Повелитель Ижоры - Егоров Александр Альбертович

– Ты че, бля? – выдавил тот из себя и попятился. Но быстрый взгляд, который он кинул Филу через плечо, был моментально считан и расшифрован – Фил обернулся и увидел узкое, гладкое, сверкающее на солнце лезвие ножа, направленное прямо на него и уже чуть заметно дрожащее от предвкушения чужой крови.

Но тут случилась странная вещь.

Всем вдруг показалось, что воздух стал плотным и колючим, как бывает морозным зимним утром, и ледяной ветер скользнул по лицам. Это атмосферное явление длилось не дольше секунды и кончилось так же внезапно, но не обошлось без последствий: оранжевый шар, размером с теннисный мячик, возник из ничего и завис между замершими противниками, качаясь из стороны в сторону.

«Фокус короля Олафа», – вспомнил Филипп.

Электричество потрескивало в воздухе. Картинка казалась замершей: все зачарованно глядели на шаровую молнию, не трогаясь с места, и даже четверо или пятеро любопытных взрослых, ожидавших продолжения драки, застыли со своим пивом. Шар, светясь изнутри, пошевелился и вдруг как-то незаметно переместился в пространстве, а затем вспыхнул ярче любой фотовспышки и погас, оставив вместо себя в пространстве оплавленную черную дыру – если кто-то успел это заметить. Электромагнитный удар тоже не прошел даром. Тот из местных, что стоял ближе всех, выпучил глаза и уронил нож. На этом общее оцепенение кончилось: четверо, согнувшись, бросились прочь, а один, как слепой, чуть не обрушил вонючую зеленую кабинку, но ничего этого Фил уже не видел, потому что он смотрел на Ника.

А Ник стоял, прижавшись спиной к стене и вытянув вперед руку. Пальцы он крепко сжал в кулак. Вот его рука дрогнула и опустилась, и сам он потихоньку сполз по стене и сел на песок, словно обессилев вконец. Он глядел на Фила снизу вверх, и его ресницы дрожали.

– Так это ты, что ли, устроил? – недоуменно спросил Филипп.

– Вроде нет. Я не знаю.

– Врешь, наверно, – пробормотал Фил. – Но получилось красиво.

Ники не отвечал. Он слабо улыбался и ощупывал свой разбитый нос, не сводя глаз с Фила. Тогда его друг уселся рядом и положил младшему руку на плечо. Тыльной стороной ладони вытер ему кровь с подбородка. Поморщился от боли: его руку тоже украшали ссадины.

– Извини, Ники, – сказал Филипп. – Извини, но… тогда, в Сигтуне… что они с тобой сделали?

Ник вздрогнул. Улыбка исчезла с его лица, и глаза стали мертвыми.

– Так. Ничего не сделали, – произнес он. – Научили кое-чему.

– Запускать молнии?

– Нет. Я понял одну вещь… – Ник все же постарался улыбнуться. – Правда, чуть не помер перед этим… так вот: если ты их очень сильно ненавидишь, ты не убьешь их… они становятся только сильнее, а тебе больно. Очень больно.

Он скрипнул зубами.

– Нужно что-то другое, чтобы победить их, – сказал он глухо. – Нужно чего-то очень хотеть. И тогда они ничего не смогут с тобой сделать.

– Чего хотеть? – спросил Филипп.

– Когда они… ну, в общем, когда они меня допрашивали, я молчал. Ничего не говорил. Я мечтал, чтобы мы с тобой вернулись домой. И сидели бы где-нибудь вот так, как теперь.

– М-м-м, – протянул Фил. – Даже не знаю. По-моему, здесь не так уж приятно сидеть.

– Все равно. Я не знал, где это будет. Я просто представлял это себе.

– Ая…

И тут Фил умолк.

– Король Олаф очень удивился, – продолжал Ник. – И он сказал одну вещь. Он сказал: у меня в дружине есть смельчаки, есть берсеркеры… но нет таких, как ты. То есть как я. И когда твой друг… то есть ты… предаст тебя, оставайся у меня. Это он так сказал.

– А ты?

– Я сказал, что ты не предашь. Что ты будешь меня искать, потому что ты мой друг. И тогда он рассмеялся и сказал: это может случиться только чудом. Но если это вдруг случится, то он, Олаф, обещает тоже сотворить чудо. Прямо в тот самый момент.

