Андрей Воронин - Двойной удар Слепого
– Ну, в тот момент, когда он и Джульетта Лоренцетти предавались радостям жизни.
– Нет, генерал, вы ошибаетесь. В бумагах написано несколько по-другому.
– Как по-другому?
Глеб процитировал четыре строки из оперативной записки, которую ему дал генерал Потапчук.
– Они, генерал, только намеревались предаться этим самым радостям.
– И что, это такая существенная разница?
– По-моему, весьма существенная. Не знаю, может, я ошибаюсь, но мужчина-снайпер, даже тот же Мерцалов, наверняка понаблюдал бы за тем, как трахаются Аль-Рашид и его Джульетта.
– Почему ты так думаешь?
– Я бы, во всяком случае, поступил так. Вполне возможно, что это не аргумент, но тем не менее… Вы бы полюбопытствовали, как это у них произойдет?
– Возможно…
– Будьте искренни, генерал.
– Полюбопытствовал бы.
– Вот видите.
– Ничего я не вижу! Ты к чему клонишь, Глеб?
– А к тому, что стреляла в висок Аль-Рашиду женщина.
– Что?! – воскликнул генерал Потапчук.
– Стреляла женщина.
– В твоих соображениях, Глеб, несомненно есть логика. Но куда она ведет, я еще не пойму.
– Послушайте, генерал, но вы же понимаете, что российско-норвежско-саудовско-аравийский контракт очень важен и для того, чтобы его сорвать, не жалко ничего? Особенно для нашего бывшего восточного друга, обложенного санкциями ООН?
Потапчук очумело уставился на своего лучшего агента. Во взгляде генерала отчетливо читалось опасение, что Слепой, на почве перегрузок, прежде времени впал в маразм.
– Глеб Петрович, а какая, черт побери, связь между санкциями ООН, половыми актами и подглядыванием в окна?!
– Мне кажется, в такой ответственной операции Мерцалова кто-то еще должен страховать, то есть дублировать, чтобы свести риск провала мероприятия к минимуму. И скорее всего, это та женщина, которая убила Аль-Рашида.
Генерал задумался и минуты три молча бороздил просторы кабинета.
– Есть, конечно же, логика в твоих рассуждениях, есть. Но кто эта женщина? Абы кого не пошлют.
– Я, увы, не знаю, – со вздохом сказал Глеб, но его радовало, что генерал Потапчук принял его версию.
– Решетов уже снял охрану, вернее, уменьшил ее до прежних размеров. Что ты думаешь, Глеб, все надо вернуть на чрезвычайный режим?
– Да, думаю, охранять его надо, может быть, еще бдительнее. Выстрел может прозвучать в любой момент.
– Полагаешь, выстрел?
– Если женщина, то выстрел. И вероятнее всего, выстрел из снайперской винтовки.
Генерал Потапчук зябко поежился, словно стоял на холодном ветру.
– Да, Глеб, задал ты мне задачу. А если ты ошибаешься?
– Не исключено. Но какое-то чувство мне подсказывает, что я на верном пути.
– Чувство, чувство… – пробурчал генерал. – В нашем деле лучше полагаться не на чувства, а на факты.
А фактов у тебя нет.
– Но предположение есть, и вы с ним согласились?
– Послушай, а если Мерцалов не любил подсматривать? Вспомни убитого гомика. – Может, и Мерцалов – того…
– Могло бы быть и так, но он… – Глеб не нашелся, что сказать, дабы лишний раз не ссылаться на чувства, поднял чашку и в два глотка выпил кофе.
– Я сейчас позвоню Решетову.
– Не звоните, вдруг я паче чаяния ошибаюсь. Давайте вместе подумаем. Может, до чего-нибудь додумаемся и тогда либо опровергнем мою теорию, либо найдем ей подтверждения. А подтверждения должны быть.
– Как и опровержения.
– Естественно.
– Давай, размышляй, Глеб, и я буду думать.
Оба закурили. Глеб сидел в кресле, а генерал ходил по кабинету. Его лицо стало предельно сосредоточенным, и генерал показался Сиверову постаревшим.
А ведь когда Глеб пришел, Потапчук был бодр и свеж.
«Вот что делает с человеком работа мысли! Неужели интеллектуальный труд вреден? Хотя, наверное, все зависит от того, над чем думаешь».
– Генерал, вы же не станете спорить, что в подобных делах лучше перестраховаться, чем положиться на авось. И кстати, генерал, откуда у вас фотография Мерцалова?
– Как откуда? –Я же тебе объяснял.
– А вам не приходило в голову, что фотографию Мерцалова подсунули вам специально, чтобы отвлечь все силы на его поиски? А кто-то второй под этот шумок незаметно подберется к нашему Степанычу и нажмет на спусковой крючок.
