Александр Бушков - На то и волки – 2
– Да сохраню, сохраню, – досадливо заверила Оксана. – Что это ты вдруг решила расстаться с бесценными сокровищами?
– Просто я не знаю, что со мной будет послезавтра, – заявила Катя тоном ребенка, которому велели хранить секрет, но его так и распирает от желания поделиться со всем белым светом.
Видимо, то же сравнение пришло в голову и Оксане, она, переглянувшись с Данилом, безразличным тоном подначила:
– Катюша, какие ты глупости говоришь…
– Это не глупости.
– Ой, снова пошли роковые тайны, черные маски… Кать, тебе не надоело мистифицировать парочку уставших, вымотанных любовников?
– Я тебя не мистифицирую… – она вот-вот готова была дозреть. И, наконец, решилась:
– Послезавтра, на празднике, будет наша демонстрация…
– Тоже мне секрет, – фыркнула Оксана. – Весь город знает…
– Подожди, – заявила Катя, задрав голову с видом некоего гордого превосходства. – Сейчас объясню…
Она взяла с полочки под зеркалом свою сумочку… Молниеносно выбросив руку, Данил без труда отобрал у нее тяжелый револьвер с коротким стволом.
Привычно осмотрел, отвел большим пальцем рубчатый язычок стопора и выщелкнул барабан.
Ерунда. Газовый «Агент», заряженный холостыми патронами.
– Отдайте, вы!
– Пожалуйста, – Данил без колебаний протянул ей игрушку рукоятью вперед. – Только не вздумайте бабахать в квартире, соседи вмиг проснутся, сгоряча милицию позовут…
– Дорогой пан коммерсант, я еще не сошла с ума, – торжественно заверила Катя, пряча револьвер в сумочку. – Так вот, Оксана, мне достали пропуск на площадь. Там будет много иностранных журналистов, на сей раз им замолчать ничего не удастся…
– Ах, вот оно что… – догадался Данил. – А смысл? Ну, бабахнете в двух шагах от Батьки…
– Держите вашу иронию при себе, – отрезала Катя. – Я прекрасно понимаю, что вам этого не понять… Но внимание свободной прессы к этому событию как раз и сделает все не напрасным. Мы еще раз напомним о политзаключенных…
Она выпрямилась, глаза горели нездоровым воодушевлением. «Ах ты, Раймонда Дьен доморощенная, – ласково подумал Данил. – Так и видятся тебе уже заголовочки европейских газет… Вот только ты и знать не знаешь, сколько мадемуазель Раймонда в свое время получила денежек от нашего КГБ за свой, в общем, абсолютно безопасный прыжок на рельсы… Да и растолкуй тебе, все равно не поверишь. Ну, в конце концов, Софа Перовская и Маруся Спиридонова, как и ты, старались исключительно идеи ради… что их для меня от этого не делает более привлекательными. Лучше уж Раймонда, с той, по крайней мере, все ясно: получила денежки – и честно их отработала, не пудря себе мозги идеологией…»
– Могу вас заверить: если вы решите меня выдать, это ничего не изменит…
– Да бросьте, – сказал Данил. – Только мы с Оксанкой и мечтали вас выдать… Никогда не мешал взрослым людям делать то, что им хочется.
Удачи…
Она произнесла на полтона ниже:
– Может, вы и в самом деле человек не окончательно пропащий…
– Да мне и самому так кажется, – сказал Данил. – Иногда.
Пламенная революционерка снизошла до того, что посмотрела на него почти что благосклонно. Произнесла все с тем же оттенком жертвенной гордости:
– Я на тебя полагаюсь, Оксана… И на вас. Сбереги архив, если что… До свиданья.
Повернулась и вышла, бережно придерживая висящую на плече сумочку.
Встретив взгляд Оксаны, Данил покривил губы:
– Что тут скажешь и что тут сделаешь…
– Ведь посадят дуру. Как пить дать. Даже не нужно особенно изощряться с беззакониями, есть конкретные статьи…
– Ну, давай настучим, – сказал Данил. – Поищем в справочнике номер дежурного, позвоним… Только если ее послезавтра и остановят, через неделю выкинет что-нибудь почище.
– Это верно. В конце концов, каждый человек сам за себя отвечает…Оксана подошла почти вплотную, но, сморщив нос, непроизвольно отпрянула, виновато улыбнулась. – Вид у тебя… Помоешься?
– Я ж говорю, сейчас привезут мне сменные портки… и поедем мы с тобой в одно тихое местечко. Хочешь ты или нет, а я тебя похищаю.
– Хочу, – сказала Оксана, не раздумывая. – Приключения вроде сегодняшнего не для меня…
– Предпочитаешь приключения интеллекта? – усмехнулся Данил. – Ты, часом, не читала Вилта?