Филипп все еще не понимал.

– Ну и вот, – сказал Ник тихо. – Вот оно и случилось.

Солнце сияло в небе и отражалось в воде, как громадная шаровая молния, так что глазам было больно. Фил опустил голову.

По песку бежал жук, черный, округлый, блестящий, как будто металлический, похожий на маленький «бентли». Филипп пошевелил ногой (кожаный башмак еле слышно скрипнул). Жук замер на месте. Его стальная броня казалась то черной, то синей.

– Ты хороший парень, Ники, – сказал Филипп вполголоса. – А я сволочь.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что чудес не бывает.

Фил вдавил мокасин в песок. Жук попятился, сменил курс и пустился в дальнейший путь.

– Пойдем отсюда, – сказал Филипп.

Ник послушно встал и принялся отряхивать от песка свою куртку, по которой прошлись ногами недружелюбные и негостеприимные современники.

Приблизительно в тот же час Ленка одернула курточку, глянула на свое отражение в темном стекле и захлопнула дверцу «остина».

Двухэтажный коттедж за забором казался чисто вымытым, даже черепица блестела, будто ночью шел дождь. Но дождя ночью не было.

Джек Керимов, конечно, еще спал. Наверняка всю ночь был в клубе, где же еще ему быть ночью.

Несколько раз Ленка нажимала на кнопку домофона – все впустую, никто не отвечал. Дернув за ручку, она удивилась: было не заперто, и калитка с легким скрипом отворилась. Где-то в стороне закаркала ворона, и Ленка вздрогнула. Оглянулась на машину, вошла во двор.

Розовые кусты вдоль желтой дорожки были усыпаны цветами. Розы, казалось, провожали Ленку, шевелились, с сожалением глядели ей вслед, а может, и с жалостью – какая-то недосказанность повисла в воздухе вместе с тревожным ароматом цветов.

Дверь гаража была поднята, словно кто-то уезжал отсюда в спешке.

У крыльца Ленка остановилась, и сердце у нее тоже едва не остановилось, и было отчего.

Лужайка перед домом была вытоптана множеством ног. Кто-то прошелся и по альпийской горке, за которой (как Ленка знала) трогательно ухаживала консьержка. Даже садовая скульптура, гипсовая фигурка гномика в мокасинах и халате, была расколота надвое, будто специально. Будто напоказ.

Ленка потрогала газовый пистолет в кармане куртки. Прислушалась: тихо. Поднялась на крыльцо.

Дверь открылась беззвучно, и Ленка вошла в холл. Заглянула в комнату консьержки. Никого. Уже не слишком удивляясь, она вошла в лабораторию.

Лампы здесь не горели. Мертвые панорамные экраны казались окнами в ночь. Когда глаза привыкли к темноте, Ленка увидела то, что так боялась увидеть: разбитые корпуса генераторов, свернутые излучатели, вырванные вместе с проводами аппаратные блоки. Все было испорчено и покорежено, и даже силовой щиток был разворочен, будто по нему долго били бейсбольной битой.

Но Джека здесь не было.

Она достала спикер и вызвала его номер. Как и следовало ожидать, никто не отвечал.

Ленка чуть слышно шмыгнула носом. Огляделась еще. Нагнулась и вытащила из треснувшего дисковода сияющий ярче радуги пластиковый диск. Черным маркером на нем было написано: «Rewinder». «W» в середине слова было похоже на черную молнию.

Диск треснул пополам.

Стараясь не оставлять следов, она покинула дом, забралась в «остин» и рванула машину с места. Едва не оторвала глушитель на ухабе (ямы в асфальте с прошлого раза только углубились). Чужие дома и домишки под черепичными крышами один за другим оставались позади, мельчали и удалялись в зеркале заднего вида, пока не пропали совсем.

Выехав на трассу, Ленка остановилась на обочине и опустила голову на руки.

Все было ясно. Непонятно было только, что делать дальше.

– Да ты не стесняйся, – сказал Филипп Нику. – Ты на них вообще не смотри.

Они только что прошли мимо ресторана, откуда доносились песни и вкусные запахи (страшно захотелось жрать), мимо крепостной стены, а потом через широкую площадь, где громоздилось какое-то правительственное здание с флагом, и дальше, по улице со старинным смешным названием [28], прямиком к вокзалу.