Михаил Серегин - Бесы в погонах
– Что случилось, батюшка? – подошел к нему милиционер. – Кто это?
– Киллер, – честно ответил священник; запираться смысла не имело. – Кличка Торпеда. Вы бы его перевязали, чтобы совсем кровью не истек…
– Щусев, займись, – распорядился патрульный и снова повернулся к священнику. – А кто его, вы?
– Нет, – покачал головой священник. – Ваши подстрелили.
– А сюда… зачем? – Милиционер явно не просекал всей логики действий священника.
– Здесь Багрянский жил…
– А-а… председатель московской комиссии, – сразу понял патрульный и снова задумался. – А зачем к нему?
– Интерес у комиссии был, – сказал первое, что пришло в голову, отец Василий. – Вы позволите, я пройду руки помою?..
Глаза милиционера забегали, но потом он решил, что если священник как-то к этому делу причастен, то улик и так выше крыши, и разрешил.
– Проходите…
Отец Василий пробрел в ванную комнату и пустил воду. Сунул руки под горячую струю и замер. Он понимал, что схватка со злом проиграна, и если Торпеда хоть на четверть прав, не пройдет и часа, как ситуация снова изменится и не в сторону сил справедливости и добра. Священник начал задумчиво смывать липкую кровь, но она все капала и капала с пропитанных насквозь рукавов, делая бессмысленными все его труды.
* * *
Потом приехали врачи «Скорой». Не обращая внимания ни на священника, ни на администратора с дежурной, ни на оцепеневшего мужика в зеленых трусах, ребята быстро оказали первую помощь, поставили тампон, и врач деловито распорядился:
– На носилки и вниз.
– Стоп-стоп! – раздалось от входа. – Это наш клиент.
Священник поднял голову: в дверях стоял помощник Виталия Сергеевича, кажется, его звали Коля.
– Большая кровопотеря, – сухо пояснил врач. – Если не влить крови, он долго не протянет. Должны понять…
– Вас это не касается, – сурово оборвал его Коля и сунул в нос врачу удостоверение.
– Мне по хрену, кто вы, – несогласно покачал головой врач. – Потому что, если…
– Отправьте доктора в его машину, – распорядился Коля, и бравые омоновцы подхватили врача под руки и вывели из номера.
– Ну вот… – с удовлетворением присел над обессиленным киллером Коля. – Что и требовалось доказать. Так. Торпеда?
Киллер смотрел отчужденно, с легкой, блуждающей по белому лицу усмешкой.
– Взять его! – распорядился Коля. Он дождался, когда киллера подхватят под мышки и вынесут из номера, и оглянулся на отца Василия.
Священник смотрел ему в глаза прямо и безотрывно.
– Ну, и чего ты на меня уставился? – недовольно поинтересовался Коля. – Каждому – свое; это не я придумал.
Он развернулся и вышел.
Священника тронули за плечо. Он развернулся.
– Слышь, батюшка, – растерянно спросил мужик в трусах. – Это чего здесь происходит?
– Человека убивают, – тихо ответил отец Василий и вышел вслед за Колей из номера.
Он медленно прошел по коридору, держась рукой за перила, спустился по лестнице на первый этаж, и, когда уже проходил мимо стойки администратора, на улице раздался негромкий, но отчетливый хлопок. Священник вздрогнул и помчался вперед. Он выскочил из высоких стеклянных дверей и кинулся к стоящей у ступенек гостиницы милицейской машине.
Торпеда лежал на асфальте, раскинув руки, и смотрел мертвыми глазами в черное ночное небо.
– Быстро вы его, – покачал головой отец Василий. – Не думал, что так… споро.
– На конвой напал, – с усмешкой пояснили ему. – Наверное, думал, что самый крутой…
* * *
Отец Василий пришел домой около двух часов ночи. Он содрал с себя пропитанную чужой кровью одежду, сунул ее в стиралку, встал под душ и начал мыться, яростно сдирая с себя мочалкой запах смерти. Но сколько бы он ни терся, ощущение грязи, греховности не проходило. И тогда он решительно вытерся, надел чистое белье, брюки, рубаху, подрясник и рясу и почти бегом отправился в храм.
– Что так рано, батюшка? – заполошенно выскочил из своей сторожки Николай Петрович, но священник только махнул рукой.
Дрожащими от возбуждения руками он открыл храмовые двери, пробежал к иконе Николая Чудотворца и упал на колени, чтобы встать лишь к восьми утра, за считанные минуты до начала службы. Потому что никакого иного средства для очищения души, кроме покаяния, для него просто не было.
