Сергей Зверев - Приговор приведен в исполнение
– Пойдем! – Паша решительно потянул блондинку за собой. – Проветримся.
Выставив сонного Вовку за дверь, Дробин часа на полтора закрылся в багажном отсеке. Гуляй долго с остервенением колотил в дверь, проклиная Пашку и весь его род, после чего тут же и заснул. Когда его, наконец, впустили обратно, Вовка заметно успокоился.
– И все-таки, Паша, – заметил он, снова заползая на свое ложе, с которого его так бесцеремонно выбросили, – лучше бы ты кроссвордики поотгадывал.
– Сам отгадывай, – незлобно огрызнулся Дробин, успевший отправить девчонку. – Секс для меня сейчас – что-то вместо лекарства!
– Скажи еще, нервную систему успокаивает!
– Во-во, успокаивает. Женщина – она вроде анальгина от головы.
– Скорее от насморка, – сказал Вовка.
Дробин не понял.
– Почему от насморка? – удивился Паша.
– Ну как же, – Гуляй философски зацокал языком. – При сифилисе нос первым и отваливается. А уж потом все остальное.
– Да иди ты! – отмахнулся от друга Дробин, сразу почувствовав себя как-то неуютно. – Зараза ты все-таки, Гуляй, честное слово. Праздник человеку испортил.
– Невелик праздник, – не согласился Вовка. – По мне уж лучше на проспекте «матрешку» снять, чем с наркотой задом трясти. С другой стороны, оно и гигиеничней.
Гуляй знал, что говорил. В тринадцать лет, еще прыщавым пацаном, Вовку соблазнила сорокалетняя соседка. Он с родителями гостил у тетки в Волгограде. Однажды отец послал его на рынок купить дыню. В подъезде, с дыней под мышкой, Вовка и встретил Ольгу – Ольгу Николаевну. Первый раз оказался совсем нестрашным. Нагретые июльским солнцем накрахмаленные простыни запомнились Вовке почему-то сильней всего остального. Простыни и невероятно большие, почти в полгруди соски соседки. Таких Гуляй больше не видел ни у одной женщины, а их потом было немало.
Выпивший Вовка уверял, будто переспал с доброй сотней, самая младшая из которых ходила в восьмой класс. Самая старшая из его любовниц имела годовалую внучку. По-настоящему влюбился Гуляй только перед самой армией. Даже собирался жениться, но, видно, на роду у него было написано оставаться «кобелем и бобылем». Девушка умерла после аборта.
С сифилисом вышла другая история. Дробин с Гуляем и товарищами отправились в увольнительную. Было это то ли на двадцать третье февраля, то ли на восьмое марта. Небольшой городок, возле которого прилепилась их часть, ушел в запой. Солдаты нацелились идти в общежитие хлебозавода к знакомым девчонкам, но по дороге Вовка отстал в пивной. Пока он там представлялся местным приятелям, один из них возьми и ляпни, что, кажется, подцепил триппер или что-то вроде этого. И если б только подцепил. Он до анализов успел переспать с той самой сто одиннадцатой комнатой, куда нацелились Вовкины сослуживцы, а значит, стопроцентно, что он и их заразил.
Гуляй переспросил: «Ты всех трех оттрахал?»
«Нет, – отмахнулся приятель, заливая горе разбавленным пивом. – Только двух…»
Олимпийский марафон меркнет по сравнению с тем, как несся Вовка к общаге, тщетно надеясь в душе, что еще не поздно, что друзья еще не сняли штаны. Он не бежал – летел и едва не сбил на перекрестке лейтенанта из армейского патруля. Еще минут пять ушло на объяснение с ним. Пока под гогот патрульных Вовка подбегал к общаге, в окне третьего этажа потух свет. Потом Гуляя не пускала вахтерша, и Вовка кричал под окнами. Потом он лез по водосточной трубе, проклиная себя и тупых своих друзей. В довершение ко всему Гуляй перепутал комнаты и ввалился в форточку к бухгалтерше, той, у которой, как позже выяснилось, была внучка. Но Вовка успел. Для его сослуживцев все закончилось хорошо. Приятель из пивной был впоследствии жестоко бит. Самого Гуляя друзья зауважали еще больше и присвоили почетную кличку «Санитар».
Самолет с восходящей звездой отечественной попсы медленно летел над горным хребтом. Впереди, за пепельно-серыми скалами, начинался совсем другой мир. Святой не любил эти марсианские пейзажи. Бывшие советские Средняя Азия и Закавказье вызывали у него тоску своей средневековой нищетой, которая соседствовала с шикарными автомобилями и роскошными дворцами новых властителей, а их гостеприимство уступало место ненависти и страху. Власть и деньги здесь значили меньше, чем слово пророка Мухаммеда, а людская жизнь не стоила ничего. Святой видел этот мир изнутри глазами солдата тогда уже чужой страны и понял только одно: маршируя по дорогам Азии, нельзя останавливаться, потому что в движущуюся мишень попасть труднее. Чего он действительно никак не мог взять в толк, так это зачем Сытых вез сюда Стэллу. Нужно было иметь или очень вескую причину, или поистине куриные мозги, чтобы добровольно отправиться с гастролями в страну вышедшего из подполья ислама.
