Дмитрий Черкасов - Балканский тигр
— Сербы?
— Вряд ли, — взводный глубоко затянулся. — Либо наши, либо боснийцы. Прознали про лабораторию, про деньги, вот и решили под шумок сорвать куш. Тот пидор, что смылся с ксерокопиями, их и навел.
— Других вариантов нет?
— Нет. Если только наши друзья не решили нас списать.
— Они бы действовали проще, — покачал головой Ясхар. Методы родной организации со штаб квартирой в Лэнгли он знал хорошо. — Прилетели бы за очередной партией товара, да и высадили на площадке отделение «Дельты». А эти ползут по вентиляции. Значит, где-то раздобыли схему коммуникаций. В Штатах такой схемы ни у кого нет, эту базу готовил лично я и план помещений в Америку не отправлял. Чертежи есть только здесь, значит, здесь их и скопировали.
— Если ты так говоришь, значит, так и есть, — согласился взводный. — Как будем усиливать главный вход?
— Поставим еще три пулемета и десяток гранатометчиков. В ударной группе больше сорока-пятидесяти бойцов не будет. Возьмем одного живым и допросим. А там видно будет.
— Что с теми, кто в вентиляции?
— Я думаю, они на время затихнут. Или постараются напасть с тыла на пост у главного входа… Все равно основное внимание — туда.
— Я понял.
— И еще. Направь людей чинить лифты.
— Ты уже в курсе? — взводный встал и расправил плечи.
— Да уж, читал! Хорошо, что большинство наших английского не знает, — Ясхар раздраженно сплюнул.
— Не бери в голову. Тебя на понт взять пытаются. Мол, имя знаем и фамилию.
— Меня беспокоит другое, — признался албанец. — Откуда им известно, что я из Америки? Не просачивается ли информация от кого нибудь из наших?
Взводный потер подбородок и задумался. Если в собственных рядах затесался предатель, то его следует вычислить немедленно. Иначе будет поздно.
* * *
Фишборн за локоть подвел Брукхеймера к скамейке в сквере перед институтом и предложил посидеть.
Вот уже два дня, как весна вступила в свои права. Повсюду буйствовали весенние краски, щебетали нахальные птицы, перепархивая с ветки на ветку. Просидевшие всю зиму в душных помещениях сотрудники научного центра использовали каждую свободную минуту, чтобы побыть на свежем воздухе.
И профессора, убеленные сединами и отягощенные учеными степенями, исключением не являлись.
Брукхеймер расстелил на скамейке вощеную бумагу и выложил на нее два сэндвича с тунцом. Фишборн поставил рядом прозрачную пластиковую упаковку салата с креветками и пару бутылочек пива «Будвайзер».
Со стороны могло показаться, что двое немолодых людей просто решили закусить на свежем воздухе, попить пивка и понежиться в теплых полуденных лучах. Но пикник был отвлекающим маневром.
— Как отреагировал Криг? — Лоуренс весело подмигнул и намазал салат на ломоть пшеничного хлеба.
— Начал юлить. Мол, протеин не наш, потому и качество может не соответствовать стандарту. А когда я ему в лоб задал вопрос, кто подсунул нам эту дрянь, с ним чуть удар не случился.
— Ага, значит, я был прав. Старый лис в курсе, откуда товар.
— Без сомнения. — Брукхеймер отхлебнул пива. — И безумно боится, что правда всплывет наружу. Едва я ушел, он бросился к телефону.
— Подслушать не удалось? — деловито осведомился Фишборн.
— К сожалению, нет. Я задержался в приемной — сделал вид, будто просматриваю поступления журналов, — но слов было не разобрать… И потом, я же помню ваши рекомендации не привлекать внимание.
— Несомненно. Лучше мы с вами потратим в два раза больше времени, чем выдадим свой интерес. Кстати, я тут беседовал за гольфом с одним своим старым приятелем из ФБР. И спросил между делом, как нынче обстоят дела с расследованием преступлений азиатских режимов, то, се… Коснулся медицинских аспектов экспериментов над людьми. Вы помните, у нас года четыре назад были материалы по красным кхмерам и их лабораториям?
— Такое сложно забыть. — Брукхеймера передернуло. Посмотрев фотографии из Кампучии, он потом месяц мучился кошмарными видениями.
— Вскользь я у него спросил о сегодняшнем положении дел. И знаете, коллега, ФБР продолжает заниматься проблемами незаконных опытов над людьми. Даже существует отдел, специализирующийся на подобного рода расследованиях.
— По Балканам у Бюро ничего нет?
