Горец. Имперский рыцарь - Старицкий Дмитрий

И в спальню тоже.

Там, поцеловав по очереди меня и Альту, Элика сокрушенно сказала, что ей теперь нельзя, и погладила себя по животу, пояснив для неразумного меня:

— Дочка не позволяет.

И ушла в другую спальню.

— И что все это значит? — спросил я оставшуюся фемину.

— Я тебе не нравлюсь? — Альта в ответ надула губки.

— Просто я ничего не понимаю.

— А тебе и не надо ничего понимать. Ты просто люби нас. Обеих.

— И каков теперь твой статус?

— Твоя ясырка. Жена у тебя и так есть.

— Но ты же мать графов. А я их подданный. Всего лишь барон.

— Ты должен был сам стать сыном Ремидию, но ты возвел в этот сан моих сыновей. Они теперь по закону и обычаю его сыновья. Он их взял по очереди на руки и показан всему своему двору. Князь Лоефорт поздравил Ремидия от лица императора, который прислал хартию с признанием моих сыновей наследниками по крови.

— Вот-вот… Ты должна была занять подобающее тебе место именно как мать графов.

— И что бы я делала во дворце? Сохла бы в светлице? А так… ты, Элика и Митя стали через меня частью правящей семьи, как ты и заслужил это «кровавой тризной» на полях сражений. Ремидий согласился со мной. Он вообще очень умный и добрый старик. Настоящий дед моим сыновьям. Расстегни на спине мое платье и расшнуруй этот проклятый корсет. Как я его успела возненавидеть.

— Так не носи…

— Как не носить? Мне все уши придворные статс-дамы прожужжали: этикет, протокол… Я теперь тоже придворная, вот.

— Как это? Ты же моя ясырка?

— Ясырка я по обычаю. А по закону я твоя конкубина. В этом нет ничего зазорного, раз я родила сыновей как конкубина покойного Битомара. Вы все теперь моя родня. Родня, которой у меня никогда не было. И я вас всех люблю.

— Без бутылки не понять…

— Принести выпить?

— Нет… Это так, присказка такая. Когда что-то непонятное.

— Ремидий тебя привечает.

— Да, он сделал меня сегодня своим камергером. И воспитателем младшего графа.

— Вот видишь, как все здорово… И «Отрадное» осталось нам. Спасибо, теперь стяни эту чертову юбку через голову. Какой идиот придумал такой дурацкий фасон?

— Ты носишь пояс для чулок?

— Элика подарила. Удобная вещь. Знала бы, кто такую прелесть придумал, — расцеловала бы.

— Можешь начинать.

— Чего начинать?

— Целовать. Это мое изобретение, которым меня до сих пор шпыняют в газетах.

— Ну тогда держись! — накинулась на меня Альта, так и не сняв шелковые чулки.

19

Наказать-то расхитителей бревен наказали, а вот вернуть затраты мне не удалось. У железнодорожников отбирать по три бревна с каждого двора как-то нехорошо — они деньги платили и для любого суда являются добросовестными приобретателями. А те деньги, что у Билыка нашли, и трети от стоимости эшелона не покрывали. Да и не деньги мне нужны, а бревна. Лесопилка на подходе готовности к пуску.

Пришлось писать кронпринцу слезницу в Будвиц и отправлять ее с эшелоном обещанных лимонов.

Тавору, когда тот вернулся с конезавода (он лично сопровождал в имение ниркитов с лошадьми), просто дал в глаз за бесхозяйственность. Кулаком. Поставил, так сказать, на вид. Вальда не мог привлечь к охране? Точнее, штурмовиков из его распоряжения?

В общем, расстроился я.

Неделю после этого не выходил с подворья.

Отдыхал душой, как было приказано герцогом. А отдых для души у меня тут один — кузня. Только в этой работе я чувствовал себя полноценным человеком, даже счастливым. Зимние подковы ковал для своих же стирхов и лошадей. Денщик Ягр был у меня за молотобойца. Попутно гонял из кузни от огня и окалины любопытного воспитанника. Без фанатизма. Все равно граф Кардос через пятнадцать минут, когда ему надоедало глумиться над хрюшкой, опять появлялся в дверном проеме с очередной почемучкой. Разве что не спросил меня, почему во рту темно. Пять лет — самый пытливый возраст.

