Михаил Серегин - Разборки в Японском море
– Если еще раз я его здесь увижу, – яростно сипел он, – я его на мелкие кусочки разорву, а тебя, суку недотраханную, за борт выкину! Ты что думаешь, – Михей аж подскочил на диване, – он в тебя втюрился? Да он рад тебе под юбку залезть только затем, чтобы мне насолить! А ты уши развесила! – презрительно глянул он на Валентину.
– Он как раз говорил мало, так что уши развешивать у меня повода не было, – осмелилась возразить она.
– Ты мне еще поговори, тварь неблагодарная! – заорал он, вскочил и метнулся было к ней, сжимая кулаки.
– Только ударь! – тоже разошлась Валентина, отпрянув к стене. – Ты меня больше не увидишь!
– Куда же ты подашься? – злобно ухмыльнулся Михей, немного успокоившись. – К этому лохматому на корабль? Так он тебя и ждет! Или ты решила весь его экипаж, всех этих ублюдков недоношенных обслуживать? Меня позорить, а? – На последней фразе он снова сорвался, и его хриплый голос неестественно резко взлетел вверх и задребезжал.
– А это не твое дело, братец, – язвительно прошипела Валентина, – я не твоя собственность. Сама распоряжаюсь своей жизнью.
– А вот здесь ты ошибаешься, сестричка, – ехидно процедил Михей, – ты не просто моя сестра, ты в этом бизнесе. А из него, в случае отказа работать и приносить прибыль, путь один – ногами вперед.
– Ох ты! – нервно рассмеялась Валентина. – Так я тебя и испугалась! Смотри, вся дрожу!
– Не зли меня, шлюха! – Нахмурившись, Михей снова наступал на нее.
– Ну давай, убей меня, – хорохорилась она, – я жду. Или кишка тонка?
– Эх, дура, – разочарованно выдохнув и словно устав, Михей отступил и опять плюхнулся на диван. – Ты даже не понимаешь, как позоришь меня!
Его лицо сделалось горестно-мрачным. Зато в глазах Валентины пылал враждебный пламень. Она знала, что брат по-своему любит ее и никому не даст в обиду, она отдавала себе отчет, что он дорожит ею и все его угрозы так и останутся угрозами. Это давало ей преимущество, но порой и она, уверенная в своей безнаказанности, все же пугалась. Гримасы и грубый голос брата иногда наводили на нее страх, и ей казалось, что в состоянии гнева он способен убить ее.
– У меня с ним ничего не было, – сжалилась она над Михеем, – а ты развопился!
Валентина с жеманной укоризной посмотрела на брата.
– А если будешь продолжать в том же духе – угрожать, обзываться, – расхрабрилась она, – так я с ним пересплю и сделаю так, чтобы все об этом узнали.
– Не грози, – пробурчал Михей, – меня не испугаешь.
– А что ж ты тогда о позоре кричишь? Значит, боишься, именем своим дорожишь. А в глазах людей не такой уж ты хороший, – едко усмехалась она, – и вице-губернатору, говорят, ты больше не нужен…
Валентина была не очень хорошим психологом, иначе она, не желая быть мишенью для братских оскорблений, не стала бы этого говорить. Глаза Михея налились кровью, и он, уставший бушевать, вдруг обрел всю мощь негодования. Он вскочил с дивана, будто ужаленный. Фраза Валентины задела его чувствительный нерв – он и сам начинал понимать, что Луганов не доверяет ему как прежде, и более того, у Михея имелись подозрения, что Федор Николаевич хочет избавиться от него. Это ударяло не только по интересам Михея, но и по его самолюбию, которое разрасталось и делалось тем более уязвимым – парадокс власти, – чем шире распространялась его власть, чем выше поднимался он по социальной лестнице. Хотя последнее замечание не совсем здесь уместно. Ведь, несмотря на все попытки Михея проникнуть в святая святых политической элиты, на стремление управлять посредством таких людей, как Луганов-старший, судьбами простых смертных и жизнью региона, он так и остался бандитом.
Внезапное изменение планов Луганова-старшего дополнительно ударило по его честолюбивым желаниям вырасти в политическую фигуру. Тут не спасали даже деньги. Михей все яснее сознавал, что стал частью некой игры, отдельным элементом в системе завоевания Лугановым абсолютной власти на острове. Такое пренебрежение им как партнером и использование его в качестве пешки получило сегодня новое подтверждение – вице-губернатор готов был плюнуть на его, Михея, интересы и чуть ли не ставил выше его какого-то там пирата. И Валентина своим замечанием задела болезненно обнаженный нерв.
