Тим Уиллокс - Бунт в «Зеленой Речке»
— Я в порядке, — пропыхтел он.
Сбросив поддерживающие его руки, он, спотыкаясь, пошел вперед. Одной рукой он по-прежнему сжимал фонарь, а другой — револьвер. Он не вдохнул и не глотнул насыщенной дерьмом воды, чего боялся пуще смерти. На минуту остановившись, он обернулся: они отошли от устья тоннеля метров на семь. Эбботт и Галиндес ждали: Галиндес озабоченно, а Эбботт безмятежно. Клейн неожиданно почувствовал себя дураком, но это его привычное, относительно нормальное состояние. Клейн засунул револьвер в карман и соскреб с лица волосы. Дыхание его успокоилось, он выпрямился во весь рост, надеясь, что выглядит более-менее достойно.
— Идите за мной, — сказал он.
Они двинулись дальше. То и дело они проходили мимо каменных ниш в стенах с негорящими лампами в проволочных каркасах. Эти лампы навели Клейна на мысли о Деннисе Терри, и он от души понадеялся, что тот на своем пути в блок „С“ добился большего успеха. За его спиной Эбботт с мешком цемента на плече замурлыкал какую-то мелодию могильным голосом. Что-то смутно припомнилось. Ба, да это псалом… Клейн узнал мелодию, но слова забылись намертво. Одна строчка всплыла в памяти сама собой: „…и сделал эти ноги в давние времена…“ Слова к мелодии подходили, но больше Клейну ничего не вспомнилось. Он подумал, как далеко разносится по воде пение Эбботта, но просить гиганта замолчать не стал. Шлепая по воде, Клейн задумался об изменениях в поведении Эбботта за последние часы. Люди, страдающие от шизофрении, в стрессовой ситуации часто впадают в острый психоз. Речь великана стала более плавной, возможно даже по-своему более связной. Клейн был не в состоянии оценить логику вселенной Эбботта, где царило Слово. До Клейна дошло, что Слово могло окончательно подчинить себе разум гиганта, и у него по спине побежали мурашки. Он оглянулся. Эбботт продолжал жужжать себе под нос; свисавшие из-за пояса рукоятки молотов покачивались в такт движению. Клейн с досадой припомнил, что после убийства своей семьи Эбботт распевал гимны над ее огненной могилой. Доктор не умалял своего влияния на Эбботта и уважения, с которым тот к нему относился, и высоко ценил это. Но ведь и семья была гиганту не менее дорога… Через несколько метров у перекрестка тоннелей Клейн с удовольствием пропустил Эбботта вперед.
Впереди открылся новый проход, перпендикулярный их тоннелю. Поток, с которым они пришли, вливался в другой, несущийся слева направо. Диаметр поперечного тоннеля был сантиметров на шестьдесят больше, и вода по нему текла намного быстрее. Старый тоннель продолжался и на другой стороне потока: из него в поперечный тоннель тоже вливались нечистоты. Клейн искренне надеялся, что им не придется идти против течения.
— Куда идем? — спросил он.
— На запад, — ответил Эбботт.
— Я забыл свой компас дома, — сказал Клейн, — и могу разве что отличить верх от низа.
— Тогда вниз по течению, — пояснил Эбботт.
— Тихо! — воскликнул Галиндес.
Клейн прислушался: из тоннеля за ними послышалось шлепанье ног и неясные голоса. Доктор не удивился. Парни, с которыми они столкнулись, были молодыми братьями по крови, ветеранами уличных битв в Дип-Элеме и Сан-Антонио, где беспощадная формула „жизнь за жизнь“ неукоснительно выполнялась, имея силу математического закона. Так просто они не отпустят трех бледнолицых, нанесших им тяжелое оскорбление.
— Ступай вперед, — предложил Клейн.
Эбботт шагнул в новый тоннель, и вода поглотила его до самых бедер; Клейн скривился. Придерживаясь за стенку, он прыгнул вниз, погрузившись по пояс, но не поскользнувшись. Галиндес последовал за ним. Мимо проплыла темная масса, и Клейн втянул живот, чтобы не коснуться, обругав себя за щепетильность. Он ведь доктор, черт возьми, и не должен быть брезгливым. Клейн старался не думать о микробах, омывавших сейчас его гениталии.
— Три к одному, что они нас потеряют, — подсчитал Галиндес.
— Нет, — ответил Эбботт. — Они пойдут вниз по Реке, как и надо.
Клейн мысленно согласился с гигантом: идти по течению — наиболее естественный путь. Эбботт двинулся вперед.
