Сергей Самаров - Операция «Антитеррор»
А первые уже вышли в обхват, двигались широким полукругом, постоянно загибая правый фланг круче, обходя сзади последний из корпусов. И тогда заметили в окне следующего корпуса свет.
Опять непонятная пантомима. Ведуший бесшумно возвратился к капитану. Что-то шепнул на ухо. Вперед выдвигаются двое новых, достают инструменты. Ставится присоска на стекло заднего окна корпуса. Алмазный циркуль вырисовывает свой круг. Второй круг – на внутреннее стекло – меньше диаметром. Но и он вытаскивается без звука. Рука протягивается внутрь и открывает шпингалет. Теперь два отверстия для верхнего шпингалета. Этот поддается с трудом, словно молотком кто-то забивал. Окно открыто. Капитан показывает три пальца. Три бойца запрыгивают на подоконник с места, не опираясь ни на что руками, занятыми оружием. Асафьев только удивляется слаженности и быстроте действий, а главное – бесшумности. Единственный звук, который донесся до него, – щелкнули опускаемые предохранители автоматов. Окно сразу же закрывается, чтобы сквозняк и холод не выдали факт проникновения.
Еще два человека обходят корпус вдоль противоположной стены, чтобы не попасть в полосу света от окна. Асафьев понимает – они страхуют у выхода.
Капитан с майором замерли у стекла, только-только выглядывая из-за рамы. Их освещает луна, и из темноты кому-то можно легко различить головы, если они не будут прятаться.
Вот вспыхнула полоса света. Трое ушедших в корпус распахнули дверь и ворвались в комнату. Не прошло минуты, и один выступил на светлое место. Подал знак. Опять распахивается окно, и майор с капитаном первыми проникают внутрь. За ними следует только один человек, остальные страхуют с улицы.
– Мы просто строители... – на подходе уже слышится плаксивый голос. – Мы не боевики. Они уехали куда-то, мы остались работать.
Задержанных трое. Один лежит с перебинтованной лодыжкой. Но руки, как и у других, в наручниках. Двое сидят на полу. Один вытирает с разбитых губ кровь и готов заплакать. Именно он говорит.
– Кто еще в лагере? – спрашивает Хохлов.
– Еще двое наших и трое ихних остались. Один раненый. Он не встает.
– Где одноногий? – Капитан раскладывает план лагеря на столе.
Парни поднимают глаза одновременно. Они поняли наконец, что это не случайная облава.
Тыкают пальцами в план. Показывают корпус.
– Остальные двое где?
Показывают.
– Они по отдельности сидят?
– Мы не знаем.
Капитан жестко хватается за забинтованную ногу.
– Повторить вопрос?
Парень бледнеет и не ждет наступления боли.
– Вместе... У одноногого Мусы. А раненый Али у себя. Спит. Он все время спит...
Боец открывает стенной шкаф. Выбрасывает с полки одеяла. Достает рожок от автомата. С другой полки сам автомат.
– А еще говорите, что не боевики. Автомат вместо топора используете?
– Нас заставляли ночью территорию охранять.
С третьей полки из-под одежды появляется на свет кисет. Боец раскрывает, нюхает.
– Наркота...
– Приехали, ребята. Вам из одного лагеря прямая дорога в другой. Будьте готовы...
– Надо отвечать – всегда готовы... – зло шутит Асафьев. – Как юные пионеры.
– Всегда готовы... – к его удивлению, повторяют чеченцы нестройным хором.
Это, конечно, не боевики. Боевики себя больше уважают. И тем не менее придется оставлять около них часового. Капитан отдает команду привычным жестом.
Из корпуса они выходят так же, как и пришли, через окно. Это не пустая предосторожность. Перед крыльцом горит лампочка. Лучше вообще избегать освещенных мест и пробираться задами корпусов. Так они и сделали. Опять без проблем повязали двух строителей и оставили возле них часового. И тут поступил сигнал.
Капитан вихрем метнулся к окну, жестом остановив Асафьева. Но не выпрыгнул, как раньше. У окна боец. Опять глухонемая азбука. Хохлов кивнул и показал пальцем на комнату, где жили строители. И вернулся к майору. Посмеивается и говорит шипящим шепотом:
– Из соседнего корпуса вышел один человек. Решил до туалета прогуляться. Сейчас его возьмут и без штанов притащат сюда. Это, судя по всему, единственный, кто может самостоятельно передвигаться. Остались раненый Али и одноногий Муса. Али сейчас блокируют. Двое пошли. К одноногому пойдем сами.
Через две минуты в окно запрыгивают двое. Еще двое подают им живой груз через подоконник.
Капитан стоит в полосе света. Он машет рукой.
– Могли бы дать ему хоть штаны надеть...