Михей, взвыв и чуть не уронив Валентину, выбежал из каюты. Телохранители сначала ничего не поняли. Разъяренный Михей не дал им никаких инструкций, и они, повинуясь негласному закону постоянного следования за хозяином, хоть и с промедлением, но устремились за ним.
* * *
Року, после того как они выкрутились из, мягко говоря, щекотливой ситуации, да еще ткнули носом Михея в лужу, словно щенка, казалось, что оставаться на «Кураже» дольше не следует. Но Боцман с Дудником, заявив, что девочки оплачены, что им нужно когда-то расслабляться, просто настояли на этом. Он бы мог, конечно, использовать силу своей власти, чтобы сразу же отправиться на «Вэндженс», но ему показалось, что друзья сочтут его трусом, а кроме того, ему было весело наблюдать, как ярится Михей. Если уж ему, Року, пришлось пойти на временную уступку Луганову-старшему, так пусть хоть, думал он, это тягостное для него положение, обернувшись другой гранью, подарит ему возможность плюнуть Михею в физиономию. Поэтому он согласился, но предупредил Дудника и Череватенко, чтобы дольше положенного времени не задерживались. Сам он, после того как сделал несколько ставок и все проиграл, не стал продолжать. Он сидел за столиком в баре, потягивал текилу с лимоном и оглядывал веселившуюся публику. Все, казалось, идет как обычно, и никаких поводов для волнений нет, но он чувствовал, что атмосфера на «Кураже» становится все более напряженной. Мумба крутился у рулеточного стола с какой-то блондинкой, Палермо, сидя за покерным столом, что-то объяснял девице в красном платье, а на них в это время бросали цепкие взгляды охранники. Он и сам ощущал на себе эти настороженно-выжидательные взоры, стоило ему поднять лицо от стола. Сделав еще один глоток кактусового самогона, чем, по сути, является текила, он достал телефон и позвонил на корабль.
Прошло еще по крайней мере пятнадцать минут, прежде чем он услышал топот ног, раздавшийся с трапа, который вел в казино. Он резко повернулся ко входу и увидел ворвавшегося в зал Михея. Тот был бледен, как хладный труп, но в его глазах горел поистине адский огонь. После разговора с Лугановым-старшим Михей сорвался на сестре, но его раздражение не исчезло. Оно только нарастало с каждой минутой, ударяя в голову стальным молотом. Наконец, когда он уже не мог себя контролировать, он вскочил и выбежал из каюты. Телохранители, поджидавшие его в соседнем помещении, не сразу поняли, что происходит, поэтому кинулись следом с большим опозданием.
Вломившись в казино, Михей на секунду замер, крутя шеей, точно она у него затекла. Ближайшие ко входу посетители испуганно отпрянули от него и попятились назад, освобождая вокруг него пространство. Наконец Михей увидел своего обидчика. Зарычав, словно раненый дикий зверь, он рванулся к нему и как бульдозер врезался в толпу зевак. Тех, кто не успел уйти с его дороги, он просто сбивал с ног, даже не пытаясь кого-то отстранить. Он ломился напрямую, не замечая ничего и никого на своем пути. Никого, кроме Рокотова. Выхватив из-за пояса револьвер, он направил его на Сергея, продолжая свое прямолинейное движение.
Нужно сказать, что с самого открытия «Куража» Михей завел правило, чтобы никто не появлялся на его борту с огнестрельным оружием. Поэтому всех вновь прибывших обыскивали охранники еще на дебаркадере. Но на себя Михей это правило не распространял, поэтому и чувствовал себя сейчас так уверенно.
– Сука, падла! На кого ты письку дрочишь, волк позорный?! – вопил Михей, стремительно надвигаясь на столик, за которым сидел Сергей.
Рок в одно мгновение оценил ситуацию и… остался сидеть на месте. Он понимал, что, будучи в таком разъяренном состоянии, Михей не сможет выстрелить прицельно, и, возможно, будет лучше, если он позволит ему подобраться поближе. К тому же, плохо себя контролируя, авторитет забыл взвести курок револьвера. Если еще учесть, что Михей должен был подумать о деньгах, которых его лишил Рокотов, то можно было бы предположить, что Михей вовсе не собирается его убивать. Это, конечно, было слабым доводом, потому как, доберись он до Рокотова, он бы постарался его, во всяком случае, сильно покалечить. Это в планы Сергея не входило. Он стрельнул глазами по сторонам, определяя местоположение охранников, и когда его взгляд снова поймал тяжелое колыхание михеевской туши, которая была уже в нескольких метрах от него, понял, что ошибался: палец Михея до того сильно надавил на спусковой крючок, что побелели суставы.
– Ну все, паскуда, конец тебе. – Михей на мгновение остановился почти у самого столика, взвел курок и направил дуло револьвера на Рокотова.