По стороне этого тоннеля тянулась пятнадцатисантиметровой ширины площадка, по которой то и дело пробегали крысы. В отличие от микробов, которых нельзя разглядеть или потрогать, присутствие этих грызунов Клейна не беспокоило, он ведь мужик крутой! Этот отрезок тоннеля оказался намного длиннее прежнего, и доктор вскоре потерял ориентацию в пространстве и времени. Они прошли еще один перекресток, за ним третий, четвертый и пятый, и все они вливали свое мерзкое содержимое в главный поток, все больше его углубляя. Идти становилось все труднее. А может, Эбботт пропустил нужный поворот, и тоннель внезапно откроется прямо в Мексиканский залив?.. До него наверняка осталось не так уж далеко. Эта мысль Клейну понравилась. Прости, Девлин, простите, пациенты, я поплыл в Нью-Орлеан. Или в Веракрус. Или в Рио… Идти стало совсем тяжко, и Клейн начал задыхаться, то и дело смаргивая липкую грязь, стекавшую с волос прямо в глаза. А Эбботту вода доходила всего лишь до пояса, и он с каждым шагом удалялся все больше. Иногда Клейн терял его из виду, и тогда его охватывал страх, что Слово приказало Эбботту бросить их здесь или просто забыть об их существовании, оставив на произвол судьбы и повисшим у них на хвосте кровожадным браткам. На запад, черт возьми… Клейна обуял приступ клаустрофобии; он оглянулся: потное, поклеванное оспой лицо Галиндеса маячило метром дальше. Приступ клаустрофобии прошел. Один он, по крайней мере, не умрет. Вода доходила доктору уже по самые подмышки, и каждый шаг требовал все больших усилий, увеличивая опасность оступиться и снова нырнуть в экскременты. Но на этот раз запыхавшемуся Клейну не удастся задержать дыхание, и он хлебнет от души. За его спиной послышался плеск, взрыв ругательств. Затем вновь все стихло. Братки догоняли. Клейн поднял фонарик повыше, направив его луч в глубь тоннеля.
Эбботта не было.
Спокойней, приказал себе Клейн. Продолжай двигаться. Ты же хладнокровный парень, имей гордость. Ерунда все это. Твой отец отметил свое двадцатилетие бойцом Первого батальона морской пехоты на Гуадалканале в ожидании эвакуации после того, как получил в брюхо пятнадцать сантиметров японского штыка. Ерунда все это. Отец умер от двух выкуриваемых ежедневно пачек „Пэл Мэл“ задолго до того, как Клейн угодил в тюрьму. Возможно, своим пребыванием здесь Клейн позорит память отца: как же, тот провел три месяца в непрерывных боях в джунглях, в то время как сын три часа прогуливается по темной тюрьме. Ерунда все это, Клейн… Но будь это и на самом деле ерунда, Рей все-таки надеялся, что кто-нибудь оценит и его путь. Может быть, отец, где бы он ни был… Клейн по-прежнему не видел Эбботта, но почему-то ему стало немного легче.
Впереди справа открылся еще один тоннель. Подходя к нему, Клейн снова услышал мычание Эбботта.
Этот тоннель был такого же диаметра, как и первый, и его дно находилось примерно на метр двадцать выше. В отверстии тоннеля появился Эбботт. Тоннель за его спиной отходил от основного под острым углом. Клейн передал фонарь Генри и, нащупав нижнюю кромку тоннеля, оттолкнулся и вполз на нее. Его пальцы погрузились в невообразимую податливую кашу; встав на колени, доктор потер руки в воде. Галиндес вскарабкался за ним.
Клейн забрал фонарь, и они зашагали вверх по течению вслед за Эбботтом. Глубина здесь была всего сантиметров Пятнадцать, и путники ускорили шаг. Зато теперь они производили намного больше шума, а пустой тоннель еще и усиливал звуки.
Спустя некоторое время Галиндес подал голос:
— Они идут за нами.
Эбботт остановился. Пятно света от фонаря Клейна упало на дыру в стене тоннеля примерно ста двадцати сантиметров в диаметре. Эбботт одним движением плеча сбросил мешок с цементом и уложил его в устье отверстия.
— Пришли, — сказал великан. — Здесь Река кончается.
Клейн посветил фонарем в последний тоннель, уходивший вверх под углом в сорок пять градусов. Стены гладкие, а дно покрыто коричневой слизью. Даже с фонарем Клейн не видел конца тоннеля.
— Ты что, шутишь? — спросил он у Эбботта.
— Он выходит в лаз под подвалом больницы. Здесь примерно тридцать метров.
— Но это же сто футов!
— Почти, — подтвердил Эбботт.
Если прежде Клейн мучился клаустрофобией, то теперешнее ощущение он и назвать не мог.
— Здесь очень круто, да еще эта дрянь на дне… Нам никогда не пролезть.
— Придется. Тоннель, где мы стоим, заканчивается у главной стены.
Эбботт указал пальцем во мрак. Клейн направил туда луч фонаря: где-то вдалеке виднелись толстые стальные прутья, замурованные в гранит. Вода протекала между ними. Выбора не оставалось — либо назад, к браткам, либо вверх по новому тоннелю.
Плеск воды под ногами преследователей становился все громче. Эбботт достал из-за пояса молоток каменщика и заостренной стороной несколькими взмахами вспорол мешок с цементом посередине. Взяв мешок в руки, он разорвал его на две примерно одинаковые половинки. Затем затолкал половинки по одной в тоннель, продвинув их вверх примерно на метр. Тронув Клейна за плечо, он склонился к его лицу.
