Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака
– Что, суки, не ждали?! Я вам устрою Сталинград! – хриплым ликующим голосом проорал геройский тракторист. – Гаси их, мужики! Бей фашистов!
Мужики не заставили дважды повторять приглашение. Относительная тишина деревенской улицы взорвалась многоголосым матерным ревом и бабьим визгом, зазвенело разбитое брошенной кем-то бутылкой стекло кабины крановщика. «Прекратить безобразие!» – выкрикнул участковый Лузгин и самоотверженно кинулся в гущу драки – разнимать.
Захлопнув за собой дверцу кабины, капитан Зернов со второй попытки попал ключом в замок зажигания. Руки у него буквально ходили ходуном – разумеется, не от испуга, а от какого-то другого чувства, которое он сам затруднился бы с уверенностью определить: то ли от злости, то ли от обиды, то ли от едва сдерживаемого желания кого-нибудь придушить.
– А обыск-то!.. – плюхнувшись на соседнее сиденье, спохватился Самарцев.
– Не дал результатов, – сквозь зубы ответил Зернов и запустил двигатель. – Ты-то куда собрался? А как же ПМЖ?
Самарцев ответил после непродолжительной паузы.
– Ненавижу, когда ты оказываешься прав, – сказал он, – но из песни слова не выкинешь: я тут, наверное, действительно не приживусь.
Позади один за другим хлестко ударили два выстрела: отчаявшийся участковый стрелял в воздух, чтобы утихомирить драчунов, пока дело не дошло до смертоубийства. Зернов передвинул рычаг автоматической коробки передач, газанул и сразу же резко ударил по тормозам, чтобы избежать столкновения с проскочившей мимо в опасной близости серебристой «Волгой» главы сельского поселения Звонаревой.
– Драпает, сука, – с удовлетворением констатировал Самарцев.
– А ты бы на ее месте не драпал? – спросил Зернов, трогая машину с места.
Когда они миновали дорожный указатель с названием населенного пункта, на ветровое стекло упали первые капли возобновившегося дождя. Дождь быстро усиливался; Зернов включил «дворники», а Самарцев от нечего делать принялся тыкать пальцем в кнопки магнитолы, пытаясь найти по радио какую-нибудь музыку.
И будет карточка пылиться
На полке позабытых книг…
– А, чтоб тебя! – с сердцем воскликнул Самарцев и выключил радио.
Глава 15
Какие бы неприглядные тайны ни раскопал в прошлом Анатолия Степановича разговорчивый и не в меру активный господин Семибратов, дело свое Мордвинов знал неплохо и относился к нему добросовестно, творчески и с душой. В этом не было ничего удивительного: обстоятельства, которые сильнее нас, часто ставят людей на место, предназначенное для кого-то другого, заставляют осесть совсем не в том городе, где им хотелось бы жить, и поселяют под одной крышей отнюдь не с тем человеком, который мог бы сделать их счастливыми. И нужно очень много мужества и сил, чтобы переломить судьбу и отыскать свое предназначение. Это трудно, а зачастую больно и даже опасно; зато, одержав победу над бесчисленными привходящими и заняв свою, а не чужую клетку на гигантской шахматной доске мироздания, человек волшебным образом преображается. Он становится способным на многое и многого может добиться – не через «не могу», не потому, что так надо, а в охотку, с удовольствием, и плоды одержанных побед больше никогда не покажутся ему морщинистыми и горькими.
Именно это в свое время произошло с учителем истории Анатолием Степановичем – тогда еще не Мордвиновым, а Литвиновым. С тех пор утекло уже довольно много воды, и об учительстве своем Анатолий Степанович теперь вспоминал очень редко и неохотно, как о совершенной в пьяном угаре неприличной глупости наподобие танца, исполненного нагишом на столе при большом стечении народа. Было, да, из песни слова не выкинешь, а зачем я это сделал, почему, и какое мне от этого удовольствие – не спрашивайте, сам не знаю. Одно слово: перепил…
Зато теперь, вместе с прежней фамилией отряхнув прах незадавшегося прошлого со своих ног, Анатолий Степанович чувствовал себя превосходно – вот именно, в своей тарелке. У него было множество обязанностей, в большинстве своем приятных, милых его сердцу, а открывшиеся не так давно перспективы и вовсе манили радужными переливами, от которых слегка захватывало дух. Даже то, чем он занимался в данный момент, доставляло ему удовольствие, хотя сидящий за рулем «газели» Белый, как и подавляющее большинство людей на его месте, этого удовольствия не разделял.
– Направо, во двор, – глядя на экран стоящего у него на коленях ноутбука, скомандовал Анатолий Степанович.