* * *
Санька и Макарыч разыскали отца Василия, когда служба уже подходила к концу. Они с колоссальным трудом дотерпели до завершения и, отталкивая друг друга, подлетели к священнику.
– Батюшка! Батюшка! – наперебой заговорили они. – А где этот… наш?..
– Он уже божий, – печально констатировал факт отец Василий.
– Не понял… – протянул Макарыч. – Он что, помер?
– Преставился раб божий, – печально кивнул священник.
Макарыч тут же заорал на Саньку:
– Ты что, осторожнее не мог работать?! Олух!
Он явно подумал, что киллер умер вследствие пыток. Бывает такое у молодых и не слишком опытных ментов. Всего один неосторожный удар, и не только вся работа насмарку, так еще и «мундир заляпан».
– Ей-богу! Андрей Макарович! – испугался лейтенант. – Честное слово, там все тики-так было! Хочешь, у батюшки спроси!
– Это правда? – уставился на священника Макарыч. – Он… это… ну, как его…
Старому рубоповцу никак не давалось высказать свое главное подозрение: а не убил ли лейтенант Мальцев человека, пусть даже и киллера?
– Санька здесь ни при чем, – облегчил его страдания отец Василий. – Его человек Лядова застрелил. При нападении на конвой.
– Лядова?! – хором выдохнули рубоповцы. – Когда?!
– Этой ночью. Давайте-ка лучше перейдем в беседку, не дело о таких вещах в божьем храме толковать…
Священник широким, спокойным шагом сделавшего все, что только можно, человека вышел из храма и направился в заросшую акацией беседку. Рубоповцы бежали вслед, как телята за мамкой, и отец Василий еще раз с горечью осознал, сколь низко роняет человека чувство вины. Неважно, признана эта вина обществом или не признана.
Он сел и начал рассказывать все как было, слово в слово. Но даже когда отец Василий завершил, ни Макарыч, ни Санька еще долго не могли проронить ни слова.
– Ну вот, Санек… – выдавил наконец Макарыч. – Все и закончилось. Пошли…
– Куда вы? – спросил вслед поднявшимся бывшим милиционерам священник.
– Решения своей судьбы ждать, – обессиленно махнул рукой Макарыч и вдруг недобро добавил: – Но вы тоже не расслабляйтесь, и за вами приедут.
* * *
Отца Василия вызвали в РОВД только к обеду. Следователь, тот же самый, что вел когда-то дело о похищении Катерины, внимательно выслушал размеренный, пропитанный горечью рассказ священника и недоверчиво покачал головой.
– Ну, не знаю, батюшка, что вам и сказать… Получается так, что Торпеда выдал компромат на самого губернатора? А Иван Семенович виновен в политическом убийстве?
– Получается так, – согласился священник.
– А подполковник Лядов в этой истории и вовсе выглядит какой-то сводней между бандитами и администрацией?
– Да, выглядит, – согласился священник.
– И вы хотите, чтобы я все это зафиксировал в официальных документах?
– Вы спросили, я рассказал, – пожал плечами священник.
– Ну, не знаю… – Следователь встал со стула и, сунув руки в карманы брюк, задумчиво зашагал по кабинету. – Может быть, Торпеда врал?
– Возможно, – кивнул священник. – Хотя обычно люди перед смертью не врут.
– Торпеда не обычный человек, – вздохнул следователь. – Тут к нам из Питера та-акое досье на него прислали! Он мог и перед смертью свою собственную линию гнуть.
– Мог, – согласился священник.
– И все-таки вы настаиваете на своем?
Следователь так и подталкивал священника к самому очевидному решению: не поднимать волну, выпустить из поля зрения некоторые, прямо скажем, спорные вопросы и ограничиться констатацией происшедшего. Но отец Василий оказался глух к голосу разума.
– Я не могу врать, – прямо сказал он. – Тем более в таком деле. За этим жизни человеческие стоят – вы меня понимаете?
– Надеюсь, что да, – печально вздохнул следователь и подвинул к отцу Василию стопку листов серой, низкокачественной бумаги. – Тогда пишите. А я Аркадию Николаевичу пока позвоню.
* * *
Скобцов прибыл самолично. Он схватил со стола исписанные размашистым почерком листы и впился в показания глазами. И чем дальше он читал, тем мрачнее и безжизненнее становилось его лицо.
– Вы что, батюшка, охренели? – только и спросил он, едва дойдя до половины текста.
– Я описал все, как было, – смиренно произнес священник.
Скобцов сжал челюсти, напрягся и разорвал стопку бумаги пополам. Сложил вдвое и еще раз разорвал пополам, и еще раз!
– Я не самоубийца! – выдохнул он. – Это понятно?!
– Понятно, – кивнул отец Василий.