А мой сын пошел, смешно ковыляя и держась за мамкину руку. Умилялись все. Первые шаги нового человека это… это… это просто здорово!

Прервался от этих занятий я только на свадьбу Гоча, которую пышно отпраздновали со «свадебным генералом» — ее почтил своим присутствием сам Ремидий, заставив об этом торжестве говорить весь город. Там же за свадебным столом я впервые увидел всех своих деловых партнеров разом. По всем рецким предприятиям.

Всю подготовку к торжеству взяли на себя наши женщины и Зверзз.

Имрич если не на заводе пропадал, то в домашней мастерской слесарил. И таки отслесарил к своей свадьбе одноствольный однозарядный «дерринджер» с интегрированным сетчатым глушителем. Под царский револьверный патрон. Со скоростью перезарядки, как у охотничьей переломки с полуэкстрактором. Сам пистолет очень напоминал на первых порах кулацкий обрез типа «смерть председателя». Только третий опытный образец смог похвастаться хищной эстетикой, приемлемой эргономикой и размерами, подходящими под подмышечную кобуру.

Я активно поддержал партнера, разумно посчитав, что раз такое оружие готовится для тихой ликвидации, то… если исполнитель дурак, ему и «беретты» с полным магазином не хватит. А мастер лишних патронов не тратит.

Вторая задумка реализовалась мимо рамок задания — навинчиваемый глушитель на «миротворец» с укороченным стволом. (У меня личный пистолет Гоч на переделку отнял, нехорошая редиска.) Колпачок со ствола свинчиваем, глушитель туда привинчиваем. Сам глушитель предельно близок к тому, который кустарно изготавливают агенты «Моссада» — медные шайбы и гуттаперча слоями в трубке. Гуттаперча, конечно, слабая замена специальной резине, но не все сразу. Недостаток у такого комплекса, с точки зрения генерала Моласа, всего один — наш патрон. Но Гоч обещал специально для него наделать «миротворцы» под патроны армий противника. Совсем звук от этого не убрался, но стал намного тише и, главное, перестал быть похожим на хлопок выстрела.

Счет в банке у Гоча пополнился одной тысячей золотых. От Моласа. Той, что до поры хранилась у меня.

И еще Гоч экспромтом прочитал закрытый доклад в Рецком политехническом обществе о перспективах автоматической механики в применении к огнестрельному оружию и был избран членом-корреспондентом нашего общества единогласно.

На обратный путь в Будвиц герцог расщедрился и выделил молодоженам свой салон-вагон во втором цитрусовом литерном экспрессе «от нашего стола к вашему столу».

После отъезда партнера в главную квартиру «Гочкиза» я подал заявку на гражданский патент лабиринтного глушителя для двигателя Болинтера. Совместно от меня и Гоча. Жаль оставлять втуне столько идей, которые нас посетили в процессе работы над заказом Моласа.

В город мне совершенно не хотелось. После получения гражданского патента на железобетон газеты взорвались поносными статьями о диком горце, контуженном на всю голову, который придумал, как надежнее закопать в землю металл, которого и так империи не хватает. «Война идет, если кто забыл», — заканчивалась статья в имперском официозе. Остальные газетные шавки не отставали в травле меня. Вроде как я у них законная дичь.

Так в свое время барона Мюнхгаузена в Ганновере травили, не останавливаясь перед прямой клеветой. Только за то, что он рассказывал немецким подданным английского короля, как в екатерининской России хорошо.

Нападки на меня в прессе только сильнее подвигли меня на тихие подвиги по доказательству своей крутизны. Таблица Менделеева должна всем надолго заткнуть рты.

Но бизнес, этот беспощадный молох, ел время просто с катастрофической быстротой. И в одиночку я уже не справлялся. Нужна была организация с дивизионной структурой.

Первым делом я создал единый центр управления всеми своими активами и главным счетоводом поставил туда Альту, что вызвало некоторый скандал в деловых кругах Втуца.

Ничего, обтекут.

С фельдшерицами же обтекли. Как и с библиотекаршами, которые появились явочным порядком, когда библиотекарей забрали в армию.