Владимир Король - Время тяжелых ботинок
И, конечно, много японцев: без них на международных туристических маршрутах – никак.
А душа жаждала нечаянной встречи.
В последнем салоне, крайняя к проходу, мирно спала его первая любовь и комсорг курса на математическом факультете Ленинградского государственного университета им. А.Жданова, красивая, но изрядно располневшая таджичка по имени Забенисо. «Ударение на последнем слоге», – всегда говорила она при знакомстве. Рядом читал книжку в мягком переплёте её здорово растолстевший муж и верный паж.
6
В начале девяностых на Анатолия Чекашкина сильное впечатление произвели успехи тех его однокурсников, которые сумели быстро «вписаться» в новую экономическую ситуацию.
Один за год поднялся на мелкооптовой торговле импортными сигаретами. Другой на заёмные деньги приобрёл у разваливающегося автокомбината по остаточной стоимости три еле дышащих грузовых «уазика», отстегнул бандитам, стал монополистом доставки пива на весь центр Питера и серьёзно разбогател всего за два года.
Ещё один однокурсник гонял из Европы подержанные автомобили. Был такой, что на деньги родителей приватизировал магазин «Кулинария», парикмахерскую и рядом – фотоателье. Некоторые ушли в консалтинговые фирмы, иные переквалифицировались в бухгалтеров и экономистов. Человек пятнадцать подались в программисты и, когда преуспели, их тут же востребовала хитрая Америка. Социология молодого российского бизнеса говорит, что по успешности на первом месте математики и биологи.
Но больше всех его удивила комсорг курса Забенисо, дочка известного учёного-востоковеда, родившаяся в Ленинграде, в которую Чекашкин был безответно влюблён ещё в подростковом возрасте.
Забенисо была самой преданной делу Коммунистической партии студенткой на курсе.
Когда она говорила о Ленине, партии и комсомоле, её глаза горели таким сексуальным призывом, что все рядовые комсомольцы мужского пола, и даже отдельно взятые женского, чувствовали прилив крови в область малого таза. Перед ней трепетало всё комсомольское бюро, побаивалось партийное, от неё прятал глаза сам декан математического факультета. На втором курсе она вышла замуж за крепкого троечника, сына функционера ленинградского КГБ.
Её героиней была Зоя Космодемьянская.
7 ноября 1991 года на Дворцовой площади, под телекамеры, Забенисо сожгла свой новенький партийный билет, а впридачу и комсомольский, оставленный ей в порядке исключения за активную работу в молодёжной коммунистической организации.
И вот в 1995 году, летом, когда старший научный сотрудник НИИ эконометрики Чекашкин А.В. был вполне доволен жизнью по случаю устройства в гастроном грузчиком и ночным сторожем, они случайно встретились на Невском проспекте.
Забенисо увидела однокурсника и улыбнулась так, будто её любовь к Чекашкину всегда была чем-то само собой разумевшимся. Разбогатевшая однокурсница тут же пригласила некогда влюблённого в неё в ближайший ресторан. Её муж, верный паж и крепкий троечник Петя, который в новых условиях оказался никчемным, работал у супруги водителем и, как ему казалось, охранником, остался в машине.
Забенисо поведала, как сделала свои первые деньги.
В начале 1992 года впервые в жизни она одна выехала за рубеж, в Турцию, в качестве челнока – с пятью тысячами долларов, занятыми под большой процент. Вчерашний комсорг, к своему ужасу, увидела, как её соотечественники трамбуют дешёвую кожаную продукцию в свои огромные сумки, ногами помогая рукам. Она ходила между рядами, загадочно улыбалась, но на душе был мрак. К такому товару, как кожа, душа у неё не лежала. И то, что все без исключения скупают именно эти вонючие куртки, пальто, плащи, платья, безрукавки и сарафаны, её не заботило нимало. Советский комсорг, питерец с математическим образованием и иранской кровью конформизмом отнюдь не страдала.
За территорией рынка она набрела на лавку торговца тканями. Пожилой турок скучал там в полном одиночестве, покупателей не было, и он, конечно, жалел, что не попал в число «кожаных» счастливчиков.
Красавица Забенисо улыбнулась турку так, как будто страстно захотела за него замуж – и прямо сейчас. Турка прошиб пот, и он подумал, что, может, на время лавочку закрыть? Такое здесь практиковалось частенько – с российскими торговками, стремившимися получить скидку.
Среди выставленных тканей Забенисо увидела на полке рулон гобелена с люрексом.
