Андрей Воронин - Пощады не будет никому
Но сделать этого Прошкин не успел. Дорогин ударил ногой Юрия Михайловича в пах, затем дважды в голову, и Прошкин оказался в том же кресле, из которого только что пытался броситься на Дорогина.
— Сиди и не дергайся, а иначе я тебя просто-напросто пристрелю, как заразного грязного пса. Знаешь, от таких избавляются, потому что вылечить их невозможно, только время убьешь. Сиди и слушай меня, — левой рукой Дорогин стянул с себя шарф.
Да, это он! Прошкин узнал его. За то, что в свое время он упек Сергея Дорогина в тюрьму, ему неплохо заплатили, но сколько, Юрий Михайлович уже не помнил. Слишком много времени прошло, слишком много воды утекло, слишком многих он отправил за решетку.
— Что тебе надо? — окровавленными губами пробормотал Юрий Михайлович. — Что тебе надо? Ты и так уже лишил меня всего.
— Нет, — сказал Дорогин, — у тебя еще осталась жизнь. Вот ее я и пришел забрать.
— Нет, нет, не убивай! — вжался в кресло когда-то всемогущий прокурор.
— Не убивать? — спросил Дорогин.
— Нет, пощади, помилуй! Хочешь, возьми деньги, вон там, в сейфе, он открыт, — Прошкин кивнул на сейф.
— Мне не нужны твои вонючие деньги.
— У меня дети! — тряся головой, бормотал Прошкин.
— У меня тоже были дети, — абсолютно мертвым голосом сказал Дорогин, — и жена у меня была, и работа у меня была. А теперь ничего нет, и это благодаря тебе. Правда, не ты один, но каждому по заслугам. Ты должен умереть.
Дорогин посмотрел на солидную люстру. Он понял, что она висит на крепком крюке. Прошкин сидел в кресле, дрожал, как побитый пес, затравленно озираясь.
А Сергей Дорогин стоял перед ним, сжимая в правой руке пистолет.
— Я, конечно, могу тебя пристрелить, но на такую мразь, как ты, даже пули жалко. Если ты повесишься, это будет лучшим выходом, и для тебя в том числе. Ты меня понял, Прошкин?
— Нет, только не это!
— Ты можешь говорить все что угодно, это ничего не изменит. Я пришел за твоей жизнью. Долгих шесть лет я ждал этого момента, только ради этого я и жил. И вот этот момент наступил, так что прими смерть как полагается, — и Сергей левой рукой вытащил из кармана куртки шелковый бельевой шнур. — Вот твоя удавка, гнусный прокурор, борец за законность. Вставай, залезай на стол!
Дорогин подвинул письменный стол Прошкина прямо под люстру, затем сбросил на пол все бумаги.
— А ну, становись на стол, завязывай петлю, привязывай ее к крюку! Быстро! Или ты хочешь, чтобы я это сделал?
— Нет! Нет! Пощади! — взмолился Прошкин, и по его щекам побежали слезы.
— Плачешь, скотина? Ну-ну, давай поплачь, это твои последние слезы.
Прошкин на дрожащих ногах, готовый лишиться чувств, залез на стол и принялся привязывать шелковый шнур к железному крюку. Дорогин стоял у стены, держа пистолет и целясь прямо в грудь прокурору. Прошкин дрожащими руками сделал петлю.
— Проверь, крепко ли держится шнур.
— Нет, нет, пощади! — Прошкин упал на колени.
Со стороны эта сцена выглядела комично. Прокурор в грязной, залитой коньяком белой рубахе стоит на столе, а над его головой покачивается петля.
— Ну, вставай!
— Нет!
— Вставай, я сказал!
— Нет!
— Вставай, — Дорогин сделал шаг, и Прошкин поднялся на ноги.
— Суй голову в петлю! Ну, быстро!
Прошкин сунул голову в петлю, нижняя челюсть тряслась.
— Вот видишь, это совсем не страшно, — сказал Дорогин.
— Нет! Пощади! — Юрий Михайлович Прошкин все еще надеялся, что этот страшный человек отступится и, может быть, откажется от своего страшного замысла.
Но лицо Сергея Андреевича Дорогина было совершенно спокойным. Пистолет не дрожал в его руке, а взгляд оставался тверд, в глазах читался приговор, причем более красноречиво, чем если бы его зачитал судья, облаченный в мантию. Дорогин понял с этим делом пора кончать, и он резко ударил ногой в стол. Тело, стол — все качнулось, веревка натянулась как струна, и, не удержав равновесия, Юрий Михайлович Прошкин повис, корчась, в петле.
Судороги продолжались недолго, секунд десять. Руки как плети упали вниз, язык вывалился изо рта.
— Вот и все.
Каблуки стучали о крышку стола.
— Вот и все. Не надо меня бояться, господин прокурор, не надо.
Сергей подошел к сейфу, вытряхнул все деньги в спортивную сумку, а затем прошелся по квартире, гася свет.
Он оставил дверь в квартиру Прошкина открытой. Неторопливо спустился по лестнице, жадно вдохнул морозный воздух, облизал пересохшие губы.
— Вот и все.
Машина доктора Рычагова стояла в соседнем дворе.