Уловив удобный момент, Святой пересел ближе к продюсеру:
– У меня к тебе осталось несколько вопросов.
– Можно подумать, – недовольно заметил Сытых.
Его тяготило присутствие Дмитрия, но он старался не подавать вида. Святого представили как спецкора элитного столичного журнала, готовящего забойный цикл фотографий о Стэлле и ее команде. У Святого не было отбоя от желающих попозировать. Самыми назойливыми оказались мальчики из танцевальной группы. Одному он в конце концов пообещал набить морду, если тот подойдет к нему ближе чем на метр.
– Ну, так о чем же ты собирался спросить на этот раз? – Сытых уставился в пол.
Продюсер не любил, когда ему смотрели в глаза, хотя если надо, смог бы выдержать даже взгляд медузы Горгоны и не покраснеть.
– Эта чертова дыра, куда мы летим…
– Независимая республика, – поправил Святого собеседник, давая понять, что в некоторых вопросах следует быть щепетильнее.
Может, в другой раз тот и не обратил бы внимания на иронию, скрытую в словах продюсера, но сейчас не сдержался.
– И ты, и я, – в голосе Святого появились металлические нотки, – прекрасно знаем, что это не республика, а дыра, из которой ежегодно выкачивается несколько тонн героина и еще бог знает сколько проходит транзитом. Всем вокруг плевать, кто сделал настоящую Стэллу наркоманкой. В соседнем салоне в данную минуту от «кокса» народ стоит на ушах, в то время когда ты цедишь греческий коньяк.
– Человек сам выбирает: пить ему коньяк или садиться на иглу, – философски заметил бизнесмен. – Можно еще как ты – пытаться изменить этот мир. Последнее, хочу заметить, не менее вредно для здоровья.
– Я не верю, будто концерты Стэллы – коммерчески выгодное мероприятие.
– Просто у тебя нет чутья. Деньги не всегда являются результатом математически выверенной логики. Зарабатывать их – значит поступать нелогично.
– Особенно, – добавил Дмитрий, – если это грязные деньги. Кто-то хочет стать богатым, чтобы жить без проблем, а вместо этого имеет проблем еще больше. Вот уж где нет и намека на присутствие логики. Возьмем тебя, например. Арендовал самолет, который, того и гляди, начнет разваливаться прямо в воздухе; собрал кучу отъявленных дегенератов и летишь с ними в республику, где каждую минуту может вспыхнуть гражданская война. Зачем, спрашивается?
На лице продюсера появилась кислая улыбка.
– К куче дегенератов добавь еще трех ненормальных с оружием, темным прошлым и не менее темным будущим, – проговорил Сытых.
– Ну-ка, что это за разговоры насчет прошлого?
– Да так, навел кое-какие справки.
Дмитрий насторожился. В воздухе им ничего не грозило, но кто мог точно знать, что их ждало внизу, на земле.
– Я с друзьями собрался прикончить одного негодяя, – сказал Святой.
Сытых совсем не удивился. Наоборот. Только исключительно из приличия продюсер уточнил:
– Надеюсь, негодяй не знает о вашем решении.
– Не уверен, – честно признался Дмитрий.
Сбор информации о наркодельце шел по принципу обратной связи: чем больше Святой узнавал про Эмира, тем уязвимей становился сам. С того момента, как Бодровский пошел на прямой контакт со Святым, акция банкира превратилась в секрет Полишинеля.
Внезапно салон первого класса погрузился в полумрак. Стэлла решила немного вздремнуть. Это вызвало у Сытых тихое негодование.
– Хороша дура, – зашептал он. – Полчаса осталось, а она собралась спать!
– С настоящей Стэллой было проще?
Продюсер перешел с шепота на шипение:
– Еще хуже. Теперешняя, по крайней мере, не колется.
– Пока, – заметил Дмитрий. – Но при твоем бизнесе это временное явление. Назад из Азии повезешь наркоту. Я угадал?
Человечек в кресле напротив издал протяжный стон и вдруг закудахтал, давясь от смеха. Из черно-зеленых глаз его брызнули слезы. Лицо побагровело и стало похожим по цвету на советский паспорт.
– Наконец понял! – Повизгивая от восторга, Сытых театрально запрокинулся набок. – Ты уверен, что я серьезно занимаюсь травкой! – Он вцепился Рогожину в локоть и начал трясти его, повторяя: – Я перевожу наркотики?! А что еще? Продаю человеческие органы, граблю музеи?! Здесь ведь раньше в музеях было много ценного…