Она спросила турка о цене. Продавец тут же решил, что у этой сумасшедшей русской, так похожей на турчанку, не всё в порядке с головой. Кому сейчас нужна эта блестящая тряпка, которая лежит на полке, сколько он себя помнит? И назвал демпинговую цену – один доллар за метр. А сколько у вас этого добра? Пять тысяч метров.
Как Забенисо доставила те пятьдесят рулонов сначала до гостиницы, потом до аэропорта, а затем из Пулкова к себе домой, она помнила с трудом. Только уже через три недели удачливая челночница выручила за забытую тряпку из грязной турецкой лавки 100 тысяч долларов – сумму по тем временам внушавшую тихий трепет.
Этого хватило и кредит вернуть, и приватизировать в Питере три магазина, тысячу квадратных метров торговых площадей, – с учётом «интересов» чиновников, и ещё на раскрутку осталось.
Турецкое «сияние» она оптом продала однокурснику, который открыл фабрику мягкой мебели. Когда тот увидел привезённый Забенисо гобелен и представил, как теперь будут выглядеть его кресла и диваны, сразу понял: жизнь – удалась! И не ошибся.
«Какова же мораль?» – спросил Чекашкин.
«Крутиться надо, – ответила Забенисо. – А у тебя, лучшего математика курса, в год один оборот. И лицо такое, будто ты наелся просроченной горчицы».
Чекашкин не был завистлив. И тот рассказ был из какой-то другой, неведомой ему жизни, непонятной, загадочной. В сознании не умещалось, что главной героиней этих невероятных событий была его однокурсница с горящими глазами партийца в кожанке отнюдь не турецкого качества и чуть ли с маузером в руке. Это была задача, где неизвестных раза в три больше, чем исходных данных.
Писатель Михаил Зощенко вывел закон подвижного человека. В хорошие времена он – хороший, в плохие – плохой, в чудовищные – чудовище.
Уходя, Забенисо сказала: «Научись жить по принципу «только бизнес – и ничего человеческого». Тогда, может, разбогатеешь».
7
Будить свою первую любовь капитан не стал.
«Бизнес-класс выпускают первым, – подумал он, – значит, столкнуться не придётся.
Интересно – узнала бы она его или нет?»
В любом случае, случайные встречи разведчику ни к чему.
8
После банкета в мэрии всех повезли в горы.
Богота расположена в котловине на западном склоне Восточной Кордильеры, на высоте двух с половиной километров над уровнем моря, на берегу реки Рио-Сан-Франциско.
Хотя столица Колумбии находится практически на экваторе, из-за большой высоты здесь не жарко. Средняя температура самого тёплого месяца плюс 15 градусов.
А теперь здесь зима, февраль – красота.
– А знаете, куда нас везут? – заговорила с Брутом в микроавтобусе журналистка из «Франс Пресс» Мишель Безьер.
У капитана не было желания общаться.
«Но это – непрофессионально, – сказал он себе. – Разговор надо поддерживать».
– Интересно – куда, мадам, мадемуазель?
– Мадемуазель. Мы едем на парамо. Это удивительной красоты безлесные высокогорные луга. Говорят, кто не видел парамо, тот не бывал в Колумбии.
«Мне бы ещё пудов пять здешнего дешёвого кокаина и вёдер десять изумрудов – по бросовой цене», – поиздевался про себя бизнесмен.
Во время банкета Леонид Брут связника так и не дождался.
Зато его достал виновник торжества Игнат Власенко, который завершил свой одиночный рафтинг с триумфом, фонтаном положительных эмоций и всего с одной пустяковой травмой – сломанным пальцем на руке. В банкетном зале он налетел на Брута, как сумасшедший, и счастье капитана – огромное количество телевизионщиков, которые разрывали победителя на части, – а то бы не сдобровать, вспоминая их совместные спуски с двадцати семи рек, что, как говорят в разведке, «фактом не является».
– А вы говорите по-испански? – донимала Брута француженка.
Она была в чёрных очках, и разведчик всё никак не мог поймать её взгляд, что было ему просто необходимо, – без этого лица Мишель он бы не запомнил. У разведчиков есть железное правило – фиксировать в памяти всех, кто помимо твоей воли входит в личный контакт.
– Не говорю, – признался по-французски Леонид Брут.
– А французский учили где-нибудь в МГУ?
– Нет, в 1?м Медицинском, факультативно.
– Вы что – врач?
– Да, нейрохирург. Но по специальности не работал ни одного дня, сбежал в программисты. Так что, если со здоровьем проблемы – не ко мне.