Снег уже припорошил стекла. Сергей открыл дверцу, сел и несколько минут сидел абсолютно без движения, как ему показалось, даже не дыша. Затем вставил ключ в замок зажигания, повернул его. Дворники принялись сметать снег с ветрового стекла.
Мягко заурчал мотор, и автомобиль, сдав немного назад, аккуратно выехал, развернулся и уже через пару минут мчался по ночным московским улицам.
По приемнику пел Элвис Пресли, меланхолично и спокойно. Эта песня как нельзя лучше соответствовала настроению Сергея, у него на душе сделалось спокойно и пусто, как в доме, из которого вынесли всю мебель. Он чувствовал себя уставшим и разбитым, будто после тяжелой, но хорошо выполненной работы. До утра было еще немало времени, и он решил заехать к Тамаре. Ему нужно было с кем-нибудь поговорить, ему требовалась женская ласка, теплые мягкие руки, ласковый голос.
«Да, она, наверное, удивится, когда увидит меня. Если она дома, конечно».
Глава 18
Маргарита Васильевна Прошкина провела ночь в объятиях своего молодого пылкого любовника. Она почувствовала себя лет на десять моложе, а вот любовник — лет на десять старше. Он так измучился, что даже не поднялся к завтраку, а продолжал спать. Единственным утешением были деньги, которые женщина оставила ему, сунув в карман джинсов, висевших на стуле, да и то лишь после того, как он их снял, вернее, сняла она сама.
«Ну и черт с тобой, — подумала женщина сразу о двоих — о муже и о любовнике. И от того, и от другого она уже поимела все, что хотела. — Ладно, поеду домой, — решила женщина, — а если он вдруг спросит, где я была, скажу, в бане. Так ему и надо! Я имею право даже сказать, что была у любовника. Он себе такое позволяет, то почему я не могу? Да, дети… Дети все поймут, они уже взрослые. Хорошо, что их нет дома, хорошо, что они уехали в Прагу на целых две недели и вернутся лишь после Нового года. Хорошо, что их в это время не было в городе. Зачем им испытывать позор, хватит того, что мне досталось».
О муже она думать не хотела, но тем не менее мысли все время возвращались к Юрию Михайловичу.
«Наверное, он уже трезв».
Она прекрасно знала нрав и характер своего мужа, прожила в ним уже немало. Если он начал пить с утра, то скорее всего сейчас уже трезв, ведь прошли целые сутки. Она взяла телефон, затащила его в кухню и оттуда начала названивать домой. Лишь потом вспомнила, что муж вырвал штекер вместе с коробкой.
«А, понятно, почему он не звонит. Ничего, я тебя заставлю, мерзавца, починить телефон, ты у меня еще за все заплатишь! Надеешься на легкий развод? Не дождешься, с разводом у тебя возникнут проблемы. Хорошо, что квартира, дача и машина оформлены на меня».
Маргарита Васильевна быстро накрасилась, привела себя в порядок. Она действительно выглядела помолодевшей лет на десять.
«Вот что делает секс с женщинами! — подумала она. — Не нужны никакие гимнастические залы, бассейны, тренажеры и прочая дребедень. Нужен лишь молодой любовник, и все будет в порядке. Тогда сердце станет работать как часы, а нагрузка равномерно распределится на все группы мышц. Да, с любовником мне повезло, хоть и стоит он, сволочь, недешево. Но того стоит. Главное, я себя чувствую прекрасно, а больше мне ничего и не надо».
Она накинула шубу, схватила свою сумочку. Чемодан с вещами она оставила в машине, в багажнике, так и не выгрузив его, наперед зная, что этот уход всего лишь попытка напугать мужа, что это лишь нервы сдали у него и у нее.
"Хотя, собственно говоря, что произошло? — размышляла Маргарита Васильевна, уверенно ведя машину. — Ну, сняли его видеокамерой в бане, такое случается со всяким мужчиной, достигшим определенного положения.
Кто-то на него имел зуб, вот и решил расквитаться.
Раньше или позже, но это должно было случиться. Хорошо, что еще не арестовали, не пришли прямо в дом, не надели наручники и под пристальными, любопытными взглядами соседей не вывели вниз и не затолкали в машину. А так дело кончится тихой отставкой, и будет мой Прошкин заниматься адвокатурой, ведь он давно хотел уйти на вольный хлеб. Знакомых у него много, и он будет, как и прежде, передавать и принимать взятки. Ведь он хорошо знаком и с теми, и с другими, — подумала Маргарита Васильевна о преступном мире и о мире борцов с преступностью. Примется сновать туда-сюда, и жизнь будет продолжаться. А о скандале скоро забудут, ведь и не такое забывается. Вон Белый дом штурмовали, гэкачепистов всех арестовали, посадили, а теперь они: кто губернатор, кто депутат думы, кто возглавляет всевозможные комиссии. В общем, первые люди в государстве, передовой эшелон. Как занимали хорошие должности и высокое положение, так и продолжают занимать. А скандал пошел им только на пользу. Может так случиться и с моим Прошкиным. Рано его пока списывать. Ну а если что, то тогда…" — Маргарита Васильевна прекрасно понимала, чемодан, куда сложить вещи, всегда найдется.
