенные всякого смысла слова отняли у него последние силы. Человек устало закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул и больше уже не вдыхал.
— Кто, кто, — растерянно пробормотал Глеб, засовывая в кобуру пистолет. — Сам-то ты кто, скажи на милость? Позади раздался шорох, стук потревоженного камня и удивленный возглас.
— А это еще кто?!
— Это, Женя, я хотел спросить у тебя, — не оборачиваясь, ответил Глеб. — На твоего мужа он ни капельки не похож. К тому же рыжий. Вот я и говорю: кто бы это мог быть?
— Браконьер, надо полагать, — высказал свое ученое мнение Олег Иванович Возчиков, осторожно заглядывая в каменное гнездо, превратившееся в открытый склеп.
— Браконьер, говорите… А это как понимать?
Глеб указал на рукав камуфляжной куртки убитого. Там, на рукаве, красовалась знакомая эмблема в виде яростно оскаленной тигриной морды.
— Странно, — сказала Горобец. — Ничего не понимаю… Они что, наняли кого-то из местных? Олег Иванович, что это значит?! Возчиков суетливо развел руками.
— Простите, но откуда же мне знать? Я могу лишь предполагать, что это куртка кого-то из моих коллег. Очевидно, этот человек снял ее… Ну, вы понимаете. С убитого.
— Он сказал, что хотел убить «этого дьявола», — задумчиво проговорил Глеб. — Интересно, кого из нас он имел в виду, а? И вообще, какого черта?! Вы говорили, что браконьеры не пошли за вами через болото! А это тогда кто?
Возчиков снова развел руками и принялся нервно надраивать полой рубашки свои многострадальные очки, как будто пытаясь протереть в них дыру.
— Простите, — повторил он. — Вы опять заставляете меня строить предположения, требуете ответа, в то время как я пребываю в не меньшей растерянности, чем вы… Может быть, даже в большей. Я здесь уже почти год, а этого человека вижу впервые, клянусь… Очевидно, это кто-то из банды, с которой мы… э… конфликтовали минувшим летом. Возможно, он принял кого-то из нас за Андрея Николаевича. Понимаю, все это странно, но… Видите ли, я на собственном горьком опыте убедился, что такие яростные боевые действия, как те, что мы вели прошлым летом, самым разрушительным образом воздействуют на психику. Боюсь, перед нами несчастный, больной человек, одержимый местью. Ума не приложу, где он прятался всю зиму, но факт, как говорится, налицо…
— Это уж что да, то да, — недовольно пробормотал Глеб. — Ей-богу, здесь творится что-то странное. Вам не кажется, что плотность сумасшедших на один квадратный километр уссурийской тайги возрастает с ненормальной скоростью? Кстати, о сумасшедших, — спохватился он, озираясь по сторонам. — А где наш Тянитолкай?
Ему никто не ответил. Сиверов внимательно посмотрел на Возчикова, но увидел только низко склоненную лысину в обрамлении спутанных волос. Тогда Глеб перевел взгляд на Евгению Игоревну, и та почти сразу опустила глаза, а потом прямо как Возчиков наклонила голову, спрятав лицо за длинным козырьком своей бейсбольной кепки.
— Так, — сказал он упавшим голосом. — Что это значит? Я вас спрашиваю: где Тянитолкай? Горобец взяла себя в руки, подняла голову и посмотрела Глебу прямо в глаза.
— Убит, — сказала она. — Я полагаю, это была шальная пуля. Просто не вовремя высунулся из укрытия… Наповал.
Возчиков горестно вздохнул, мусоля очки. Некоторое время Глеб потрясенно молчал, переводя взгляд с одного на другого. Всего несколько минут назад, поднимаясь по этому склону и глядя в спину идущего впереди Тянитолкая, он думал о том, как странно соблюдается очередность смертей, и вот оно — еще одно подтверждение… Подтверждение, да, но чего? Маньяк-людоед непричастен к смерти Тянитолкая, это сделал какой-то одичавший, но при этом отлично вооруженный браконьер, но умер-то все равно не кто-нибудь, а Тянитолкай! Тот самый Тянитолкай, который в последнее время очень не хотел идти вперед, явно предчувствуя собственную смерть…
— Странно, — глухо проговорила Евгения Игоревна. Глеб посмотрел на нее, и она вызывающе вздернула подбородок. — Что ты так смотришь? Разве тебе самому не кажется странным, что люди умирают именно тогда, когда им больше всего хочется спастись, повернув обратно? Что это значит? Почему? Они что, заранее чувствуют приближение смерти? Или это смерть сама безошибочно выбирает тех, кто устал и не может больше ей сопротивляться?
