Сергей Недоруб - Песочные часы
Борланд шел в хвосте группы. Он молчал, фиксируя все изменения, связанные с экологией местности и поведении команды. Сталкерам начало казаться, что они благополучно вышли из Зоны и скоро встретят первые обитаемые поселки, троллейбусы и работающие заводы. Вид приближающейся Припяти и строения ЧАЭС вдали сбивали с толку, наводили на мысль о чьей-то вселенской ошибке.
Когда они миновали дорожный указатель на двух столбах с облупившейся надписью «Припять», у Борланда окончательно сформировался перечень вопросов к Марку, но был явно неподходящий момент для того, чтобы их задавать. Зона, к которой они привыкли, осталась далеко позади, в двух часах ходьбы. Солнце должно было скоро коснуться горизонта, и становилось ясно, что, при самом благополучном раскладе, команда будет вынуждена заночевать в Припяти. Но чувства опасности при этом не возникало — до того бывший атомоград был издали похож на заурядное цивилизованное селение, жители которого просто еще не вернулись с работы.
И, по мере того, как сталкеры вступали в город, их охватывало понимание, что никто и никогда в этом месте с работы уже не вернется. Пустоты когда-то густонаселенного пункта начали давить на разум похлеще самых меланхоличных районов Зоны. Первые дома, построенные по новаторскому в свое время принципу треугольной застройки, смотрели на сталкеров пустыми глазницами разбитых окон. Осиротевшая детская площадка выделялась из общей картины красноречивым памятником искренней мечты о светлом будущем. Печальнее скрипящих на ветру, давно несмазанных качелей могли быть только качели безмолвные. Уже невозможно было подсчитать, для скольких детей они стали последним воспоминанием времен беззаботного, но несправедливо короткого детства.
Сталкеры пересекли район по диагонали и вышли к улице Курчатова, названной так во имя господствовавшей тогда идеи «мирного атома». Не сговариваясь, они направились в городской центр. Из каждого окна, каждого подвала, каждой опустевшей витрины они ожидали дьявольского хохота. Истлевшая телефонная будка на углу все еще стояла, раздавленная трубка лежала в кабине. Обломки крытой автобусной остановки перемешались с прогнившими досками деревянной скамьи.
Потухшие фонари глядели на команду с высоких столбов. Сухие деревья выставили мертвые ветви в пространство. Запертые двери сберегательной кассы не вызывали никакого желания их отпереть, словно отделив сохранившимися окнами остатки рабочей атмосферы от наружной радиации. Побитая облицовочная плитка сохранила указания до ближайшего пожарного шланга, в котором можно было не надеяться найти хоть каплю воды.
Здесь же находился продовольственный магазин с разбитыми лампами дневного света над входом. Рядом с ним стоял строительный барак с окнами, закрытыми решеткой в четверть паутинки. Плоская крыша из листового железа проржавела насквозь.
Прямо на дороге валялись обломки школьных стульев, ящиков, погнутые каркасы детской колыбели. Высокие темно-красные шпили для различных объявлений и флагов бесплодно сверлили небо.
Миновав этот горький музей в гробовом молчании, команда пересекла улицу Леси Украинки и скоро вышла на проспект Ленина, главную улицу города. Центр был уже совсем близко. Огромный герб СССР возвышался на двенадцатиэтажном жилом здании, символизируя столь же огромных масштабов обесцененную идеологию. Сталкеры дошли до главной площади Припяти и остановились, глядя на помещение горсовета, Дом Культуры «Энергетик», белые углы гостиницы «Полесье».
Борланд рассматривал все видимые детали Припяти. Сам по себе, город был одним большим артефактом, к которому можно было прикоснуться, но нельзя унести с собой. И правом на владение этим артефактом не обладал никто, самое большее, что можно было с ним сделать, это побывать в нем. И этого заслуживали только те, кто мог сюда добраться. Борланд молчал и смотрел. Он чувствовал, что меняется, что город отчаяния стал наибольшим вызовом в его сумбурной жизни. Ему было больно смотреть на последствия злых шуток высших сил, но он продолжал смотреть, храня в сознании лишь веру, что оно того стоит.
— Пятьдесят тысяч человек, — тихо произнес Марк. — Один из девяти атомных городов державы. Один из важнейших транспортных узлов по трем направлениям: судоходное, железнодорожное, автобусное. Огромный скачок в развитии всего за шестнадцать лет существования, из них семь — в статусе города.
Цифры, верные с жестокой точностью, довершили впечатление от Припяти, охватившее сталкеров, и стало еще тягостнее.
