Николай Иванников - Вепрь
— Но он же в Петербурге, — ехидно заметил Жорж.
— Я пошутил, — быстро проговорил парень. — Он вчера вернулся. Так я позвоню?
Краб кивнул. Набрав номер, парень обрадовано закричал в трубку:
— Сморчок, привет! Ты уже проснулся? Уже встал? Чем ты собираешься сейчас заниматься? Ехать в клуб? Это хорошо, приезжай скорее. Надо, есть срочное дело. Нет, кассиру деньги я отдал, тут всё нормально. Короче, приезжай как можно скорее. Возникло несколько вопросов… Приедешь — узнаешь.
Он положил трубку.
— Что ж, — Краб поудобнее устроился на стуле, — мы подождём…
* * *Номер квартиры он не знал, да это было и не важно.
Войдя в подъезд, он наугад поднялся на второй этаж и позвонил в первую попавшуюся дверь. Открыл мальчишка лет тринадцати.
— Здравствуй, мальчик, — сказал Ахмет как можно мягче, чтобы не испугать своим акцентом. — В вашем подъезде недавно поселилась девушка. Ты должен был ее заметить, она такая…
— Угу, видел такую, — ответил тот. — У нас вселились две видных. Одна блондинка, вторая рыжая, но обе… — мальчишка расцвел.
— Да-да-да, мне нужна блондинка. В какой она квартире, ты мне не подскажешь?
— А они вместе живут. Поселились в восьми десятой, у Лебедевых.
— Спасибо, мальчик, — замогильным голосом поблагодарил Ахмет.
— Как, спасибо? А деньги?
— Какие деньги? — Ахмет очень удивился.
— На чай. За информацию.
— Ну ты даешь! Тебя как зовут, мальчик?
— Витька. Котомкин.
— А ты почему не в школе, Витька Котомкин?
— Я и так все знаю. А труд должен вознаграждаться.
Покачав головой, Ахмет достал из бумажника десять тысяч и подал малолетнему вымогателю.
— Держи, Витька Котомкин. И прекращай готовить себя в лакеи.
Мальчишка, очень довольный свалившимися ему на голову деньгами, торопливо захлопнул дверь, пока странный гость кавказской наружности не передумал.
Ахмет вызвал лифт. Поднялся на восьмой этаж, подошел к восьмидесятой квартире и постучал. К двери кто-то подошёл.
— Кто там? — спросил осторожный женский голос.
Ахмет нахмурился, покачав головой: это была не Славянка.
— Извините, пожалуйста, — он слегка наклонился к двери, — это квартира Лебедевых?
— Да.
— А как бы мне услышать Морозову Ярославу?
Последовало продолжительное молчание. Потом голос осторожно спросил:
— А кто её спрашивает?
— Передайте, что её спрашивает Ахмет, я от Елизаветы Петровны Ливергант. Она поймёт.
— Ах, так вы от Лизаньки! Да-да, она рассказывала!
Дверь перед ним распахнулась, и Женька Носова предстала перед ним во всей своей красе: в той же полупрозрачной блузке, из глубокого выреза которой выпирали наружу ее женские прелести, и в коротенькой юбочке, выставляющей на обозрение её стройные ноги.
Впрочем, сейчас ему было глубоко наплевать. Едва только дверь перед ним открылась, он шагнул в прихожую, небрежно отодвинул Женьку с дороги и заглянул в комнату. Потом в другую. Повернулся к Женьке.
— Где она?
— В ванной. А что это вы…
Не слушая ее, он, снова отодвинув её с дороги, подошел к двери ванной и дёрнул за ручку. Заперто.
— Кому там не терпится? — сквозь шум воды спросила Славянка. — Это ты, Женька? Вылезаю я, вылезаю, не дёргайся!
Ахмет взялся за ручку двумя руками и рванул изо всех сил. Дверь сухо хрустнула, появилась щель. Он рванул снова. Дверь раскрылась, и Славянка, стоявшая под душем, ойкнув, присела.
— Вылезай, — потребовал Ахмет. — Быстро.
— За…зачем? — от неожиданности Славянка начала заикаться.
Сдёрнув с крючка большое махровое полотенце, Ахмет бросил его девушке.
— Быстро, — повторил он. — Я не собираюсь тебя ждать.
— А что случилось? — она торопливо заворачивалась в полотенце. — Что за срочность? И зачем ты сломал дверь?
Вместо объяснений Ахмет выдернул пистолет и выстрелил в умывальник. Расколовшись, он со звоном осыпался на кафель. Славянка с визгом вскочила на край ванны, Женька тоже визжала, зажав уши ладошками.
— Заткнись, сука, — пистолет, больно стукнув по зубам, втиснулся ей в открытый рот.
Женька тут же смолкла.
Ахмет, одной рукой обхватив Славянку за талию, поставил её перед собой.
— Диск у тебя?
— К-какой диск?
