Юрий Гаврюченков - Золото шаманов
– Встречал такую, – отчётливо вспомнилось утро на карачках возле машины.
– Милк ходит за тобой. С чего бы? – быстро склонил голову к плечу Кутх, стрельнув по мне испытующим взглядом.
– Вчера ночью я наткнулся возле дома на Лепяго. Андрея Николаевича, директора усть-марьского краеведческого музея, – Гольдберг при этих моих словах обалдело прикрыл рот ладонью. – Я не мог ошибиться, он за мной гонялся и пытался сцапать, пока я не ослепил его фонарём. Перед этим я всадил в него всю обойму из ТТ. В Усть-Марье его на моих глазах застрелили. Потом я видел его живым. А потом он стоял рядом с Проскуриным у вертолёта, когда тот взорвался. С кем мы имеем дело, Иван Сергеевич?
– Ый, это уньрки, – многозначительно усмехнулся Кутх и на мгновение показался очень старым. – Уньрки ходит за тобой. Он даже сюда добрался.
– Это ещё что за тварь такая? – спросил Слава.
– Уньрки, так нивхи называют людоеда вроде вашего Лепяго. Шаман-милк поднял его и заставил служить. Уньрки кровь человеческую пьёт и ест мясо. Уньрки, который был мёртвым, очень трудно убить, потому что он покойник, хотя выглядит как будто живой.
– Что ему от меня-то понадобилось?
– Что-то есть у тебя такое, что ему нужно. Уньрки просто так ходить не будет. Ты брал у него что-нибудь?
– Нет. Хотя, да, было дело. Мамонтовый свитер забрал из музея. Всё равно его мародёры украли бы, – пояснил я Гольдбергу на всякий случай. – Или сожгли вместе с музеем, там по всей Усть-Марье пожары были.
– Что за мамонтовый свитер? – заинтересовался Кутх.
Я пояснил про геологов и про экспедицию на остров.
– Нет, не за этим уньрки приходил, – уверенно отверг Кутх. – У тебя что-то ещё есть более важное, чем свитер из шерсти мамонта.
– Золотые Врата? – я впервые назвал нашу находку в присутствии чужого.
– Нет, за гонгом он сюда пришёл бы, да ему не нужен гонг.
– Что ему нужно? У меня из его вещей больше ничего нет. Разве что Сучий нож, который был у Проскурина, но он сам ко мне при взрыве улетел.
– Что за Сучий нож? – Кутх весь подобрался, даже пальцы поджались как птичья когти.
– Да вот он, – я вытащил из-за ремня финку и при этом порезался. – Гадина!
Все уставились на пику, которую я положил на стол между собой и Кутхом.
– Могу я посмотреть? – вежливо спросил Иван Сергеевич.
Пока я заматывал палец носовым платком, он бережно повертел нож и вернул на место.
– Хорошая вещь, – сказал он. – Вот за ней уньрки приходил.
– Что теперь с ним делать? – при воспоминании о вчерашней встрече мурашки пробежали под кожей. – Отдать ему эту хреновину? А то он теперь не отвяжется и убить его нереально.
– Почему нереально? Можно убить уньрки, только нужно знать как.
– Вы в этом разбираетесь. Что я должен делать? Отдать ему нож?
– Так вы беды натворите. Лучше мне отдайте, я спрячу.
– Это даже не смешно, Иван Сергеевич, – обмануть кладоискателя хочет каждый, сколько раз меня пытались надуть! – Я вам отдам нож, а Лепяго не отстанет. Где гарантии, что он не будет дальше за мной охотиться?
– А вы отдайте нож Давиду Яковлевичу, – хитровато глянул Кутх на испуганно отпрянувшего Гольдберга. – Увидите, куда уньрки в следующий раз пойдёт.
– Да завалить его надо, чё тут думать! – не утерпел Слава. – Чё там такого сложного для этого надо знать? Вот ты знаешь, Иван Сергейч?
– Знаю.
– Поможешь завалить людоеда?
– Не бесплатно.
– Сколько денег вы хотите? – перевёл я разговор в русло конкретики.
– Что – деньги?.. – с философским пренебрежением отозвался Кутх. – Деньги это… – подбирая слова, он пошевелил пальцами, словно через них лилась вода или сыпался песок, пыль и прочая труха жизни. – Деньги – это человеческий мусор, который лежит под ногами, и его всегда можно нагрести полный карман. Мне не нужны деньги. Деньги у меня есть, а толку от них нет.
– Тогда что вы хотите за помощь? – я приготовился к худшему. То, что не меряется деньгами, стоит очень дорого.
– Да хотя бы вот этот нож, – безразлично кивнул Кутх на финку Короля.
Так или иначе, ушлый коммерсант получил желаемое.
– Договорились! – выпалил я, пока странный туземец не передумал брать старый нож взамен за соучастие в убийстве. Должно быть, в его первобытном краю человеческая жизнь совсем не ценилась.