— Всего сто километров до Киева, — сказал Марк и с силой провел ладонями по лицу.
Борланд взглянул на затянутое смогом небо.
— И три километра до четвертого реактора, — добавил он.
Орех обреченно вздохнул.
Тихо ступая, Марк направился к кинотеатру «Прометей». Остальные пошли за ним. Команду хватило странное, неприятное и тягучее ощущение, похожее на начальную стадию клаустрофобии. Огромное открытое пространство, давящее сильнее самых злачных подземелий, было чересчур тяжким испытанием. Орех мечтал только об одном — найти подходящую скорлупу, запереться в ней и заснуть на много часов.
Пройдя через площадь, команда зашла в здание кинотеатра. Внутри не было ни одной целой плиты или куска стекла. Марк быстро нашел вход в кинозал, и, оказавшись там, вся группа почувствовала себя лучше. Зал был подходящим местом, чтобы перевести дух — достаточно большим, чтобы не чувствовать себя взаперти, и в нужной степени маленьким, чтобы на время скрыться от опустевшего города.
Побросав рюкзаки, сталкеры расселись по местам, сохраняя по паре метров индивидуального пространства. Теперь им стало почти уютно.
— Я и не знал, что это будет… так, — признался Орех, глядя вниз с потрясением.
— Ты прав, — сказал Марк, разглядывая потрепанное белое полотно, служившее экраном. — Одному здесь остаться было бы тяжело.
— Шутишь? — подал голос Эльф, разместившийся на третьем ряду. Он махнул головой, убирая от лица волосы, и приготовился закурить, но, с опаской оглядев кинозал, не решился. Впервые за все время в Зоне почувствовав себя неудобно, он так и не осмелился закурить в почти священном для сталкеров месте.
— Одному здесь верная смерть, — добавил он, пряча пачку в карман.
Марк коротко взглянул на Сенатора. Шаман не подавал никаких признаков активности, хотя сталкер ожидал от него хоть какой-то инициативы. Сенатор просил провести его через Заслон, Марк выполнил его просьбу. Чего же он хочет? Побыть простым наблюдателем? Что ж, его право.
Орех казался почти счастливым. Он в Припяти, в пятерке избранных. Ему до конца жизни будет что вспомнить.
Марк перевел взгляд на Борланда, который сидел, сцепив пальцы и опустив голову.
— Эй, — позвал его Марк, и Борланд посмотрел на него безучастно. Марк позволил себе несколько натянутую улыбку.
— Мы дошли, — сказал он.
Борланд в ответ даже не изменился в лице.
— Наша экспедиция завершена, — сказал Марк, вставая с места. — Мы прошли даже дальше, чем договаривались. Спасибо тебе за все. Я обещал тебе артефакты. Они тут есть, просто их нужно поискать. Я могу показать тебе…
— Нет здесь артефактов, — ответил Борланд.
— Они есть, просто…
— Сядь.
Марк повиновался, распознав в голосе Борланда угрожающие ноты.
Борланд поднялся. Не поворачивая головы, он прошел к центру зала и сел на деревянный порог. Его мощная фигура на фоне светлого, хоть и потемневшего от времени экрана, смотрелась особо внушительно, придавая сталкеру некий царственный облик.
— Здесь нет никаких артефактов, — повторил Борланд. — Если бы ты пожил в Зоне столько, сколько я, то сам научился бы распознавать необходимые условия для возникновения всех неестественных и необъяснимых природных образований, которые принято называть артефактами. Но поговорить я хочу о другом.
Он обвел всех взглядом и продолжил.
— С тех пор, как стартовала эта экспедиция, — начал Борланд, обращаясь к Марку. — Я постоянно старался понять, что движет тобой. Ты был очень таинственен, Марк. И я терпел это. До поры до времени.
— Мы с тобой договорились, — возразил Марк. — И решили, что я не стану выкладывать свои мотивы.
— Небольшая поправка. Я решил единолично, что до определенного момента буду терпеть твои секреты. И не более того. Но дальше я терпеть не намерен.
— Если ты считаешь, что я планировал кинуть тебя с артефактами, то ты не прав, — сказал Марк. — Ты можешь пойти со мной туда, куда я скажу, в последний раз меня послушаться. И артефактов тебе хватит до конца жизни.
— Я передумал, — произнес Борланд, и температура в зале словно упала. — Мне вполне будет достаточно, если ты просто расскажешь, что все это значит.
Марк заметил, что напрягся, и расслабился.