Белый послушно притормозил, перешел на вторую передачу и свернул, куда было сказано. Микроавтобус осторожно переполз через глубокую выбоину на въезде во двор и медленно покатился по узкому, загроможденному припаркованными машинами проезду, что тянулся вдоль выстроенных в кажущийся бесконечным ряд унылых панельных пятиэтажек. Справа, за редким частоколом деревьев, которыми был засажен вытоптанный до голой земли двор, серели стены других домов, земля под деревьями и асфальт под колесами машины были устланы опавшей листвой. Одетая в грязный оранжевый жилет тетка откровенно среднеазиатской наружности шаркала метлой, сметая визитки золотой осени в конические кучи. Работы у нее был непочатый край, но дворничиха сохраняла истинно восточную невозмутимость, как будто не зарабатывала на хлеб себе и детям, а совершала моцион для собственного удовольствия.
Анатолий Степанович ее отлично понимал, поскольку сам чувствовал себя точно так же: как будто не выполнял скучную и одновременно опасную работу за деньги, а играл в увлекательную игру, правила которой придумывал и устанавливал сам по мере развития событий.
Размеренно мигающая красная точка на экране ноутбука обозначала миниатюрный радиомаяк, установленный под задним крылом мотоцикла Семибратова. Данное усовершенствование в конструкцию двухколесного транспортного средства было внесено, пока поименованный господин тешил беса на полигоне, распивая коньяк и попусту переводя баснословно дорогие снаряды. На историческом факультете пединститута такому не учат, но охота пуще неволи; Анатолий Степанович до всего дошел своим умом, и, судя по тому, что Семибратов так и не обнаружил маячок, талантливому самоучке на этот раз удалось обставить зазнавшегося и утратившего осторожность профессионала. Белая треугольная стрелка, которой было отмечено положение в пространстве их «газели», почти уперлась острием в красную точку. Поискав глазами, Мордвинов увидел мотоцикл, нахально припаркованный чуть ли не на ступеньках низкого крылечка второго с краю подъезда, и велел Белому остановить машину.
Белый, в свою очередь, проявил творческий подход: проехал дальше и, описав сложный зигзаг по внутридворовым проездам, припарковал микроавтобус на дорожке, идущей перпендикулярно дому. Теперь они могли наблюдать за подъездом, не вертя головами, прямо через ветровое стекло.
– Молодец, – одобрил действия водителя Мордвинов. – Только в следующий раз, уж будь так добр, выполняй полученный приказ сразу и дословно: сказали остановиться – останавливайся, сказали ехать – езжай.
– Извините, – помедлив, нехотя произнес Белый, – я хотел как лучше.
Мордвинов не снизошел до ответа. Закрыв и отложив в сторону ноутбук, нужда в котором временно отпала, он вооружился биноклем и принялся методично, одно за другим, осматривать окна подъезда, перед которым стоял мотоцикл Семибратова.
До этого момента в передвижениях отставного подполковника ГРУ по столице не было ничего подозрительного или хотя бы интересного. Около полудня покинув гостиницу «Космос», в которой временно остановился, он отправился в ближайший паспортный стол, где проторчал почти до трех. Оттуда он поехал прямиком в ресторан – тот самый, где познакомился с Кулешовым, из чего следовало, что это и впрямь его любимое заведение. Пообедав, он встретился в кафетерии торгового центра с каким-то человеком; Анатолию Степановичу удалось оперативно установить, что это агент по торговле недвижимостью – видимо, месье Семибратов по бедности присматривал себе квартирку в Москве. Мордвинов лично наблюдал за этой встречей, делая вид, что выбирает костюм в соседнем бутике; разговора он, естественно, не слышал, но, судя по тому, как пренебрежительно Семибратов швырнул риэлтору через стол бегло просмотренные бумаги, предложенные варианты его не устроили.
Белый откровенно скучал, всем своим видом показывая, что считает эту затею со слежкой пустой тратой времени. Его поведение казалось Анатолию Степановичу, без преувеличения, забавным. Парень, похоже, забыл, что он не партнер, а бесправный, безгласный раб, прочно насаженный на крючок грубого шантажа, и искренне считал, что неплохо устроился. Видимо, он возомнил себя особо доверенным лицом Мордвинова, и Анатолий Степанович с удовольствием предвкушал момент, когда поставит сопляка на место. Как именно это сделать, он еще не придумал, а потому не особенно торопился с экзекуцией: он любил подобные процедуры и не хотел, чтобы процесс окунания зарвавшегося мальчишки мордой в дерьмо вышел скомканным.