Наверное, для того, чтобы я не подумал, будто продешевил, Кутх обвёл нас пристальным взглядом и остановил на мне.
– Тебе опасно ходить за уньрки, пока на тебе лежит проклятие, – объявил он.
Я похолодел.
– На мне?
– Ты проклят, – подтвердил Кутх. – Ты приносишь несчастье.
– Какое несчастье? – только и смог проблеять я. Мозги переклинило.
– Неудачи и беды преследуют тебя, не заметил? Дела сначала идут хорошо, а потом горе. Беды растут. Они тебя скоро погубят.
– Когда, – выдавил я, – это произойдёт?
– Скоро, если не снять беду, – чёрные глаза Кутха смотрели в упор, гипнотизировали. – Тебя прокляла баба со злым языком, которая портит людей грязным словом.
– Это кто тебя так, Ильюха? – с насмешкой вклинился в наш торг Слава, и от его добродушного тона на душе полегчало.
Кутх сразу отвёл глаза.
– Баба без дома. Ты пролил кровь, и на крови получаешь возмездие.
Гольдберг таращился на меня через очки с растерянностью и испугом, а Слава с интересом и любопытством.
– Ты сам должен знать, – добавил Кутх.
– Цыганка, – в памяти всплыла сцена, как я отбиваюсь от бешеной стаи лопатой, тыкаю самой злобной дуре в живот и через платье проступает кровь, а самая старая цыганка рычит на своём тёмном наречии и с руганью возвращает украденные деньги. – Что вы хотите получить за это?
– Свитер из шерсти мамонта, – хищным вороном выкружил все мои сибирские трофеи Кутх.
Его решительно не интересовали деньги.
* * *– Что-то я ни хрена не понимаю, – помотал башкой корефан. – Кто кого сегодня развёл?
Мы ехали готовиться к охоте на уньрки. Уже опустился мрачный сентябрьский вечер. В салоне, освещённом зелёными огнями приборной доски, было удивительно уютно. Мягко подвывал движок на прогазовке, да мерно пощёлкивали поворотники, когда Слава шёл на обгон.
– Вот, – назидательно молвил я, – налицо столкновение культур! С присущим оному разногласием в системе ценностей.
– Чего?
– Нашему дальневосточному знакомцу настолько понравилась финка, что он готов пойти на убийство ради обладания ею, а человеческая жизнь для него – тьфу и растереть. Тем более, что Лепяго и не человек вовсе, а какой-то вурдалак, по его словам.
– Чукчи, они на всю голову ушибленные, в натуре. Правильно про них анекдоты рассказывают.
– Иван Сергеевич вообще-то не чукча, а нивх, если я правильно понял.
– Какая на хрен разница?
– In re [27] , разница есть. Это два разных народа, каждый из которых считает себя настоящими людьми, а всех чужаков неполноценными, близкими к животным.
– Вроде как фашисты?
– Ты тоже чукчей за людей не считаешь, а они не считают за людей нас. Признание – это очень древний культурный феномен. Механизм его крайне сложен и практически не поддаётся изменениям. Ни у чукчей, ни у фашистов, ни у австралийских аборигенов.
– Фашисты же вообще были гады и беспредельщики!
– Ты, как эсэсовец, тоже педерастов за людей не считаешь и из одной посуды не станешь с пидором есть.
– Ильюха, они же в очко жарятся!
– Видишь, основание для культурного неприятия более чем серьёзное.
– По всем понятиям тоже серьёзное основание. Воры узнают, не простят.
– С евреями примерно та же картина.
– Ну, ты сравнил! – хмыкнул Слава, потом вдруг замолчал и через некоторое время добавил: – Хотя, в общем, да.
– Культурная пропасть, созданная евреями, чтобы не ассимилироваться с народами, среди которых жили, со временем вышла им боком. Научить людей толерантности будет очень сложно. В цивилизованных странах пробуют, но без особого успеха. Чужаков везде не принимают. Даже деревенские не понимают городских.
– Блин! Это сколько же нам открытий чудных готовит просвещенья дух! Ёшкин ты кот! – корефан резко крутнул рулём, чтобы не врезаться в «Хонду» с белокурой барышней, решившей вдруг сманеврировать. – Хорошо, что здравый рассудок не все потеряли.
– Вот-вот, Слава, неприятие всего инородного очень сильный фактор. Скорее лев возляжет рядом с ягнёнком, чем за одним столом воссядут иудей, фашист и гомик.
– Да ладно! В новостях только их и видишь. Сидят рядышком и за мировую интеграцию трут.
– Гм… Ну, есть изменения, – пробормотал я. – Хотя это только политики, что с них взять?
Слава подвёз меня к парадному. Ему очень хотелось посмотреть на Лепяго. Мы вылезли и стали оглядываться. Нелепой фигуры с капюшоном не приметили, зато позади зажглись фары, высветив нас, как зайчишку на дороге. Машина катила, горя жёлтым взглядом из-под насупленной морды.
«Волга»! – определил я и заметил передний номер Е 676 тт.