– Некогда было. Не мы же одевать его будем. Дверь открыли, он там сидит, глаза от натуги лопаются, прикладом в лоб ему, наручники на место, и сюда... – оправдываются бойцы и посмеиваются.
Халила бросают на пол. От этого дополнительного удара он приходит в себя. Пытается поднять руки к лицу и тогда только понимает, что он в наручниках. Открывает глаза, садится. Замечает, что штаны его спущены ниже колен, и сильно, как девица, краснеет. Руки скованы «браслетами», парню неудобно, но он упорно натягивает на себя штаны. И ничего не спрашивает. Асафьев наблюдает эту картину со смехом. И приподнимает чеченца за шиворот, помогает этим.
– Готово? – спрашивает Хохлов. – Молодец. Теперь можно и в театр идти. Галстук-бабочку забыл, да это в следующий раз. Чем Муса занимается?
Халил поднимает глаза. Взгляд его спокоен и даже насмешлив. По взгляду видно, что это настоящий боевик-диверсант и такого не взять на испуг.
– Я тебя спрашиваю... – Хохлов легонько пинает сидящего боевика под ребра. Для начала – легонько...
Нет, даже взгляд у Халила не меняется. Он не боится побоев. И ничего путного не скажет.
– Ну...
– За компьютером сидит... В игрушки играет...
Хохлов видит, что даже сильно пинать этого парня бесполезно. В таких делах он человек опытный.
– Пошли.
На сей раз они вышли в дверь, потому что корпус, где расположился Муса, в стороне и оттуда их не увидеть. И снова повторяют все в прежнем порядке. Присоска на стекло, алмазный циркуль, шпингалеты. Только теперь первым запрыгивает на подоконник Хохлов. Асафьев так прыгать не умеет. Он понимает, что если прыгнет, то упадет и это будет смешно. А командиру не положено быть смешным. И он просто забирается, ухватившись за раму. И теряет на этом время. Капитана уже приходится догонять. За ними двинулись еще два бойца.
Около двери комнаты шаги замедляются. Из комнаты слышится разговор. Не сразу Асафьев с Хохловым сообразили, что Муса разговаривает по телефону. Асафьев поднимает руки, принимая жестикуляцию группы захвата. Остановились, переглянулись. Хохлов кивнул. Один из бойцов с силой распахнул дверь.
Одноногий Муса сидит на кровати, как одноногий стивенсоновский Сильвер. Под рукой костыль, а на столе вместо попугая – ворона. Попугай кричал: «Пиастры... Пиастры...» – а воротна просто и внятно сказала:
– Кар-р-р...
– Заходите, раз пришли... – говорит Муса спокойно и почти величественно. – Я ждал вас. Думал, обязательно придут, – протягивается и кладет на стол трубку сотового телефона, по которому только что разговаривал. Берется за костыль и напрягает тело, чтобы встать. Асафьев принимает это за восточное гостеприимство. Раз ждал гостей, то встречай их стоя.
Но Муса шагает не навстречу гостям, а вбок, к компьютеру, и протягивает руку, стараясь при этом взять что-то и не упасть. Хохлов среагировал одновременно с одним из бойцов. Сразу две короткие очереди на куски разрывают кисть инвалида. Теперь Муса падает. Неуклюже, словно сломанное ветром дерево. Но даже без стона. Его тут же поднимают. Не обращая внимания на развороченную несколькими пулями кисть, надевают наручники и сажают лицом к пришедшим.
Хохлов смотрит на компьютер.
– Что он тут хотел взять? Я думал, тут оружие...
На мониторе непонятная программа. Ведет отсчет таймер. Длинными, не совпадающими с отсчетом времени гудками слышится зуммер. Текст на экране на арабском языке, которого ни Асафьев, ни подошедший Хохлов не знают. Клавиатура тоже с арабской символикой.
– Что это? – спрашивает Асафьев.
Муса молчит, и вместо него каркает ворона. Каркает возмущенно, зло, словно собака гавкает на пришельцев. Вороне не понравились выстрелы.
– Клара, тихо... – мягко, почти с любовью просит птицу Муса.
Асафьев садится на стул перед компьютером.
– Не хочешь говорить добровольно, скажешь по-другому, – спокойно сообщает старику, достает трубку и набирает номер.
– У нас все закончено. Приезжайте сюда. Психиатра возьмите. Тут для него работа...
Он нажимает клавишу отбоя, смотрит на Мусу и объясняет, как учитель школьнику:
– Знаешь, как ваших раскололи в Екатеринбурге? Ввели им в кровь препарат. Это не больно, только очень после него говорить хочется. И все рассказали. Не успевали вопросы задавать, а они уже все выкладывают. Не допрос, а одно удовольствие. И с тобой будет то же самое.
– Не будет. Я просто язык себе откушу.
– Посмотрим... – смеется майор, смотрит в немигающие глаза Мусы и вдруг верит. Старик в самом деле откусит себе язык.