– Но Мерцалова уже нет.
– Вот именно, на это, может быть, и рассчитывали, затевая всю операцию. Наемный убийца ликвидирован – служба охраны теряет бдительность.
– Глеб, ты прав в том, что так действительно делают. Это обычный прием, и ничего нового в нем нет. Но пораскинь мозгами: Мерцалов – очень ценный агент, это профессионал с большой буквы, такими не разбрасываются.
– Игра стоит свеч. К тому же его могли подставить и по другим причинам.
– По каким?
Глеб пожал плечами.
– Мало ли… Может, он кому-нибудь перешел дорогу, может, тому же человеку, который через посредника заказал убийство. И он решил вот таким способом от Мерцалова избавиться… Но моя версия пока имеет право на существование только на уровне бреда.
– Но в этом бреде присутствует рациональное зерно. Погоди, Глеб, – генерал уселся за стол и принялся рисовать не то снежинку, не то паука. – Значит, по-твоему получается так: послали сразу двух агентов. Одного в Рим, второго в Олен. Один убрал Аль-Рашида, второй убрал Валентина Батулина.
– По-моему, получается именно так. Кстати, генерал, неужели вас не смутило, что два убийства – в Италии и Норвегии – произошли почти одновременно?
А ведь для подобного дела нужна солидная подготовка.
Надо все изучить, тщательно продумать, выбрать место – словом, масса работы. Одному с ней не справиться.
– Угу, угу, – промычал генерал Потапчук. – Но может быть, Мерцалова кто-то вел и для него уже было все подготовлено как в Риме, так и в Олене? Ему надо было в Риме только нажать на спусковой крючок, а в Олене воспользоваться холодным оружием.
– Я так не думаю, – уверенно сказал Глеб. – В Риме действовала женщина. Если бы я, конечно, мог поехать туда…
– Куда туда – в Норвегию?
– Нет, в Италию.
– То что?
– Я изучил бы на месте все обстоятельства и уже знал бы наверняка, кто стрелял.
– К сожалению, Глеб, это невозможно по времени.
Ты не историк, а агент.
– Я понимаю.
Генерал продолжал рассуждать:
– А затем эти оба агента, если, конечно, следовать твоей теории, перебрались в Россию, но не знали о существовании друг друга…
– Именно так.
– И один из них, имя которого мы знали и фотографию которого мы имели, стал как бы приманкой, отвлекающим объектом. А второй сейчас все тщательно готовит.
– Думаю, что да.
– Надо звонить Решетову. И у меня появились недобрые предчувствия.
– Вот видите, генерал, предчувствия – вещь нужная. Интуицию со счетов списывать не стоит.
– Да, нужная, но лучше все-таки полагаться на точные факты.
Генерал подошел к телефону и уже снял трубку, но Глеб его остановил.
– Не горячитесь, Федор Филиппович, не горячитесь. У меня есть одна идея. Не спешите звонить Решетову, может быть, мы обойдемся и без его помощи.
– Рискуем, Глеб.
– Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
– Это точно. Но не поставить в известность Андрея Николаевича я не могу.
– Давайте поставим его в известность чуть позже, это всегда успеется, а пока послушайте меня.
Генерал положил трубку на место.
– Тогда говори, что у тебя за идея, я весь внимание.
Глеб вскочил с кресла, подошел к генералу Потапчуку, наклонился к нему через стол и заговорил почти шепотом. Генерал странно улыбнулся, его лицо приобрело интригански-заинтересованное выражение…
Глава 21
Ночью, лежа в своем номере при зажженном свете, Марина размышляла о том, что ей предстоит сделать, и скрупулезно планировала завтрашний день, стараясь ничего не упустить из виду, все просчитать и предугадать. Да, день обещал быть напряженным. А сейчас она чувствовала одновременно и усталость, и сладкое успокоение. Блаженство разливалось по всему телу, а вот мозг продолжал усиленно работать.
"Так-так, – перебирала Марина в мыслях, – обязательно надо купить теплые ботинки на меху, теплую куртку, желательно с капюшоном, а также варежки. Хотя нет, лучше не варежки, а перчатки. А может, все-таки варежки? Да, куплю лучше варежки. Надо подготовиться тщательно. И завтра утром обязательно следует еще раз посетить кладбище. Там все надо вымерить до шага, просчитать до секунды, осмотреть все пути отхода. Если мне не удастся забраться на колокольню церкви, придется действовать по другому варианту.
Придется где-нибудь затаиться, рядом с каким-нибудь дурацким памятником, и стрелять в общем-то в экстремальных условиях. Но я не имею права промахнуться: этот выстрел должен стать золотым в моей карьере, в моей судьбе. Я должна получить за него столько денег, сколько не получила за все предыдущие задания, за всех тех, на ком я уже поставила крест. А ведь их немало".