Тяжёлая оплеуха заставила её понять, о каком диске идёт речь.
— Да, он у меня…
— Давай. Быстро.
Он втолкнул её в комнату, затащил туда же Женьку, приставив ей к виску пистолет.
— Поторопись. Мне нужен диск. И одевайся. Ты мне тоже нужна.
Не отводя от неё прищуренных от ненависти глаз, он внимательно наблюдал, как Славянка, с испугом поглядывая на него, копается в своей сумке. Вдруг перед его взором появилось окровавленное, изуродованное лицо его маленькой хозяйки, перепуганной и почти голой, на которую всего час назад какая-то сволочь точно так же направляла пистолет и требовала компакт-диск. У неё не было диска, и сволочь эта со злости сотворила с хозяйкой такое…
В своё время он и за меньшее вспарывал животы и засыпал внутренности перцем!
К горлу подступил комок. Пистолет дрогнул в его руке, и он, испугавшись, что случайно выстрелит в трепещущую в его руках Женьку, оттолкнул её, засунув пистолет за пояс.
Он с удивлением понял, что по щеке у него стекает слеза, и он торопливо утёр её кулаком.
Хозяйка… Маленькая хозяйка, такая худенькая и беззащитная, всегда старающаяся казаться строгой и беспощадной… Она повсюду таскала его за собой, никому не доверяла, кроме него, своего преданного пса. И его ничуть не смущало, что он был всего лишь ее рабом. Понадобится шагнуть в огонь, чтобы доставить ей удовольствие, Ахмет не задумываясь сделает это. И если придется мстить за нее, он будет беспощаден…
И вот пришло время мстить.
Однако он почему-то не чувствовал в себе сил убить копавшуюся в бездонной сумке девчонку…
Со Славянкой же все происходило наоборот. С каждой секундой она чувствовала себя все увереннее, но испуганной маски с лица не снимала. На всякий случай.
Компакт-диск попадался ей в руки уже несколько раз, но она каждый раз откладывала его в сторону, потому что искала другое. Как только Славянка увидела, что Ахмет отпустил Женьку и убрал пистолет, мгновенно выхватила из сумки «парабеллум», отобранный у Краба, и, вцепившись в него двумя руками, направила на Ахмета. И сразу же растерялась, потому что не знала, что делать дальше.
— Подними руки, — велела она. — Подними, а то выстрелю!
Снова утерев слезу, Ахмет махнул на неё рукой и присел на край кровати.
— Ты что здесь расселся? — Славянка совсем растерялась. — Ну-ка встань и подними руки!
Он грустно взглянул на неё.
— Девчонка ты. Как ты, интересно, собралась убить меня, если даже не знаешь, как снимать эту игрушку с предохранителя? И поправь полотенце, у тебя титьки вываливаются. А лучше оденься и пойдём со мной. Уж я-то умею пользоваться оружием, поверь мне…
Ахмет встал и шагнул к ней. Славянка испуганно отшатнулась, но пистолета не опустила.
— Ты врёшь, — сказала она.
Впрочем, особой уверенности в её голосе не было.
— Ты врёшь, здесь нет никакого предохранителя…
Он со вздохом отобрал у неё «парабеллум», засунул его тоже за пояс и, взяв её за лицо, хорошенько встряхнул:
— Запомни, девчонка: предохранители есть на любом оружии. Как страховка. От таких идиоток, как ты… А твоя пушка — изобретение Люгера образца 1904 года, калибр 9 миллиметров, флотская модель — имеет еще и автоматический предохранитель, он не даст произвести выстрел, если пистолет держат не по форме, например, так идиотски, как его держишь ты. «Пара беллум» по-латыни, девочка моя, значит: «Готовься к войне»… Так ты будешь одеваться или будешь готовиться к войне? И не забудь диск!
Славянка вытащила из сумки диск, без всякого сожаления отдала его Ахмету и кинулась одеваться.
— Зачем я тебе понадобилась? Что собрался со мной делать?
Ахмет не отвечал.
— Куда ты меня ведёшь?
Он молчал все время, пока они шли к машине, молчал, когда через перекопанные улицы выезжали на центральный проспект, молчал, слушая вопросы Славянки. Однако она не унималась.
Ей было страшновато («Влипла я все-таки с этим чертовым диском, ох и влипла!») и в то же время ее занимало, зачем она понадобилась Ахмету. Мысль о том, что её хотят убить, в голову как-то не приходила. Для этого вовсе не обязательно было куда-то её вывозить. Он бы мог в одну секунду сломать ей шею там, в квартире.
Куда же он тогда её везёт?
Славянка рассуждала здраво. Только одного она не учла — Ахмет пока сам толком не знал, куда он направляется. Перемазанное кровью, искаженное гримасой ужаса и боли лицо маленькой хозяйки не выходило у него из головы, и временами он отключался от реальности, представляя себе, как будет мстить.