– Нет. Но приключения интеллекта и в самом деле предпочтительнее таких вот эскапад… Послушай, а в твоем тихом местечке найдется уголок, где нас оставят в покое? – Она словно бы невзначай переменила позу, халат облегал фигуру, словно поток прозрачного водопада, все, что скупо представало взору между чуть распахнувшимися полами, волновало сильнее, чем если бы было неприкрытым вообще. – Что смотришь?
– Очаровательна, чертовка, – сказал Данил.
– Я такая…
…Посадив Оксану в машину, он отошел с Лемке в глубь двора уже ополоснувшийся, переодетый, собранный.
– Контейнер пришел, – сказал Лемке. – И ребятки прилетели. С этим все в порядке, и то хлеб… Так вот, она прилетает завтра в десять тридцать. Когда наш с ней говорил, то в конце сказал: «Встречать вас будет тот же парень, что и в прошлый раз». Значит, нашего человечка под видом встречающего никак не послать. Придется брать, нет другого выхода.
– Можно подумать, я предлагал другой вариант… – буркнул Данил. – Все я понимаю, Капитан. Когда начинаешь действовать, отменить уже ничего нельзя… но и наш ничего отменить не может. Волчок мне только что сообщил, что они до сих пор не забрали Сердюка от Багловского, так он там и лежит… А это замечательно, Капитан. Наш осторожничает, боится сделать лишнее движение.
Что свидетельствует еще и о предельно суженном круге посвященных. Узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа… Не вздыхай, я все прекрасно понимаю: если это ловушка, не просто сгорят ребята, а проигрыш наш стучится в двери… Но я, знаешь ли, в себе уверен. Будем брать Адочку.
Будем брать нашего. У нас, по большому счету, сутки с маленьким хвостиком.
Всего-то.
– Целых-то, – поправил Лемке, азартно поблескивая глазами в полумраке.
– Ну да, все относительно… Короче, с утра выдвигай группы на исходные.
Кончились умствования, началась война. Мне бы, как главнокомандующему, изречь что-нибудь историческое, но к чему эти пошлости? Коли расклад простой – началось…
Глава 4
ПАЛАЧ НЕ ЗНАЕТ РОЗДЫХА…
– Мы есть и будем щитом России на западном направлении, – чеканил с экрана Батька. – Это не пожелание одного президента, это воля рутенского народа, и я не имею права торговать его чувствами…
Данил не находил себе места, хотя внешне это и никак не выражалось.
Связью он пользоваться запретил, знал лишь, что московский самолет приземлился в расчетный срок, – что в две минуты удалось выяснить совершенно легально, позвонив в справочную аэропорта.
Дальше начиналась неизвестность. Лично он – как и все, кто пребывал на «двойной» квартире, – в любом случае успели бы уйти, на улице с обеих сторон дома заняли посты опытные ребята. Но если Лемке завалится, это будет означать, что завалится все. Что его-таки ухитрились переиграть на каком-то из этапов. Что он где-то потянул пустышку, свернул на ложную тропку, проложенную специально для него, упиравшуюся в великолепно замаскированную волчью яму. И – кранты всему. В Лукашевича будут стрелять совершенно из другой точки, «фейерверк» рванет совершенно не там, если вообще существует, все, все, все летит к черту…
Вот в такие минуты и седеют, без дураков. Он встрепенулся, взял со стола дистанционку и увеличил громкость телевизора.
– Экономика – дело хитрое, – отвечал Батька на очередной вопрос. – И напоминает чем-то ювелирное дело. Бриллианты люди научились подделывать испокон веков, не сразу и определишь, где фальшивка. Иногда подсунут вроде бы и драгоценность, красивую, блестящую, а присмотришься – не драгоценность это, сплошная подделка. А потому мы с иными драгоценностями еще разберемся…
Мания преследования или тревожный звоночек? Данил не знал. Но если вспомнить, что «Клейнод» по-рутенски как раз и означает «драгоценность», можно усмотреть за только что прозвучавшим весьма небезобидный каламбур.
Направленный конкретному адресату. Прав оказался старый аппаратчик, и пошел в б рос? Подсунула какая-то невыявленная сука на стол Батьке ювелирно сработанный компромат…
В случае выигрыша над всем этим можно будет посмеяться. А при проигрыше… За все время операции Данил еще не переступал таких пределов наглости, как сегодня: машина, закамуфлированная под милицейскую до полной неотличимости, форма, мастерски подделанный спецталон. И все бы ничего, в тихих уголках и не такое хамство проскакивало, но из-за завтрашнего праздника заработали меры чрезвычайной охраны, и можно сгореть…
Он удержался, не вскочил с кресла, когда в замке негромко повернулся ключ – уверен был в своих часовых на улице. И тут же отпустило напряжение: Лемке, в безукоризненной форме милицейского спецназа с полковничьими погонами, бесцеремонно толкнул чуть обмякшую гостью через всю комнату, навстречу Данилу, рассчитывая, что тот подхватит. Данил подхватил, конечно, усадил в свое кресло. Дама заворочалась, кашляя.