— Ну, профессор, не считайте меня дилетантом. Я же не мог спросить напрямую. Вопрос по Сербии, естественно, прорабатывается. Международный трибунал по бывшей Югославии уже запросил группу экспертов. Решено ввести подразделение ФБР в Косово — когда туда вернутся албанцы. Проверят места массовых захоронений, способы казней… Да, тут намедни казус случился. С французами. Их фотокорреспонденты привезли пленку с места расстрела мирных жителей, а оказалось, что на снимках изображены убитые бойцы албанской армии. Вы представляете? Мой приятель по секрету сообщил мне, что сам французский президент потребовал объяснений у Мадлен Олбрайт.
— При чем тут Олбрайт?
— Через нашего посла она передала французам разведданные об известных нам местах захоронений. Якобы совершенно точные… А французы взяли да перепроверили.
— Знаете, Лоуренс, мне страшно. Мне не нравится эта война и роль, которую в ней играет Америка. — Брукхеймер с грустью посмотрел на гуляющих по аллеям лаборантов и старших сотрудников. — Когда был Вьетнам, я протестовал против нашей интервенции. Когда была Корея, я злился. Когда русские вошли в Афганистан, я встал на сторону Картера и обеими руками был за санкции против Москвы. Но сейчас мне страшно… Европа — это не Саддам с его химическим оружием и не Каддафи с его террористами.
— Вы боитесь, что русские вступятся за сербов? — тихо спросил Фишборн.
— Не совсем… Я боюсь, что сербы уже победили. Билли боится их, хоть и скрывает. Достаточно посмотреть его последние выступления. И наши военные боятся. Нам не понять ни сербов, ни русских. Они другие… Не знаю, лучше или хуже, но другие. И войной мы ничего не добьемся. Только взбудоражим свое же общество. Посмотрите, Лоуренс, насколько изменилась наша страна с того момента, как мы начали бомбить Ирак. Число самоубийств растет, каждый месяц мы слышим о новой бойне в школах, увеличивается количество чисто эксцессивных преступлений. А Сербия только подлила масла в огонь. Американцы уже не чувствуют грань между реальностью и иллюзиями, меняется психология нации…
— Я заметил. Месяц назад застрелили сына моих соседей. Возле школы, — доктор сжал горлышко бутылки, — просто так. Не поделили с приятелем, кому пригласить девчонку на танцы… Парню было двенадцать. Его соперник принес из дома револьвер. И все. Ад уже здесь, рядом с нами… Но ни меня, ни вас такие, как Олбрайт или Кригмайер, слушать не станут. Подобных им людей может остановить лишь угроза их собственному благополучию.
— Вроде той, которую мы с вами собираемся создать…
— Именно так. И никак иначе.
— Что ж, первый шаг мы уже сделали. Посмотрим на их реакцию.
— Реакция предсказуема. Для начала — все отрицать…
* * *
— Wher they are?! — от злости Ясхар перешел на английский, забыв, что стоящий перед ним молодой албанец языками не владеет. — Give me the answer, sheepfucker![52]
Боец испуганно затряс головой.
Ясхар влепил ему пощечину.
— Where are the sabotagers?![53] — снова заревел он.
Сидящий в пятнадцати метрах от албанцев Владислав мстительно улыбнулся. Сквозь редкие дырочки в жестяном листе он прекрасно видел и Ясхара, и вытянувшихся перед ним в струнку косоваров. Однако выбранная позиция была неудачной для прицельной стрельбы — годилась лишь для наблюдения.
«I`m the hunter, I`m behind you, I`m the tiger…»[54] — про себя пропел Рокотов и задом наперед отполз к ведущему вниз колодцу.
Чаша терпения у албанского командира была переполнена. Еще чуть-чуть — и он примется расстреливать своих. За малейшую провинность, или просто так, без причины. И тогда кто нибудь из бойцов не выдержит и выпустит пулю уже в командира. Таков закон стаи, в которую почти превратился спаянный отряд УЧК. Двое суток назад его бойцы были воинским коллективом, организованной бандой, а теперь… Потерявшие две трети состава боевики в любой момент могли стать толпой безумцев с автоматами. И тогда каждый будет рваться на волю, убивая всех, кто окажется на пути. Из тридцати бойцов уцелеют два-три — те, кто успеет раньше нажать на спусковой крючок.
Такая перспектива вполне устраивала русского биолога. К этому он и вел, методично запугивая косоваров последовательной прополкой отряда. Двое суток адского напряжения даром не прошли; в воздухе пахло коллективным психозом.
Но Ясхар был слишком опытен, чтобы сдаться без боя. Он обвел взглядом строй и заставил себя говорить тихо.
— У всех нервы взвинчены. И у меня, и у вас. Поэтому я объявляю премию, — агент ЦРУ вытащил из кармана пачку долларов. — Здесь двадцать тысяч. Кто доставит мне труп диверсанта, получит эти деньги. За живого диверса я плачу вдвое больше…
